А над ним, в ветвях дерева, притаился зверь, там, где минуту назад лежал улыбающийся мальчик, зверь с раздувающимися ноздрями и оскаленными зубами, зверь, дрожащий от бешенства.

Шейх стоял, наклонившись над девочкой, когда Убийца спрыгнул перед ним на землю. В левой руке у мальчика было зажато копье, но он позабыл о копье: его правая рука была сжата в кулак, и в тот момент, когда шейх выпрямился, пораженный неожиданным появлением упавшего с неба голого человека, тяжелый, сокрушающий удар в нижнюю челюсть, удар молодого гиганта, обладавшего почти сверхъестественной силой, свалил его на землю.

Истекая кровью, шейх потерял сознание. Корак подошел к девочке. Она поднялась на ноги и широко раскрытыми, испуганными глазами взглянула сначала на мальчика, а потом на распростертое тело шейха. Невольным движением покровителя Убийца обнял девочку и встал рядом с ней, ожидая, когда шейх очнется. Они стояли минуту молча, потом девочка заговорила.

— Когда он встанет, он убьет меня! — сказала она по-арабски.

Корак не понял ее. Он покачал головой и заговорил с ней сначала по-английски, а потом по-обезьяньи. Но она не поняла ни слова. Она наклонилась и коснулась рукоятки кинжала, который торчал у араба из-за пояса. Затем она подняла над головой ручку, сжатую в кулак, и погрузила воображаемое лезвие себе в сердце. Корак понял: старик очнется и убьет ее. Девочка, дрожа, стояла около него. Она не боялась его. Зачем ей бояться того, кто спас ее от жестоких побоев шейха? Никто никогда не делал для нее ничего хорошего. Она посмотрела ему в лицо: это было юное, красивое лицо, такое же смуглое, как и ее лицо; ей понравилась пятнистая шкура леопарда, которая покрывала его гибкое тело от плеч до колен; его металлические браслеты и запястья возбудили ее зависть. Она очень любила браслеты, но шейх никогда не позволил ей носить ничего, кроме этого единственного бумажного платья, убого прикрывавшего ее наготу; никогда у маленькой Мериэм не было ни красивых мехов, ни шелковых тканей, ни драгоценных камней; а все это ей так нравилось…

Корак смотрел на девочку. Он с детства относился к девчонкам с презрением; даже мальчики, которые играли с ним, были, по его мнению, маменькими сынками. Он не знал, что ему делать. Не оставить же ее здесь, у старого араба, который зверски изобьет ее или, быть может, убьет! Нет! Но, с другой стороны, может ли он взять ее с собой в джунгли? Легко ли ему будет таскать за собой по джунглям слабую, боязливую девочку? Она будет пугаться своей собственной тени, когда взойдет луна и выползут хищные звери, наполняя рычаньем и воем ночную темноту.

Несколько минут он стоял, погруженный в раздумье. Девочка следила за выражением его лица, стараясь догадаться, о чем он думает. Она тоже думала о будущем: она так боялась остаться здесь, где ее ожидает ужасная месть злобного шейха. Во всем мире она может ждать помощи только от этого полунагого, незнакомого юноши, который так чудесно спустился из облаков, чтобы спасти ее от обычных побоев. А вдруг ее новый друг уйдет? Она внимательно взглянула в его напряженное лицо и затем подошла к нему близко-близко и положила свою смуглую мягкую руку ему на руку. Нежное прикосновение вывело его из задумчивости; он взглянул ей в глаза и обнял ее снова, так как увидел слезы у нее на ресницах.

— Идем! — сказал он. — Джунгли добрее людей. Ты будешь жить в джунглях под защитой Корака и Акута.

Слова его ничего ей не сказали, но она поняла движение его руки. Маленькая ручка обвилась вокруг его талии, и они направились вместе к изгороди.

У дерева, с которого он впервые увидел ее, он взял ее на руки и прыгнул с нею на нижние ветки; девочка доверчиво прижалась к его могучей груди, и рука ее, сжимавшая Джику, свисала за его спиной.

Они прошли небольшое расстояние от деревни, когда Мериэм заметила впереди страшную фигуру Акута. Вскрикнув, девочка еще теснее прижалась к Кораку и со страхом указала пальчиком на обезьяну.

Увидев Корака, возвращающегося с живой ношей, Акут решил, что Убийца принес пленника, и с рычанием кинулся к ним; хрупкая девочка способна была вызвать в сердце зверя не больше жалости, чем побежденный в бою обезьяний самец. Она была чужая и должна быть убита. Он обнажил свои желтые клыки при их приближении, но, к его удивлению, Убийца тоже оскалил зубы, но не на нее, а на Акута, и свирепо при этом зарычал.

— Ага! — подумал Акут. — Убийца достал себе жену! — и, подчиняясь обычаям своего племени, он оставил их наедине, а сам, отвернувшись, занялся вдруг каким-то дождевым червяком, весьма аппетитным на вид. Но уголком глаза он украдкой наблюдал за Кораком. Юноша посадил свою пленницу на большой сук, за который она крепко уцепилась, чтобы не упасть.

— Она пойдет с нами! — сказал Корак Акуту, указывая на девочку пальцем. — Ты ее не трогай! Мы будем оберегать ее,

Акут пожал плечами. Ему вовсе не хотелось обременять себя заботами об этом человечьем детеныше. Она безнадежно беспомощна — он видел это ясно: она боится его, боится сидеть на ветке. Акут держался того мнения, что беспомощных надо истреблять. Но приходилось мириться с ней, раз этого хочет Убийца.

Акуту новое существо совсем не нравилось, это он мог положительно утверждать. Ее кожа была лысая и гладкая, точь-в-точь как у червяка; ее лицо нельзя было назвать привлекательным. Она была далеко не так хороша, как некоторые из обезьяньих самок, которых он приметил прошлой ночью; вот где настоящая красота, вот где грация и женственность! Огромный благородный рот, милые желтые клыки и мягчайшие усы! Акут вздохнул. Затем он выпрямился во весь рост и принялся прыгать взад и вперед по своей ветке, ибо даже такое никудышное существо, как эта самка Корака, должно было оценить по достоинству его прекрасное сложение и грациозную осанку.

Но бедная маленькая Мериэм только крепче прижималась к Кораку; одну минуту ей даже захотелось обратно в деревню, где условия существования были так знакомы и привычны. Обезьяна пугала ее; обезьяна была слишком велика и имела очень свирепый вид. В движениях Акута ей чудилась угроза: она не понимала, что он хотел понравиться ей; она не могла знать, что узы дружбы связывают это чудовище с богоподобным юношей, спасшим ее от шейха.

Вечер и ночь Мериэм была во власти нескончаемых страхов; Корак и Акут носились по деревьям в поисках добычи и вели девочку головокружительными путями. Один раз они спрятали ее в ветвях дерева, а сами начали подкрадываться к оленю; ей было очень страшно оставаться одной в населенных чудовищами джунглях, но ее страх обратился в ужас, когда она заметила, как мальчик и обезьяна прыгнули с ветвей на спину оленя и свалили его на землю; когда она услышала, как ее прекраснолицый спаситель издал дикое звериное ворчанье; когда она увидела, как его белые, крепкие зубы вонзились в трепещущее тело оленя.

Когда Корак вернулся обратно к Мериэм, его лицо, грудь и руки были запачканы кровью; он предложил ей огромный кусок теплого сырого мяса. Девочка в ужасе отшатнулась от него. По-видимому, Корака очень огорчило ее нежелание отведать мяса; он побежал в лес и принес ей сочных плодов. Девочка снова почувствовала благодарность и уважение к своему спасителю. Она наградила его нежной улыбкой. О, если бы она знала, что значила эта улыбка для одинокого мальчика, жаждавшего любви!

Когда пришло время устраиваться на ночь, Корак был очень озабочен: он боялся, что девочка во сне упадет с дерева; положить ее спать на землю нельзя, ее растерзают дикие звери. И мальчик уложил девочку на широкой ветке между собой и Акутом так, чтобы она не могла упасть и чтобы ей было тепло от их тел.

Мериэм долго не могла уснуть: ее страшила черная бездна, разверзавшаяся под нею, и косматое чудовище, лежавшее рядом; но в конце концов природа взяла верх над этими страхами, и она забылась в глубоком сне.

Когда она проснулась, солнце было уже высоко на небе. Сначала она не могла решить, проснулась ли она или все еще грезит во сне. Ее голова сползла с плеча Корака, и взор ее упал на волосатую спину обезьяны. Она съежилась от страха. Затем она почувствовала, что кто-то держит ее, и, повернув голову, встретила улыбающийся взор юноши. Когда он улыбался ей, все ее страхи рассеивались. Она крепче прижалась к нему, чтобы быть подальше от ужасной обезьяны.