По большой, открытой со всех сторон площади, которая называлась Полем Львов, торопились толпы любителей зрелищ. Они стекались к одной точке, расположенной в миле от городских ворот, где уже собралось множество горожан. К этому месту отряд воинов конвоировал двух гладиаторов. Там была расположена большая овальная арена, уходящая на глубину в двадцать или тридцать футов. На грудах вынутой из котлована земли, которая была равномерно уложена по его краям, образуя террасу, лежали плоские каменные плиты, на которых рассаживались горожане. На восточной стороне арены размещался широкий наклонный вход. Над входом возвышалась низкая арка с лоджиями для королевы и высшей знати.
Как только Тарзан миновал арку и вышел на наклонный спуск к арене, он увидел, что большая часть мест уже занята. Зрители закусывали домашней едой, которую принесли с собой. Повсюду слышались шутки, смех и разговоры. Без сомнения, это был весьма торжественный день. Тарзан попросил Фобека объяснить ему причину столь шумного празднества.
— Это всего лишь часть празднеств, которые ежегодно следуют за периодом дождей, — сказал Фобек. — А вообще представления устраиваются здесь каждый месяц или даже чаще, если позволяет погода. У тебя есть прекрасная возможность увидеть все собственными глазами, прежде чем я убью тебя, поскольку наш поединок, я уверен, будет последним номером программы.
Воины провели гладиаторов к дальнему концу арену, где терраса частично отделялась от арены. Тут стояла деревянная лестница, по которой можно было спуститься на арену. На этой террасе остановились Фобек и Тарзан, сопровождаемые строгими воинами.
Через несколько минут Тарзан услышал звон труб и стук барабанов.
— Они идут! — закричал взволнованно Фобек.
— Кто они? — спросил Тарзан.
— Королева и люди-львы.
— Не понимаю, какие люди-львы?
— Это благородные царедворцы, — объяснил Фобек. — Только потомственный вельможа является членом клана львов, но мы обычно говорим о всех придворных как о людях-львах. Эрот — благородный вельможа, но этим титулом его наградила Немона, поскольку он имеет не благородное происхождение.
— Разбей мне череп, но я уверен в том, что за это он сам себя ненавидит, — воскликнул один из воинов.
— Но ему очень хочется стать человеком-львом, — сказал Фобек.
— Сейчас это уже невозможно, — заметил воин, — мы изучили его родословную более внимательно.
— Он утверждает, что его отец был благородным человеком, — снова вступил в разговор Фобек, — но мать отрицает это.
Воин, который до этого внимательно прислушивался к их разговору, рассмеялся.
— Сын благородного отца, — презрительно бросил он. — Я хорошо знаю старого Тибдоса, мужа матери Эрота. Он чистит клетки на львиной ферме. Эрот похож на него как две капли воды. Сын благородного отца!
— Сын шакала! — заревел Фобек. — Мне бы хотелось сегодня видеть на арене его, а не этого бедного малого.
— Ты жалеешь его? — спросил воин.
— В некоторой степени — да, — ответил Фобек. — Он совсем неплохой парень, и я ничего не имею против него, но, надо заметить, он глуп. Он не может понять простейших вещей. Мне кажется, он не понимает, что я самый сильный в этом городе и что я убью его сегодня. Я убью его еще сегодня утром.
— Почему ты думаешь, что он не понимает этих вещей? — спросил воин.
— Потому что он ни разу не испугался.
— Возможно, он не верит в то, что ты убьешь его, — предположил воин.
— Вот это как раз и подтверждает, что он очень глуп, но, как бы то ни было, я все равно убью его. Вначале я сверну ему голову, потом проломлю позвоночник… О, когда же наступит эта долгожданная минута! Больше всего на свете я люблю убивать людей. Это чувство ни с чем не сравнимо, даже с любовью к женщине.
Тарзан презрительно глянул на жирную тушу, безудержно хвастающуюся возле него.
— Француз сказал бы тебе кое-что по этому поводу, — процедил он.
— Я не понял, о чем ты говоришь, — повысил голос Фобек.
— А я и не удивляюсь.
— Он снова начинает! — воскликнул Фобек. — Ну какой ему смысл упираться! Разве я не сказал тебе, что он глуп?
Но вот уже звуки труб и удары барабанов заполнили окружающее пространство, и Тарзан увидел музыкантов, шествующих на арену по широкому проходу. Суматоха и шум на трибунах усилились, так как новые тысячи горожан влились на террасы, расположенные кольцом вокруг стадиона, и стали рассаживаться на свободные места.
За музыкантами маршировал отряд воинов, и на каждом древке их копий трепетал узкий разноцветный флажок. Это было волнующее зрелище, и все же оно ничего не значило по сравнению с тем, что последовало.
На небольшом расстоянии позади воинского отряда двигалась золотая колесница, запряженная четверкой пышногривых львов, в которой, откинувшись на сиденье, разодетая в меха и великолепные одежды, ехала королева Немона. Шестнадцать чернокожих рабов держали львов в узде, а с каждой стороны колесницы торжественно шествовало по шесть благороднейших придворных, увешанных украшениями из золота и слоновой кости. Чернокожий великан шел позади колесницы, держа большой красный зонт над головой королевы. Усевшись на задние сиденья, два небольших арапа плавно помахивали веерами.
При виде сверкающей колесницы и ее царственной пассажирки люди на трибунах поднялись, а затем стали на колени, приветствуя свою правительницу. По амфитеатру перекатывались волны аплодисментов, сопровождая пышную процессию, совершавшую круг почета по арене.
За колесницей Немоны маршировал отряд воинов, за ними следовало несколько пышно украшенных деревянных колесниц, каждую из которых тянули два льва, а управлял ими вельможа, сидящий в колеснице. За деревянными колесницами маршировал пеший отряд благородных, и завершал шествие третий отряд вооруженных воинов.
Когда сверкающая золотом колонна совершила круг, Немона, под нестихавшие приветственные крики жителей Катны, оставила свою колесницу и поднялась в ложу над входом. Колесницы, управляемые благородными, выстроились в центре арены, королевская стража встала возле входа на стадион, и благородные, не принимавшие участия в играх, отправились в свои личные ложи.
Затем начались состязания в бросании кинжала, метании копья, демонстрации силы и ловкости, соревнования по бегу. По каждому виду заключалось пари, и когда состязание заканчивалось, стадион превращался в настоящий бедлам: кричали спорщики, сыпались проклятия, раздавались стоны, крики, смех и аплодисменты.
После каждого состязания в ложе Немоны и других аристократических ложах крупные суммы денег из рук одного хозяина переходили к другому. Сама королева азартно делала ставки, выигрывая или теряя свое счастье с каждым броском кинжала. Когда она выигрывала, она улыбалась; она смеялась, и когда проигрывала. Правда, ее окружение знало, что те игроки, на которых ставила Немона и выигрывала, в течение года получали королевские подарки, а те, на которых она проигрывала, попросту исчезали неизвестно куда.
Когда закончились состязания по легким видам спорта, начались гонки колесниц. Теперь суммы пари возросли в несколько раз, а мужчины и женщины вели себя подобно маньякам, подбадривая криками удачливого возницу, аплодируя победителям и проклиная неудачников.
В каждом заезде участвовало по две колесницы. Дистанция всегда оставалась одна и та же — одно кольцо вокруг арены, поскольку львы не в состоянии выдерживать высокую скорость на более длительные расстояния. После каждого заезда победитель получал разноцветный флажок из рук королевы, а побежденный выезжал со стадиона, осыпаемый градом насмешек и проклятий тех, кто на нем проигрывал пари. Затем состязалась новая пара, и, когда финишировали последние две колесницы, победители вновь начинали состязание. Отсеивая таким образом проигравших, в гонках в итоге оставались две колесницы. И это длительное состязание становилось гвоздем программы. Шум и гвалт на трибунах возрастал невероятно, ставки увеличивались во много раз.
Победитель в финальном состязании объявлялся чемпионом дня, и сама Немона вручала ему золотой шлем. И тогда даже те, кто проиграл и потерял деньги, присоединяли свои голоса к овациям, сопровождавшим победителя, когда он гордо проезжал по арене и скрывался за аркой, где сидела королева, сверкая на солнце своим золотым шлемом.
