Написано К. Марксом 30 апреля 1858 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5329, 20 мая 1858 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
ПОДРОБНОСТИ ШТУРМА ЛАКНАУ
Мы располагаем, наконец, подробными сведениями о штурме и падении Лакнау. Правда, донесения сэра Колина Кэмпбелла, главный источник информации с военной точки зрения, до сих пор еще не опубликованы, но сообщений британской прессы, и особенно писем г-на Рассела в лондонской газете «Times», содержание большей части которых уже было сообщено нашим читателям, совершенно достаточно, чтобы дать общее представление о действиях нападающей стороны.
Подробные отчеты целиком подтвердили заключение, к которому мы пришли на основании телеграфных сообщений, — о невежестве и малодушии, проявленных при обороне города. Укрепления, воздвигнутые индийцами, грозные на вид, в действительности имели не больше значения, чем огненные драконы и страшные маски, которых китайские воины рисуют на своих щитах или на стенах своих городов. Каждое отдельное укрепление представляло, как казалось, неприступную позицию — всюду одни бойницы, стены с амбразурами и парапеты, всякого рода препятствия на подступах, всюду ощетинившиеся орудия и ружья. По при этом фланги и тыл каждой позиции были совершенно забыты, никто не подумал о взаимной поддержке различных укреплений, и даже пространство между укреплениями, так же как и перед ними, не было очищено, так что можно было подготовить и фронтальные и фланговые атаки, не боясь, что обороняющиеся об этом узнают; пользуясь превосходным укрытием, можно было подойти к парапетам на расстояние в несколько ярдов. Это был как раз такой конгломерат укреплений, какой можно было ожидать от группы рядовых саперов, оставшихся без офицеров и служащих в армии, где господствовали невежество и недисциплиниропанность. Укрепления вокруг Лакнау были лишь осуществлением всего сипайского метода ведения войны в форме глинобитных стен и земляных парапетов. Механическая сторона европейской тактики частично была втолкована сипаям; они достаточно хорошо знали ружейные приемы и взводную муштру; они могли также построить батарею и проделать бойницы в стене; но как сочетать действия рот и батальонов при обороне позиции или как сочетать батареи с бойницами в зданиях и стенах, чтобы устроить укрепленный лагерь, способный оказать сопротивление, — всего этого они совершенно не знали. Так, например, они ослабили прочные каменные стены своих дворцов, пробив в них чрезмерное количество бойниц, нагромоздили целые ярусы бойниц и амбразур один над другим, поместили батареи, защищенные парапетами, на крышах этих дворцов, и все это совершенно бесцельно, потому что ничего не было легче, как обойти их с флангов. В то же время, сознавая свою тактическую слабость в сравнении с врагом, повстанцы старались компенсировать ее тем, что заполняли каждый пост возможно большим числом людей, достигнув этим лишь того, что огонь английской артиллерии начал действовать с ужасающим эффектом, а всякая планомерная и систематическая оборона становилась невозможной, как только атакующие колонны нападали на эту разношерстную толпу с той стороны, откуда их не ждали. И даже когда англичанам приходилось в силу каких-либо случайных обстоятельств вести атаку на какую-нибудь сильно укрепленную позицию, то к последней, благодаря ее порочной планировке, можно было подойти, пробить брешь и штурмовать ее почти без всякого риска. Такой случай и имел место с Имамбара. На расстоянии нескольких ярдов от этого здания находилась стена из «пака» (обожженных на солнце кирпичей). К этой стене англичане подвели короткую сапу (достаточное доказательство того, что амбразуры и бойницы в верхней части здания не давали возможности вести навесный огонь по местности, непосредственно прилегающей к стене) и использовали эту самую стену, приготовленную для них самими же индийцами, в качестве позиции для штурмовой батареи! Они поставили за этой стеной два 68-фунтовых орудия (морские пушки). Самое легкое 68-фунтовое орудие в английской армии весит без лафета 87 английских центнеров, но если даже предположить, что речь шла о 8-дюймовой пушке для стрельбы лишь полыми ядрами, то и тогда самая легкая пушка этой категории весит 50 английских центнеров, а с лафетом — по меньшей мере три тонны. То, что такие пушки могли быть вообще подвезены так близко к дворцу, высотой в несколько этажей, да еще с батареей, установленной на крыше, показывает такое пренебрежение к командующим позициям и такое невежество в военно-инженерном деле, каких не мог бы проявить ни один рядовой сапер ни в одной цивилизованной армии.
Так обстоит дело с уровнем военных знаний противника, с которым пришлось столкнуться англичанам. Что касается мужества и упорства, то у обороняющихся в равной мере отсутствовало и то и другое. От Мартиньера до Мусабага туземные войска вели себя единодушно только в одном: они стремительно убегали, как только колонна врага начинала двигаться на них в атаку. Во всей серии стычек не было ничего, что можно было бы сравнить даже с побоищем (так как боем это вряд ли можно назвать) в Сикандербаге во время освобождения резидентства Кэмпбеллом. Как только атакующие части начинали наступать, повстанцы обращались в повальное беспорядочное бегство в тыл, и там, где оказывалось лишь несколько узких выходов, заставлявших сгрудившуюся толпу остановиться, они в суматохе падали, не оказывая никакого сопротивления, под залпами и штыками наступающих англичан. Во время любой из этих атак на охваченных паникой туземцев «британский штык» произвел больше опустошений, чем во всех войнах англичан в Европе и Америке, вместе взятых. На Востоке такие штыковые бои, в которых только одна сторона активна, а другая малодушно пассивна, — обычное явление во время войны; живым примером этого всякий раз служили атаки на частоколы в Бирме[350]. По словам г-на Рассела, англичане понесли главные потери от тех индийцев, которым было отрезано отступление и которые, забаррикадировавшись в комнатах какого-нибудь дворца, стреляли оттуда из окон по офицерам, находившимся во дворе и в саду.
При штурме Имамбара и Кайсарбага индийцы так стремительно бежали, что эти пункты не были даже взяты силой, — войска просто в них вошли. Но тут только и началась самая интересная сцена, ибо, как невозмутимо замечает г-н Рассел, захват Кайсарбага в тот день был настолько неожиданным, что не было даже времени принять меры против повального грабежа. Должно быть, это было веселое зрелище для истинного, свободолюбивого Джона Буля — наблюдать, как его британские гренадеры беспрепятственно растаскивали драгоценности, дорогое оружие, одежду и прочий домашний скарб его величества короля Ауда. Сикхи, гуркхи и те, кто обслуживал лагерь, были готовы подражать их примеру, и последовавшая затем сцена грабежа и разрушения, очевидно, превзошла даже изобразительный талант г-на Рассела. Каждый новый шаг вперед сопровождался грабежом и опустошением. Кайсарбаг пал 14-го, а спустя полчаса в войсках исчезла всякая дисциплина. и офицеры потеряли всякую власть над своими солдатами. 17-го генерал Кэмпбелл был вынужден назначить патрули, дабы пресечь грабеж и приостановить всякие военные действия «до тех пор, пока это своеволие не прекратится». Очевидно, войска совершенно отбились от рук. 18-го, как мы узнаем, наиболее разнузданные формы грабежа прекратились, но опустошения псе еще продолжаются без помех. Впрочем, в городе, пока авангард дрался с туземцами, стрелявшими из домов, арьергард вволю грабил и разрушал. Вечером появляется новый приказ против грабежа; каждый полк должен выслать сильные отряды, чтобы вернуть своих солдат в полк, а также не выпускать лагерную прислугу из расположения полка; никому не разрешается оставлять лагерь, кроме как по делам службы. 20-го были повторены те же самые приказы. В тот же самый день два британских «офицера и джентльмена», лейтенанты Кейп и Такуэлл, «отправились в город за добычей и были убиты в одном из домов», а 26-го положение было все еще так плохо, что были изданы самые строгие приказы о прекращении грабежа и насилий; были введены ежечасные переклички солдат; всем солдатам было строго запрещено входить в город; лагерная прислуга, если она появлялась в городе с оружием, подлежала повешению; солдаты могли иметь при себе оружие только во время несения службы, а все нестроевики должны были быть разоружены. Чтобы придать должный вес этим приказам, в «соответствующих местах» был сооружен целый ряд треугольников для порки.