С гневным ворчанием отошел он от туши оленя. Но, дойдя до середины поляны, вдруг смолк. Его крупная голова опустилась и вытянулась, тело приникло к земле, длинный хвост задрожал, и, крадучись, лев стал пробираться к деревьям на противоположную сторону поляны.

Тарзан тотчас же насторожился. Что могло привлечь внимание Нумы и заставить его забыть о своем поражении? Как только лев скрылся за деревьями, Тарзан почуял в воздухе запах человека. Прикрепив оставшийся кусок мяса к сучковатой ветке, он обтер жирные ладони о свои голые бедра и по верхушкам деревьев пустился вслед за Нумой. Широкая, проторенная дорожка вела от поляны к лесу. Параллельно этой дорожке, прячась между стволами, крался Нума, а над ним высоко в воздухе, словно призрак, двигался белый человек. Оба они одновременно увидели добычу Нумы. Впрочем, их тонкое обоняние уже раньше им сообщило, что это был черный человек, а Тарзан кроме того почувствовал еще, что это был старый незнакомый ему мужчина, потому что и раса, и пол, и возраст имеют свой отличительный запах.

Это был старый человек, одиноко пробиравшийся сквозь темные джунгли; сморщенный, высохший старикашка, весь изуродованный рубцами и татуировкой. Его плечи были покрыты шкурой гиены, и высохшая голова животного покоилась на его поседевшей макушке. По особым знакам на ушах Тарзан узнал в нем знахаря и с нетерпением стал ожидать, что собирается предпринять Нума. Тарзан недолюбливал знахарей Но в тот самый момент, когда Нума уже сделал прыжок, белый человек вдруг вспомнил, что месть сладка, и что лев несколько минут тому назад похитил его добычу.

Услыхав за собой треск сухих веток, чернокожий знахарь обернулся и увидел в двадцати шагах от себя огромного черногривого льва, который бежал прямо на него. И прежде чем знахарь успел опомниться, он уже был в лапах Нумы. В это мгновение Тарзан спрыгнул с ветки, всей тяжестью упал на спину хищника и погрузил свой нож в его спину под левую лопатку. Обмотав длинную гриву вокруг своей правой руки, он вонзил зубы в шею льва и обвил его туловище своими могучими ногами.

Нума заревел от боли и ярости, поднялся на задние лапы и упал на спину. Тарзан обладал нечеловеческой силой; он ни на минуту не выпускал льва из своих железных объятий и без перерыва вонзал свой нож в его бок. Несчастный зверь катался по земле, кусая и царапая воздух, рыча и корчась от невероятных усилий схватить страшное существо, сидевшее у него на спине. Тарзан сам был весь исцарапан, избит и покрыт кровью Нумы и липкой грязью; не раз лев почти сбрасывал его со своей спины, но приемыш обезьяны ни на единый миг не ослабил своих объятий, ни на мгновение не выпустил густой, всклокоченной гривы своего врага. Выпусти он ее хотя на миг, он сразу сделался бы жертвой кривых когтей и острых клыков, и карьера воспитанного джунглями английского лорда навсегда была бы окончена!

Знахарь лежал на том месте, где его настиг лев. Весь разодранный, истекающий кровью, он не в силах был подняться и убежать отсюда, и волей-неволей должен был наблюдать за ожесточенной битвой двух владык джунглей. Его провалившиеся глаза заблестели, сморщенные губы зашевелились над беззубыми деснами, бормоча заклинания неведомым демонам.

Он нисколько не сомневался в исходе битвы: конечно, странный белый человек должен пасть жертвой великого Симбы! Где же слыхано, чтобы человек, вооруженный одним только ножом, убил такого могучего зверя?

Но вдруг глаза чернокожего расширились: он усомнился в правильности своих предположений. Что же это было за необыкновенное существо? Оно сражалось с Симбой и не сдавалось царю зверей! И вдруг в памяти его встала поблекшая от времени картина давно прошедших дней: много лет тому назад он видел в джунглях гибкого белокожего юношу, несшегося по деревьям во главе целого стада громадных обезьян. Глаза старика замигали: в них отразился суеверный страх человека, который верит в духов и демонов.

И теперь старый знахарь уже не задумывался над тем, кто одержит победу. Он знал, что этот бог джунглей убьет Симбу; и сейчас он опасался за свою судьбу еще более, чем прежде, когда он был уверен, что ему придется погибнуть в лапах льва.

Он видел, как лев начинает слабеть от потери крови, как его могучее тело дрожит и шатается. И вот, наконец, зверь свалился на землю, и ему больше уже не подняться. Знахарь видел, как лесной демон поднялся с побежденного врага и, поставив ногу на все еще трепещущее тело, поднял лицо к луне и из груди его вырвался такой дикий, лающий крик, что в жилах старого колдуна застыла кровь…

Тарзан обернулся к старику. Он убил Нуму не для того, чтобы спасти негра; он сделал это исключительно из мести ко льву. Но когда он увидел перед собой беспомощного умирающего старика, чувство, близкое к жалости, закралось в его дикое сердце. В свои молодые годы он убил бы знахаря, не задумываясь, но цивилизация оказала свое смягчающее действие и на него, хотя и не сделала его ни трусливым, ни изнеженным. Он видел, что старик был уже при смерти и страдал. Нагнувшись к нему, Тарзан осмотрел его раны и остановил кровотечение.

— Кто ты? — дрожащим голосом спросил старик.

— Я Тарзан из племени обезьян, — отвечал человек-обезьяна, и в голосе его звучала не меньшая гордость, чем если бы он сказал: «Я Джон Клейтон, лорд Грейсток».

Знахарь вздрогнул и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, в них была твердая решимость стойко перенести все пытки, которые готовил ему этот страшный дух лесов.

— Что же ты не убиваешь меня? — спросил он.

— Зачем мне убивать тебя? — проговорил Тарзан. — Ты не сделал мне зла. К тому же ты все равно уже умираешь, Нума-лев убил тебя.

— Так ты не убил бы меня?

Удивление и недоверие слышались в дрожащем старческом голосе.

— Наоборот, я спас бы тебя, если бы мог, — отвечал Тарзан, — но это невозможно. Почему ты думал, что я тебя убью?

С минуту старик молчал. Когда он заговорил, было видно, что ему немалых сил стоило собраться с духом.

— Я знал тебя еще раньше, — заговорил он, — еще в то время, когда ты бродил по джунглям поблизости от страны вождя Мбонги. Я уже был знахарем, когда ты убил Кулонгу и других воинов и ограбил наши хижины и унес наш сосуд с ядом. Сначала я не узнал тебя, но потом вспомнил белокожую обезьяну, которая жила с волосатыми обезьянами и досаждала жителям деревни Мбонги-вождя. Ведь это ты — бог лесов, Мунанго Ксевати, для которого мы выставляли пищу за ограду наших жилищ, и который приходил и съедал ее! Скажи мне, прежде чем я умру: человек ты или дьявол?

Тарзан рассмеялся.

— Я человек, — сказал он. Старик вздохнул и покачал головой.

— Ты намеревался спасти мне жизнь, — сказал он, — и за это я хочу отблагодарить тебя. Я великий знахарь. Слушай меня, белокожий! Тяжелые дни ждут тебя впереди. Это я прочел в моей собственной крови, которую я помазал на ладонь. Вернись, Мунанго Ксевати! Вернись назад, пока не поздно. Опасность ждет тебя впереди, опасность подстерегает тебя сзади. Но та, что впереди, страшнее. Я вижу…

Он остановился и вздохнул долгим, тяжелым вздохом, потом свернулся в маленький сморщенный клубок и умер.

И Тарзан так и не узнал, что еще видел старик в своей крови.

Было уже очень поздно, когда человек-обезьяна возвратился в палатку и лег среди своих воинов. Никто не заметил, как он вышел, никто не видел, как он вернулся. Он подумал, перед тем как уснуть, о предостережении знахаря и снова вспомнил о нем, когда проснулся. Но он не повернул обратно: Тарзан из племени обезьян был неустрашим. Но если бы он знал, что готовила судьба человеку, который ему был дороже всего на свете, он полетел бы назад домой сквозь деревья и предоставил бы золоту Опара навсегда покоиться в забытых кладовых древнего города.

В это утро в нескольких верстах позади Тарзана другой белый человек размышлял о том, что он слышал ночью, и был уже близок к тому, чтобы отказаться от своих намерений и повернуть назад. Это был убийца Верпер. В ночной тиши он услыхал далеко впереди себя звук, который наполнил безумным страхом его малодушное сердце. Такого звука он не слыхал никогда в жизни. Ему никогда и не снилось, что такой звук мог исходить из легких земного существа. Он услыхал победный крик обезьяны-самца, который