Сэр Роберт Пиль, парламентский крестный отец закона 1844 г., и лорд Оверстон, духовный отец этого закона, запретившего Английскому банку выпуск банкнот на сумму свыше 14500000 ф. ст. иначе, как под обеспечение золотом, — льстили себя надеждой, что они предупредили возможность таких денежных затруднений и паники, какие периодически происходили между 1815 и 1844 годами. Но в течение десятилетия их ожидания были дважды обмануты, несмотря на то, что закон получил чрезвычайно ощутительную и неожиданную поддержку в связи с открытием новых богатых месторождений золота. Как видно из свидетельских показаний, представленных комиссии, паника в 1847 и 1857 гг. была еще более сильной и разрушительной, чем когда-либо раньше. Дважды, в 1847 и в 1857 гг., правительству пришлось нарушить закон об Английском банке, чтобы спасти Банк и вращающийся вокруг него финансовый мир.
Казалось, комиссия должна была бы прийти к одному из двух весьма простых выводов: либо периодическое нарушение закона правительством было правильно, и в таком случае неправилен был самый закон, либо закон был составлен правильно, и тогда надо было запретить правительству нарушать его по своему произволу. Но поверит ли читатель, что комиссия умудрилась одновременно оправдать и необходимость существования закона и периодические его нарушения? Законы обычно имеют своим назначением ограничивать неограниченную власть правительства. В данном случае, напротив, закон, по-видимому, оставляют в силе только для того, чтобы оставить в силе неограниченное право исполнительной власти обходить его. Письмо правительства, уполномочивающее Английский банк производить учет и выдавать ссуды под установленное обеспечение свыше лимита денежного обращения, предписанного в законе 1844 г., было издано 12 ноября, но вплоть до 30 ноября Английскому банку приходилось ежедневно выбрасывать в обращение банкноты в среднем на сумму около полумиллиона фунтов стерлингов сверх установленного законом лимита. 20 ноября незаконное превышение суммы денег в обращении равнялось приблизительно одному миллиону. Нужно ли после этого доказывать, как вредна и бесполезна была попытка сэра Роберта Пиля «урегулировать» денежное обращение? Вполне права комиссия, утверждая, «что никакая система денежного обращения не может оградить торговую страну от последствий ее собственного неблагоразумия». Однако это мудрое замечание неуместно. Вопрос заключался, скорее, в том, могут или нет законодательные меры искусственно усилить денежную панику, представляющую собой только одну из фаз торгового кризиса. В оправдание закона об Английском банке комиссия говорит:
«Главной целью законодательства, о котором идет речь, было, без сомнения, обеспечить изменения в объеме бумажного денежного обращения королевства согласно тем же самым законам, по которым изменяется объем металлического денежного обращения. Никто не станет утверждать, что эта цель не была достигнута».
Отметим прежде всего, что комиссия отказывается выразить свое мнение относительно законов, по которым изменяется объем металлического денежного обращения; причина этого заключается в опасении комиссии, что ей «не удастся прийти к какому-либо выводу без значительного расхождения во мнениях». По мнению сторонников чисто металлического денежного обращения, возглавлявшихся сэром Робертом Пилем, это обращение должно сокращаться или расширяться в соответствии с состоянием вексельного курса, то есть, другими словами, золото должно приливать в страну при благоприятном курсе, а при неблагоприятном утекать из нее. В первом случае общий уровень цен должен повышаться; во втором — он должен падать. Но если предположить, что такие резкие колебания цен присущи исключительно металлическому обращению, то г-н Дж. Ст. Милль был несомненно прав, когда утверждал в комиссии, что цель, которой должно служить бумажно-денежное обращение, заключается в исправлении и предотвращении подобных катастрофических превратностей, а отнюдь не в подражании им.
Однако факты показали, что предпосылки, из которых исходят в своих рассуждениях сторонники чисто металлического денежного обращения, являются лишь плодом их фантазии. В странах, где нет кредитных операций, а следовательно, нет и бумажно-денежного обращения, запасы золота и серебра повсеместно скопляются у частных лиц; примерно так до последнего времени обстояло дело во Франции, и до сих пор еще так обстоит дело в значительно большей мере во всех азиатских странах. Когда неблагоприятный вексельный курс вызывает отлив драгоценных металлов из страны, то эти запасы вовлекаются в оборот в результате повышения ставки учётного процента. Когда же вексельный курс становится благоприятным, то избыток драгоценных металлов снова переходит в запас. Ни в том, ни в другом случае в обращении не создается пустоты или, наоборот, избытка денег. Отлив и прилив драгоценных металлов влияют на состояние частных запасов, а не на состояние денежного обращения, и никоим образом не воздействуют на общий уровень цен. Что же остается тогда от апологии закона 1844 г. об Английском банке со стороны комиссии, утверждающей, будто в периоды напряжения денежного рынка закон этот имеет тенденцию создавать внезапные колебания цен, которые, как она ошибочно предполагает, происходят на основе чисто металлического денежного обращения? Но, говорит комиссия, законом сэра Роберта Пиля гарантируется, по крайней мере, размен банкнот, а это первая обязанность Банка. Далее комиссия присовокупляет:
«Необходимое обеспечение, которое хранится в подвалах этого учреждения согласно положениям закона 1844 г., является большим, чем обеспечение, какое когда-либо хранилось там в прежние периоды напряжения денежного рынка. Во время кризиса в 1825 г. металлический запас сократился до 1261000 ф. ст., в 1837 г. до 3831000 ф. ст. и в 1839 г. до 2406000 фунтов стерлингов; между тем, самыми низкими точками, на которых он находился после 1844 г., были: 8313000 ф. ст. в 1847 г. и 6080000 ф. ст. в 1857 году».
Прежде всего, в указанные здесь периоды паники обмен банкнот сохранялся не потому, что Английский банк обладал достаточным запасом драгоценных металлов, чтобы выполнить свои обязательства, а просто потому, что от него не требовали их оплаты в золоте. Так, например, в 1825 г. Банк выдержал наплыв требований, выпустив банкноты достоинством в 1 фунт стерлингов. Если сравнительно более крупные металлические запасы 1847 и 1857 гг. считать просто следствием закона 1844 г., то на том же основании следует приписать этому закону и тот факт, что в 1857 г. металлический запас, несмотря на австралийское и калифорнийское золото, сократился более чем на 2000000 ф. ст. по сравнению с уровнем 1847 года. И хотя Английский банк имел вдвое или втрое большее количество золота, чем то, которым он обладал в 1825 и 1836 гг., он все же, в силу положений закона сэра Роберта Пиля, очутился в 1847 и 1857 гг. на грани банкротства. По словам управляющего Банком, весь резерв банковского департамента 12 ноября 1857 г., то есть в день издания письма казначейства, составлял только 580 751 фунт стерлингов; в то же самое время его вклады выражались в сумме 22500000 ф. ст., из которых около 6500000 ф. ст. принадлежали лондонским банкам. Если бы не появилось письмо казначейства, всю лавочку пришлось бы закрыть. Повышение или понижение ставки учетного процента— а Банк признается, что у него нет другого средства воздействовать на денежное обращение, — является приемом, который применялся и до издания закона 1844 г. и который, конечно, можно было бы применять и после его отмены. Но, заявляет Банк, директора хотят, чтобы их достоинство поддерживалось с помощью закона, и было бы нецелесообразно «предоставить им действовать соответственно их собственной мудрости и решительности». В обычные времена, когда закон о Банке заведомо является мертвой буквой, директора хотят найти поддержку в той фикции, что он должным образом функционирует, а в моменты напряжения — единственные моменты, когда этот закон вообще только и может действовать, — они хотят избавиться от него с помощью правительственного указа.
