Я рассматривала её краем глаза, не поворачивая головы, чтобы не сбить с мысли и не отвлечь. Такая откровенность через большой промежуток времени дорогого стоила. Вздохнув, я кивнула:

— Я тоже должна извиниться. Не надо было мне вмешиваться и ругаться с тобой из-за вашего отца. Просто… — Я закусила губу и всё-таки призналась: — Майлз сказал страшные вещи.

Тут Нэнси резко подняла голову и, опешив, спросила:

— Страшные вещи?

— Нэнс. — Я повернулась к подруге и как можно мягче сказала: — Майлз мне рассказал о том, что ваш приёмный отец отказался от вас и отдал тётке, которая тоже выгнала. А ещё он сказал, что недавно этот мужчина объявился и пытается тебя к чему-то принудить, в обмен на оплату обучения в колледже для Мая. Можешь не придумывать ничего, не хочешь говорить об этом, не нужно. Я больше не буду об этом заикаться. Прости.

— Но Ди… — Глаза Нэнси потемнели. Она сжала губы в тонкую нить и внезапно сорвалась с места.

— Нэнси?

Я проводила её взглядом до угла и, с трудом поднявшись, побрела следом. Нэнси нашлась в комнате Майлза. Она с грохотом вываливала содержимое ящиков комода и шкафа, будто что-то искала. На не заправленную, со вчерашнего дня постель, полетели пачки с таблетками и пустые рыжие баночки. Закончив обыск, Нэнси упала на кровать и расплакалась. Ничего не понимая, я присела рядом, рассматривая гору медикаментов.

— Что это? — спросила, поднеся к глазам белую упаковку с зелёным рисунком и кричащей надписью. — Таблетки для похудения? Но зачем? Он из-за этого так быстро скинул вес?

— Да, — сквозь рыдания, ответила она и повернула голову набок. На покрасневшем лице виднелись следы усталости и чёрные синяки под глазами. — Это всё мо-я-я вина-а-а! — закричала она в истерике. — Моя! Моя…

— Нэнс. — Я обхватила руками её лицо и заставила смотреть на себя. — О чём ты говоришь?

— Я врала тебе, Ди. Всегда врала. — Она скривилась и снова заплакала.

— О чём ты мне врала? — спокойно спросила я. — Что такого ты могла скрыть, что сейчас коришь себя из-за брата?

— Обо всём. — Её губы дрогнули и расплылись лепёшкой, а глаза наполнились слезами. — Но Майлз. — Нэнси всхлипнула и бессвязно забормотала.

Мне пришлось встряхнуть её за плечи, чтобы хоть что-то разобрать.

— Я всё выслушаю, Нэнси. — Я снова заглянула ей в глаза. — Не буду перебивать. Не буду ненавидеть. Честно. Просто расскажи.

— Я врала тебе.

— Хорошо, я поняла это. Я тебя прощаю, какой бы ни была причина. Прощаю, Нэнс.

— Ладно. — Она вывернулась и, покачиваясь, уселась рядом, спрятав руки между коленок. — Мы с Майлзом выросли в семье наркоманов. — Вздрогнув, я прикусила язык, чтобы не перебить её. — Наша мать была красивой. Когда-то. Но после школы спуталась с наркоманами и родила нас, одного за другим. Мы росли в атмосфере ненависти и кайфа. Мужчины долго не задерживались рядом с ней и сменялись, словно вагоны у поезда. Нам с братом пришлось воровать, чтобы прокормиться, именно тогда я научилась вскрывать замки. — Голос Нэнси был почти мёртвым, потухшим. Она словно ковыряла рану, вытаскивая наружу отравляющий тело яд, и от этого мне становилось с каждой секундой больнее. Куда там мои проблемы по сравнению с этим. Так… цветочки на клумбе. Я даже боялась взять её за руку, чтобы подбодрить, мне казалось, что любое движение будет фальшивым. — С каждым годом мать опускалась всё больше, и в конце концов дошла до точки невозврата.

Майлз рос замкнутым, нелюдимым. Из-за того, что она носила его всё время употребляя, у него пострадали многие органы. Он же с пелёнок толстый, а товарки матери, такие же наркоманки, всё время издевались над ним из-за внешности и характера. Мне стоило больших трудов вытащить его из пучины ненависти к себе, а потом мать умерла от передоза и нас отдали в детский дом. Именно там у брата начались проблемы с общением. Через несколько лет нас усыновил мужчина, но из-за того, что мы так и не смогли найти общий язык, отдал своей троюродной сестре. И Майлз закрылся, совсем. А потом появилась ты и он как будто оттаял, я думала… — тут она зарыдала в голос, шмыгнула носом и повернулась. — Думала, что общение с тобой поможет ему стать лучше.

Мне стало очень холодно. Это же насколько я была зациклена на себе и своих проблемах, что не видела ничего дальше своего носа?

— Мы начали общаться и Майлз потихоньку приходил в себя, даже нашёл себе какую-то цель в жизни, а тут… тут ты удрала в Лос-Анджелес и позвала нас. Ты бы видела его состояние в день, когда мы получили сообщение. Он места себе не находил, рвался пешком дойти, лишь бы быстрее оказаться рядом и защитить. Ну а потом, потом ты сама знаешь, мы с тобой стали пропадать на работе, Майлз оставался в доме один на один со своими мыслями и одиночеством. — Новый виток рыданий затянулся на несколько минут.

Я глотала воздух, как воду и пыталась не упасть в обморок. Душка Майлз настолько нуждался во мне?.. А я этого не видела, или не хотела видеть.

— Я тебя использовала, — зло рассмеялась Нэнси. Но это больше походило на оправдание, чем на признание. — Я дружила с тобой из-за брата. Старалась стать похожей на тебя, чтобы он перестал настолько в тебе нуждаться. Я снова хотела стать его домом, единственным человеком, которого бы он захотел спасать. Я такая эгоистка, а теперь брат в коме. Ты же ненавидишь меня, да?! Ненавидишь? Ну же, признайся!

— Нет, — твёрдо ответила я, не отводя глаз. — Не ненавижу.

Мне было очень жаль её, такую сильную и слабую, потерянную и целеустремлённую Нэнси. Чего греха таить, я тоже пользовалась их добротой, особенно Майлзом. Я действительно искала утешения именно у него. Я тоже эгоистка. Май пострадал из-за нас обеих.

— Нэнси, — осторожно позвала я. — А что это за пустые флакончики?

— Его лекарство. Для стабилизации состояния. Мы уехали из дома почти без денег, Зое дала только на билеты. — Она упёрлась затылком в кровать и прикрыла глаза. — Тогда на пляже, я думала, что ты узнала про то, что приёмный отец решил наладить отношения. Он хотел встретиться, но Майлз отказался. Наверное, он подслушал именно этот разговор, ничего не понял и сам себя накрутил. Потом ещё Зое звонила, кричала, что мы украли у неё деньги, но ведь мы ничего не брали! — всхлипнула Нэнс. — Не брали. Она сказала, что заявит на нас в полицию, если мы по-хорошему не отдадим. Я не хотела, чтобы ты знала. Мне было страшно. Я надеялась, что ты просто сделаешь вид, что ничего не знаешь и всё будет как раньше.

— Нет. Я не знала об этом. Майлз сказал, что ваш отец, тот мужчина, перестал давать деньги Зое, поэтому она вас и выгнала. И вы приехали в Лос-Анджелес.

— Вот как, — тихо рассмеялась Нэнси. — Прости, Ди, ты доверяла нам, а мы тебе врали.

Так вот почему он просил меня не говорить об этом с Нэнси…

— Я тоже не ромашка, — отмахнулась я. — Спасибо, что поделилась. Получается, что лекарство у Майлза закончилось и он начал принимать таблетки для похудения. Ты сказала об этом врачу?

— Про выписанные да, а про эту гадость я не знала. Наверное, брат понял, что тебе понравился Эрик и захотел измениться, и не придумал ничего лучше, чем глотать всякую дрянь. У него ведь обмен веществ нарушен, просто так он бы не смог похудеть. Знаешь, Ди, я, наверное, перееду.

— Зачем?

— Мы больше не сможем общаться так, как раньше.

— Почему? — искренне удивилась я. — Знаешь, Нэнс, я ведь не врала Майлзу, когда говорила, что вы часть моей семьи, и пусть мы не всегда говорили друг другу правду, я считаю вас своими друзьями. А ты нет?

Нижняя губа Нэнси задрожала. Скривившись, она прижала руку к глазам, а потом и вовсе закрыла всё лицо. Осторожно прижав её голову к себе, я пробежала пальцами по спутанным прядям.

— Поплачь, Нэнс. Поплачь.

— Я ушла!

Надвинув на лоб кепку, я соскочила с лестницы и помчалась на остановку. Работа не ждала даже в таких условиях. Томас телефон вчера оборвал в попытке дозвониться, так что пришлось взять трубку и пообещать, что я ни при каких обстоятельствах не опоздаю и куплю кофе.