Она пыталась вообразить, как она его представляет своим светским друзьям — его, неуклюжего, неграмотного, грубого человека.
Джэн задумчиво вошла в свою комнату, села на край постели из трав, прижав руку к тревожно дышащей груди, и вдруг почувствовала под блузой твердые очертания его медальона.
Джэн Портер вынула медальон и с минуту смотрела на него затуманенными от слез глазами. Потом прижала его к губам, зарыла лицо свое в папоротники и зарыдала.
— Зверь? — прошептала она. — Пусть тогда бог тоже обратит меня в зверя; потому что, человек ли он или зверь — я его!
В тот день она не видела больше Клейтона. Эсмеральда принесла ей ужин, и она велела ей передать отцу, что ей нездоровится.
Следующим утром Клейтон рано ушел со спасательной экспедицией в поиски за лейтенантом д'Арно. На этот раз отряд состоял из двухсот человек, при десяти офицерах и двух врачах. Провианта было заготовлено на неделю.
Были взяты с собой постельное белье и койки — для переноса больных и раненых.
Это был решительный и свирепый отряд — карательная, а вместе с тем и спасательная экспедиция. Они добрались до места схватки вскоре после полудня, потому что шли теперь по знакомой дороге и не теряли времени в разведках.
Оттуда слоновая тропа прямо вела в поселок Мбонги. Было всего два часа, когда голова экспедиции остановилась на опушке.
Лейтенант Шарпантье, командовавший отрядом, тотчас же послал часть его через джунгли к противоположной стороне поселка. Другая часть была послана занять позицию перед его воротами, в то время, как сам лейтенант с остатком отряда остался на южной стороне поляны. Было условлено, что откроет нападение тот отряд который должен был занять северную, наиболее отдаленную позицию, чтобы дать ему время дойти. Их первый залп должен был служить сигналом для одновременной атаки со всех сторон, чтобы сразу штурмом овладеть поселком.
Около получаса отряд с лейтенантом Шарпантье ждал сигнала, притаившись в густой листве джунглей. Эти полчаса показались целыми часами матросам. Они видели, как туземцы работают на полях и снуют у ворот поселка.
Наконец, раздался сигнал — резкий ружейный выстрел, и ответные залпы дружно понеслись из джунглей к западу и к югу.
Туземцы в панике побросали свои орудия и кинулись к палисаду. Французские пули косили их, и матросы, перепрыгивая через простертые тела, бросились прямо к воротам.
Нападение было так внезапно и неожиданно, что белые докатились до ворот прежде, чем испуганные туземцы успели забаррикадироваться, и в следующую минуту улица наполнились вооруженными людьми, сражавшимися врукопашную в безвыходной путанице хижин.
Несколько минут черные стойко сражались при входе на улицу, но револьверы, ружья и кортики французов смяли туземцев копейщиков и перебили черных стрелков с их полунатянутыми тетивами.
Скоро бой перешел в преследование и затем в страшную резню: французские матросы нашли обрывки мундира д'Арно на некоторых из черных противников.
Они щадили детей и тех женщин, которых они не были вынуждены убивать для самозащиты. Но, когда, наконец, они остановились, задыхаясь, покрытые кровью и потом, — во всем диком поселке Мбонги не осталось ни одного воина. Тщательно обыскали каждую хижину, каждый уголок поселка, но не могли найти ни малейшего следа д'Арно. Знаками они допросили пленных, и, наконец, один из матросов, служивший во французском Конго, заметил, что они понимают ломаное наречие, бывшее в ходу между белыми и наиболее низко стоящими племенами побережья. Но даже и тогда они не смогли узнать ничего положительного о судьбе д'Арно.
На все вопросы о нем им отвечали возбужденной жестикуляцией или гримасами ужаса. Наконец, они убедились, что все это лишь доказательство виновности этих демонов, которые две ночи тому назад умертвили и съели их товарища.
Потеряв всякую надежду, они стали готовиться к ночевке в деревне. Пленных собрали в трех хижинах, где их сторожил усиленный караул. У загороженных ворот были поставлены часовые, и весь поселок погрузился в молчание сна, нарушаемое лишь плачем туземных женщин о своих мертвецах.
На следующее утро экспедиция двинулась в обратный путь. Моряки предполагали сначала сжечь поселок дотла, но эту мысль не выполнили и не взяли с собой пленных. Они остались в поселке плачущие, но все же имея крышу над головой и палисады для защиты от диких зверей.
Экспедиция медленно шла по вчерашним следам. Десять нагруженных коек задерживали ее ход. В восьми койках лежали наиболее тяжело раненые, а двое гнулись под тяжестью мертвецов.
Клейтон и лейтенант Шарпантье шли в тылу отряда; англичанин молчал из уважения к горю своего спутника, так как д'Арно и Шарпантье были с детства неразлучными друзьями.
Клейтон не мог не сознавать, что француз тем более остро чувствует свое горе, что гибель д'Арно была совершенно напрасной; Джэн Портер оказалась спасенной прежде, чем д'Арно попал в руки дикарей и, кроме того, дело, в котором он потерял жизнь, было вне его службы и было затеяно ради чужих. Но когда Клейтон высказал все это лейтенанту Шарпантье, тот покачал головой:
— Нет, monsieur, — сказал он. — Д'Арно захотел бы умереть так. Я огорчен лишь тем, что не мог умереть за него, или, по крайней мере, вместе с ним. Жалею, что вы его не знали
ближе, monsieur. Он был настоящим офицером и джентльменом — вполне предоставленное многим, но заслуженное очень немногими. Он не умер бесполезно, потому что смерть его за дело чужой американской девушки заставит нас, его товарищей, встретить смерть еще смелее, какова бы она ни была.
Клейтон не ответил, но в нем зародилось новое чувство уважения к французам, оставшееся с тех пор и навсегда непомраченным.
Было очень поздно, когда они дошли до хижины на берегу. Один выстрел перед тем, как они вышли из джунглей, известил бывших в лагере и на корабле, что д'Арно не спасен;
— было заранее условлено, что когда они будут в одной или двух милях от лагеря, один выстрел будет означать неудачу, а три — удачу, в то время как два выстрела означали бы, что они не нашли ни д'Арно, ни его черных похитителей.
Их встретили печально-торжественно, и не много слов было произнесено, пока мертвые и раненые, заботливо размещенные на шлюпках, не были тихо отвезены на крейсер.
Клейтон, изнуренный пятидневной трудной ходьбой по джунглям я двумя схватками с черными, вошел в хижину, чтобы съесть что-нибудь и отдохнуть на сравнительно удобной постели из трав.
У дверей стояла Джэн Портер.
— Бедный лейтенант! — сказала она. — Нашли ли вы хоть след его?
— Мы опоздали, мисс Портер, — ответил он печально.
— Говорите мне все! Что с ним случилось?
— Не могу, мисс Портер! Это слишком ужасно.
— Неужели они пытали его? — прошептала она.
— Мы не знаем, что они делали с ним перед тем, как убили его, — ответил Клейтон с выражением жалости на измученном лице, делая ударение на «перед тем».
— "Перед тем'', как они убили его? Что вы хотите сказать? Они не? … Они не? … — Она подумала о том, что Клейтон сказал о вероятных отношениях лесного человека с этим племенем, и не могла произнести ужасного слова.
— Да, мисс Портер, они — каннибалы, — сказал он почти с горечью, потому что и ему пришла в голову мысль о лесном человеке, и страшная беспричинная ревность, испытанная им два дня тому назад, снова охватила его.
И тогда с внезапной грубостью, столь же чуждой Клейтону, как вежливая предупредительность чужда обезьяне, — он сгоряча сказал:
— Когда ваш лесной бог ушел от вас, он, наверное, торопился на пир.
Об этих словах Клейтон пожалел еще раньше, чем договорил их, хотя и не знал, как жестоко они уязвили девушку. Его раскаяние откосилось к тому безосновательному вероломству, которое он проявил по отношению к человеку, спасшему жизнь каждому из них и ни разу не причинившему никому из них вреда.
Девушка гордо вскинула голову.
— На ваше утверждение мог бы быть один подходящий ответ, м-р Клейтон, — сказала ока ледяным тоном, — и я жалею, что я не мужчина, чтобы дать вам такой ответ. — Она быстро повернулась к ушла в хижину.
