Одно разоблачение, сделанное г-ном Гербертом на собрании его избирателей в южном Уилтшире, ярко рисует тот прием, при помощи которого Пальмерстон стремился разделаться с пилитами. Ничто так не дискредитировало пилитов, как их поведение во время войны с Россией, и особенно то, что они пощадили Одессу[172]; это последнее обстоятельство объясняли тем, что г-н Герберт приходится племянником князю Воронцову. В распространении всей этой ядовитой клеветы особенно отличались такие пальмерстоновские приспешники, как «Morning Post», «Sun» и «Morning Advertiser»[173]. И вот г-н Герберт заявил своим избирателям, что он-то подписал приказ атаковать Одессу, но что после его ухода с министерского поста лорд Пальмерстон издал контрприказ пощадить город. Это разоблачение стоит в одном ряду с разоблачением, сделанным лордом Джоном Расселом на собрании избирателей лондонского Сити. Как известно, Рассел провалился в результате своей дипломатической миссии в Вене[174]. Во время избирательной шумихи пропахнувшая пивом «Morning Advertiser», собственная газета имеющих патенты трактирщиков и предназначенный для толпы орган Пальмерстона — а он имеет газеты всех сортов и на все вкусы, начиная с фешенебельных салонов и кончая распивочными, — чуть не надорвалась, вопя о великой измене Рассела в Вене. Возмущенный этим бесстыдным поведением газеты, Рассел обрел, наконец, мужество поведать миру, что лорд Кларендон не разрешил ему опубликовать инструкции, составленные собственноручно самим Пальмерстоном и предписывавшие ту самую венскую политику, за которую он (Рассел) некогда поплатился своей популярностью. Один греческий философ сказал, что его соотечественники, поэты, сочинили об эллинских богах такие ужасные истории, каких никто не посмел бы рассказывать о своем злейшем враге. Современные Франция и Англия превозносят как своих богов Бонапартов и Пальмерстонов, не нуждающихся в том, чтобы их чернили какие-нибудь поэты.

Из сказанного явствует, что те немногие генералы пилитов, которые пережили свою армию, появятся снова в парламенте уже не в качестве представителей организации, а только в качестве отдельных личностей. Как личность, г-н Гладстон, избавившись теперь от обструкций клики, охваченный чувством гнева и являясь бесспорно крупнейшим оратором новой палаты, вероятно, будет играть в ней более выдающуюся роль, чем когда-либо раньте. Во время своего длительного парламентского поединка Гладстон и Дизраэли, как иногда бывает в жарких схватках, время от времени бросали свое собственное оружие, чтобы схватить оружие противника. До некоторой степени Гладстон усвоил полемическую язвительность Дизраэли, а Дизраэли перенял напыщенную елейность Гладстона, едва ли выиграв от этого обмена.

Расставаясь с пилитами, мы можем еще указать на иронию истории, которая приурочила рождение этой фракции к моменту распада старых парламентских партий под действием Лиги против хлебных законов, а теперь констатирует ее смерть одновременно с исчезновением из парламента манчестерской школы.

Написано К. Марксом 7 апреля 1857 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4994, 22 апреля 1857 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Лондон, 7 апреля 1857 г.

Недавно изданные отчеты фабричных инспекторов за полугодие, истекшее 31 октября 1856 г.[175], составляют ценный материал для изучения социальной анатомии Соединенного королевства. Они в немалой степени помогут объяснить реакционную позицию, занятую фабрикантами на нынешних всеобщих выборах.

Во время сессии 1856 г. через парламент контрабандой протащили фабричный акт, при помощи которого «радикальные» фабриканты, во-первых, изменили уже существующий закон в части, касающейся ограждения механических приводов и машин, и, во-вторых, ввели принцип арбитража при спорах между хозяевами и рабочими. Целью одного закона была якобы более действенная охрана жизни и безопасности фабричных рабочих; целью другого — подчинение этой охраны дешевым судам справедливости[176]. На деле же этот последний закон должен был поставить фабричного рабочего вне закона, а первый — лишить его безопасности. Цитирую следующие слова из сводного отчета инспекторов:

«Согласно новому законодательному акту, лица, находящиеся в силу своих обычных занятий вблизи от механических приводов и, следовательно, хорошо знакомые как с опасностями, которые сопряжены с работой на приводах, так и с необходимостью принимать меры предосторожности, пользуются покровительством закона; но этого покровительства лишены те лица, которые могут оказаться вынужденными прервать свое обычное занятие ради исполнения специальных поручений и подвергнуть себя опасности, которой они не сознают и от которой в силу своего неведения они не могут себя предохранить, то есть как раз те лица, которые, казалось бы, нуждаются в специальной охране со стороны законодательства».

Статья об арбитраже, в свою очередь, предписывает, чтобы арбитры выбирались из лиц, «сведущих в конструкции того рода машин», которыми причинено физическое увечье. Одним словом, монополией арбитража наделяются инженеры и конструкторы машин.

«Нам кажется», — говорят инспектора, — «что инженеров и конструкторов машин следует рассматривать как лиц, неправомочных выполнять функции фабричных арбитров по причине их деловых связей с владельцами фабрик, так как они являются их клиентами».

Нет ничего удивительного в том, что при таких условиях число несчастных случаев, причиненных машинами, как-то: смерть, потеря кистей рук или целой руки, целой ноги или ступни, перелом конечностей, черепа и лицевых костей, ранения, ушибы и т. д. за полугодие, истекшее 31 октября 1856 г., составляет ужасающую цифру — 1919. В промышленном бюллетене за полгода зарегистрировано двадцать смертных случаев из-за машин — приблизительно в десять раз больше, чем потерял британский флот во время «славного» кантонского побоища[177]. Поскольку, таким образом, фабриканты вовсе не стремятся охранять жизнь и безопасность своих рабочих, но ищут лишь способа избавиться от необходимости платить за руки и ноги, которые те потеряли у них на работе, а также сбросить со своих собственных плеч издержки по износу своих живых машин, то не приходится удивляться тому, что, согласно официальным отчетам, «возрастает количество случаев удлинения рабочего дня в нарушение фабричного акта». Согласно определению этого акта, удлинение рабочего дня означает принуждение подростков работать большее число часов в день, чем дозволено законом. Это делается различными способами: либо начинают работу раньше 6 часов утра, либо не прекращают ее в 6 часов вечера, либо сокращают рабочим перерывы для еды, установленные законом. В течение дня паровая машина пускается в ход трижды, а именно, когда работа начинается утром и когда она возобновляется после перерывов на завтрак и обед; она также трижды останавливается, а именно, в начале каждого перерыва для еды и при прекращении работы вечером. Таким образом, имеется шестикратная возможность украсть по 5 минут, что в сумме составляет полчаса в день. Работа, удлиненная на 5 минут в день, помноженная на недели, дает два с половиной рабочих дня в год; но мошенническое удлинение рабочего дня далеко выходит за эти рамки. Цитирую слова г-на Леонарда Хорнера, фабричного инспектора в Ланкашире:

«Прибыль, которую можно получить посредством такого незаконного удлинения рабочего дня, составляет для фабрикантов, по-видимому, слишком большой соблазн, чтобы не поддаться ему. Они рассчитывают не попасться; а когда они видят, как ничтожны были для тех, кто попался, штраф и судебные издержки, которые пришлось уплатить, то они находят, что и в случае, если они будут изобличены, они останутся еще в значительном выигрыше».