Накануне закрытия сессии палаты общин лорд Пальмерстон воспользовался ее предпоследним заседанием[221], дабы вкратце поведать ей о тех развлечениях, которые он припас для английской публики на время междуцарствия, отделяющего минувшую сессию от сессии предстоящей. Первый пункт его программы содержит извещение о возобновлении войны с Персией — войны, которая, согласно его же заявлению, сделанному несколько месяцев тому назад, была окончательно прекращена мирным договором, заключенным 4 марта. Когда генерал сэр де Лейси Эванс выразил надежду, что полковнику Джейкобу уже дан приказ вернуться в Индию со своей воинской частью, ныне находящейся на берегу Персидского залива, лорд Пальмерстон откровенно заявил, что до тех пор, пока Персия не выполнит взятых по договору обязательств, войска полковника Джейкоба не могут быть выведены из ее пределов. Герат, однако, все еще не эвакуирован. Напротив, даже ходили слухи, что Персия послала в Герат новые воинские силы. Правда, персидский посол в Париже опроверг эти слухи, но искренность Персии не без основания вызвала большие сомнения, и потому-де британские войска под командой полковника Джейкоба по-прежнему останутся в Бушире. На следующий день после заявления лорда Пальмерстона телеграф принес известие, что г-н Марри предъявил персидскому правительству категорическое требование эвакуировать Герат — требование, которое вполне можно рассматривать как предвестие нового объявления войны. Таков первый международный результат индийского восстания.

Во втором пункте программы Пальмерстона недостаток деталей восполняется широтой развертываемых им перспектив. Когда Пальмерстон впервые объявил об отправке из Англии значительных вооруженных сил в Индию, то на обвинения своих противников в том, что он лишает Великобританию ее средств защиты и тем самым предоставляет иностранным державам удобный случай воспользоваться ослаблением ее позиции, он ответил, что

«народ Великобритании никогда не допустит ничего подобного и что в случае какой-либо неожиданности будет набрано сразу же и в кратчайший срок столько людей, сколько понадобится».

Теперь же, накануне закрытия парламентской сессии, он заговорил совсем в ином тоне. Он уже не возражал, как прежде, против предложения генерала де Лейси Эванса — отправить в Индию войска на винтовых линейных кораблях — и не отстаивал превосходства парусов перед винтовым двигателем, а напротив, соглашался с тем, что на первый взгляд план генерала имеет, по-видимому, огромные преимущества. Однако палате следует-де иметь в виду, что

«есть и другие соображения, с которыми приходится считаться, относительно целесообразности содержания в стране достаточного количества военно-морских сил… Некоторые обстоятельства указывают на нецелесообразность отправки из страны более крупных морских сил, чем это диктуется безусловной необходимостью. Конечно, паровые линейные корабли обычно стояли в бездействии и в настоящее время не приносят особой пользы; но если произойдут события, подобные тем, на которые здесь намекали, и военно-морским силам понадобится выйти в море, как смогут они отразить грозящую опасность, если линейные корабли будут заняты перевозкой войск в Индию? Было бы серьезной ошибкой отправлять в Индию флот, который ввиду создавшегося положения в Европе, быть может, придется в кратчайший срок привести в боевую готовность для своей собственной защиты».

Нельзя отрицать, что лорд Пальмерстон ставит Джона Буля перед очень щекотливой дилеммой. Если Джон Буль примет соответствующие меры к решительному подавлению индийского восстания, то он подвергнется нападению у себя на родине; если же он допустит, чтобы индийское восстание усилилось, то, по словам г-на Дизраэли, он «обнаружит на сцене, помимо индийских князей, других действующих лиц, с которыми ему придется вести борьбу».

Прежде чем бросить взгляд на «положение в Европе», на которое делались столь таинственные намеки, быть может, будет нелишним привести признания, высказанные на том же заседании палаты общин по поводу нынешнего положения британских войск в Индии. Прежде всего, как бы по взаимному уговору, все радужные надежды на то, что Дели будет немедленно взят, оставлены, и преувеличенные ожидания прежних дней уступили место более трезвому взгляду на вещи, а именно, что будет еще очень хорошо, если англичане сумеют удержать свои позиции до ноября, когда должны прибыть подкрепления, отправленные из Англии. Во-вторых, появились опасения, что возможна потеря англичанами важнейшей из этих позиций — Канпура, от участи которого, как говорил г-н Дизраэли, должно зависеть все и освобождению которого он придавал даже больше значения, нежели взятию Дели. Благодаря его центральной позиции на Ганге, его влиянию на Ауд, Рохилканд, Гвалиор и Бунделкханд, а также благодаря тому, что он служит форпостом для Дели, Канпур в данной обстановке действительно является пунктом, имеющим первостепенное значение. Наконец, один из членов палаты, сэр Ф. Смит, по профессии военный, обратил внимание палаты на то, что в индийской армии, которой располагают англичане, фактически нет инженеров и саперов, так как все они дезертировали, и, вероятно, «Дели будет превращен во вторую Сарагосу». С другой стороны, лорд Пальмерстон не позаботился о том, чтобы отправить из Англии некоторое количество офицеров или солдат инженерных войск.

Возвращаясь теперь к вопросу о европейских событиях, которые, как говорится, «вырисовываются в будущем», мы прежде всего с удивлением читаем комментарий, которым лондонская газета «Times» сопровождает намеки лорда Пальмерстона. Может случиться, пишет газета, что теперешний французский режим будет свергнут или Наполеон покинет бренный мир, и тогда наступит конец союзу с Францией, на котором зиждется современная система безопасности. Другими словами, «Times», влиятельный орган британского кабинета, считает, что во Франции в любой момент может вспыхнуть революция, и вместе с тем заявляет, что нынешний союз основывается не на симпатиях французского народа, а только на тайном соглашении с французским узурпатором. Кроме перспективы революции во Франции, существует дунайский спор[222]. Он не был прекращен аннулированием выборов в Молдавии, а лишь вступил в новую фазу. Существует, кроме того, еще скандинавский Север, который в недалеком будущем неизбежно станет ареной сильных потрясений и, возможно, даже даст сигнал к международному конфликту в Европе. Мир еще не нарушен на Севере, потому что там с нетерпением ждут двух событий — смерти шведского короля и отречения от престола нынешнего короля Дании. На последнем съезде естествоиспытателей в Христиании шведский наследный принц решительно высказался за объединение Скандинавии. Наследный принц — человек во цвете лет, обладающий решительным и энергичным характером, и скандинавская партия, в рядах которой находится пылкая молодежь Швеции, Норвегии и Дании, будет рассматривать его вступление на престол как удобный момент для того, чтобы взяться за оружие. С другой стороны, немощный, выживший из ума датский король Фредерик VII наконец получил, говорят, от своей морганатической супруги, графини Даннер, разрешение удалиться в частную жизнь, в чем она ему до сих пор отказывала. Именно из-за нее дядя короля, принц Фердинанд, предполагаемый наследник датского престола, был вынужден уйти от государственных дел, к которым он потом вернулся в результате соглашения между остальными членами королевской фамилии. Говорят, что в настоящее время графиня Даннер склонна сменить свое местопребывание в Копенгагене на Париж и даже побудить короля распроститься с треволнениями политической жизни и передать скипетр принцу Фердинанду. Этот принц Фердинанд, которому уже около шестидесяти пяти лет, всегда занимал по отношению к копенгагенскому двору такую же позицию, как граф д'Артуа— впоследствии Карл Х — по отношению к тюильрийскому двору. Настойчивый, суровый и ревностный в своих консервативных убеждениях, он никогда не снисходил до того, чтобы притворяться сторонником конституционного режима. Однако первым условием его восшествия на престол должно быть принесение присяги конституции, которую он открыто ненавидит. Отсюда вполне вероятны международные осложнения, которые скандинавская партия как в Швеции, так и в Дании твердо решила использовать в своих собственных интересах. С другой стороны, конфликт между Данией и германскими герцогствами Гольштейном и Шлезвигом, требования которых поддерживаются Пруссией и Австрией[223], еще более осложнил бы положение и втянул бы Германию в борьбу на Севере, между тем как Лондонский протокол 1852 г., гарантирующий датский престол принцу Фердинанду[224], может вовлечь в эту борьбу Россию, Францию и Англию.