Они замолчали еще на десять минут, а потом Бен категорически заявил:

– Мы должны выработать маршрут.

Анна еще раз просмотрела статью в «Геральд трибюн» и прочла вслух:

– Существуют подозрения, что он может путешествовать под именем Роберта Саймона и Джона Фридмана.

Значит, эти документы ни на что не годились.

Но почему так получилось? Бен вспомнил рассказ Лизл о том, какие меры принимались для сохранения открытого банковского счета, о том, как Питер пользовался помощью ее троюродного брата – кузена, как она называла его.

– Дешнер! – громко воскликнул он. – Судя по всему, они добрались до него. – И добавил, немного помолчав: – Я удивляюсь, почему они не назвали моего настоящего имени. Здесь указаны псевдонимы, но нигде не напечатано – Бенджамин Хартман.

– Нет, это как раз блестящий ход. Посудите сами, они знают, что вы путешествуете не под своим настоящим именем. А объявление вашего настоящего имени только замутило бы воду. Вы могли бы обратиться к вашей учительнице английского языка из Дирфилда, которая под присягой заявила бы, что Бенни, которого она отлично знала, никогда не сделал бы такой вещи. Плюс к тому, у швейцарцев имеются результаты криминологической экспертизы после стрельбы, которые полностью обеляют вас – но все это зарегистрировано за Бенджамином Хартманом. А тем, кто ведет облаву, нужно, чтобы картина была как можно более простой.

Около города Круазийе они увидели вывеску мотеля и подъехали к современному приземистому бетонному зданию. Бен давно называл про себя этот стиль «интернациональным уродством».

– Только на одну ночь, – сказал Бен, отсчитав несколько сотен франков.

– Документы? – поинтересовался стоявший с каменным лицом клерк.

– Они у нас в багаже, – извиняющимся тоном произнес Бен. – Я принесу их позже.

– Вы сказали, только на одну ночь?

– Ну да, – поддакнул Бен, смерив Анну с головы до ног театрально похотливым взглядом. – Мы приехали во Францию, чтобы провести медовый месяц.

Анна переступила через порог, прижалась к Бену и склонила голову ему на плечо.

– Это такая красивая страна, – сказала она клерку. – И такая мудрая. Я не в состоянии постичь ее.

– Медовый месяц, – повторил клерк и впервые улыбнулся.

– Если вы не возражаете, нам хотелось бы поскорее попасть в номер, – подал голос Бен. – Мы ехали несколько часов подряд. Нам очень нужно отдохнуть. – Он выразительно подмигнул.

Клерк вручил ему ключ с прицепленной тяжелой прорезиненной гирькой.

– Прямо в конце коридора. Номер 125. Если вам что-нибудь понадобится – позвоните.

Комната была скудно обставлена, пол покрывал унылый зеленый ковролин, испещренный множеством разноцветных пятен, а резкий запах освежителя воздуха не мог скрыть легкий, но безошибочно угадываемый дух плесени.

Закрыв за собой дверь, они сразу же высыпали на кровать содержимое пакета, который дал им Оскар, и свои недавние покупки. Анна раскрыла паспорт Европейского сообщества. Фотография была ее, но в нее были внесены при помощи компьютера кое-какие небольшие изменения. Анна несколько раз произнесла вслух свое новое имя, чтобы запомнить его и привыкнуть к незнакомому звучанию.

– Я все же не понимаю, чем это нам поможет, – сказал Бен.

– Как намекнул ваш Оскар, полицейские относят людей к различным категориям, даже не присматриваясь к ним по-настоящему. На профессиональном языке это называется профилированием. Если вы не кажетесь подозрительным, то вас беспрепятственно пропускают. – Анна взяла тюбик губной помады и, глядя в зеркало, принялась тщательно красить губы. Она несколько раз стирала помаду, пока не решила, что все сделано правильно.

К тому времени Бен уже ушел в ванную и принялся наносить на волосы густой пенистый краситель, выделявший резкий аммиачный запах. В инструкции было сказано, что следует подождать двадцать минут, а потом смыть краску. Там также предостерегали, что не следует красить брови, так как это грозит слепотой. Бен все же решил пойти на такой риск. При помощи кисточки он нанес вязкую жидкость на брови и застыл на месте, прижимая к векам скрученные бумажные салфетки, чтобы едкая краска не попала в глаза.

Ему показалось, что эти двадцать минут тянулись не менее двух часов. С трудом вытерпев положенное время, он встал под душ, сильно пустив воду, и открыл глаза лишь тогда, когда у него не осталось никаких сомнений, что вся перекись водорода смыта без остатка.

Выйдя из-под душа, он посмотрел на себя в зеркало и увидел вполне правдоподобного блондина.

– Поздоровайтесь с Дэвидом Пэйном, – обратился он к Анне.

Анна помотала головой.

– Слишком длинные волосы. – Она помахала электрической машинкой для стрижки, сверкавшей хромированным покрытием везде, кроме небольшой обтянутой пластиком части, за которую ее следовало держать. – Именно для этого нам и нужна эта игрушка.

Спустя десять минут его кудри оказались на полу, и он был готов надеть аккуратно сложенную форму армии США, которую подготовил для него Оскар Пейо. Превратившись в стриженного ежиком блондина, он сделался очень похожим на офицера, каким и являлся, если судить по знакам различия на зеленом форменном кителе. Он знал, что офицеры армии США обязаны носить знаки различия при воздушных перелетах. Это отнюдь не являлось самым незаметным способом путешествовать, но быть заметным так, как надо, могло оказаться самым верным средством сохранить жизнь.

– А сейчас лучше всего уносить отсюда ноги, – сказала Анна. – Чем быстрее мы уберемся из этой страны, тем меньше будет опасность. Время играет на них, а не на нас.

Взяв вещи, они прошли по коридору и вышли на стоянку автомобилей.

Дорожную сумку Анны они бросили на заднее сиденье синего «Рено». Туда же положили и пластиковый пакет, полученный от Оскара. Там лежала пустая бутылка краски для волос, остриженные волосы и прочий мусор, который они не хотели оставлять. В сложившемся положении любая, самая жалкая мелочь могла погубить их.

– Я бы сказала, что мы разыгрываем последние оставшиеся карты, – заявила Анна, когда машина снова выехала на шоссе, ведущее на север. – Штрассер был одним из основателей. Мы найдем его.

– При условии, что он еще жив.

– А есть ли хоть какие-нибудь намеки на это в досье, собранном Зонненфельдом?

– Я перечитывал его сегодня утром, – ответил Бен. – Если быть честным, то нет. А сам Зонненфельд думал, что Штрассер умер, возможно, даже несколько лет назад.

– То ли умер, то ли нет.

– Возможно, что и нет. Вы неисправимая оптимистка. Но почему вы думаете, что нас не сцапают в Буэнос-Айресе?

– Черт возьми, вы же сами говорили, что нацисты, пользующиеся всемирной дурной славой, открыто живут там уже десятки лет. От местной полиции нам следует меньше всего ожидать неприятностей.

– А как насчет Интерпола?

– Я о них подумала – они могли бы помочь нам отыскать Штрассера.

– Вы что, и впрямь спятили? Предлагаете прямиком впереться в логово льва! У них же обязательно есть ориентировка на разыскиваемых преступников, в которой проставлено ваше имя. Скажете, нет?

– Вы, судя по всему, ничего не знаете о том, какие порядки в учреждениях Интерпола. Никто не проверяет ваши документы. Вас считают тем, за кого вы себя выдаете. Я бы сказала, что иметь с ними дело – это не самая сложная операция. А у вас есть предложение получше?

– Зонненфельд сказал, что вдова Герхарда Ленца, вероятно, еще жива, – задумчиво проговорил Бен. – Почему бы не допустить, что ей может быть что-то известно?

– Все возможно.

– Я постараюсь не забыть об этом, – сказал Бен. – Вы что, серьезно считаете, будто у нас есть шансы выбраться из этой страны неопознанными?

– Из этого аэропорта не проводится ни один трансатлантический рейс. Но мы можем добраться до какой-нибудь из европейских столиц. Я предлагаю разделиться. Вполне вероятно, что они разыскивают мужчину и женщину, путешествующих вместе.

– Конечно, вы правы, – согласился он. – Я полечу через Мадрид, а вы отправляйтесь через Амстердам.