Но неизвестно, кто привлекал его: запах цветов или черноволосая смуглянка Мериэм?
Гансон пробыл здесь три недели. Он уверял, что его молодцам надо отдохнуть и собраться с силами после ужасного путешествия по непроходимым джунглям юга.
Сам он, по его словам, тоже отдыхал и предавался беззаботной лени. В действительности, это было не совсем так: Гансон вовсе не был так свободен и беззаботен, как казался. Не привлекая постороннего внимания, он разделил свой отряд на две части и во главе каждой поставил верных, преданных ему людей. Их он посвятил в задуманный им план и обнадежил их, что они получат хорошее вознаграждение в случае удачи. Одну часть отряда он отправил на север к месту пересечения всех караванных путей, идущих в Сахару с юга. Другую часть послал на запад и велел им разбить лагерь у большой реки, за которой начинались земли Великого Бваны.
Бване Гансон сообщил только о людях, посланных на север, о посланных же на запад умолчал. В другой раз, как бы случайно, к слову он сказал ему, что часть его подчиненных разбежалась. Сказал он это потому, что несколько охотников Бваны отправились в его северный лагерь, и он боялся, что они будут удивлены, не найдя там многих людей из его отряда.
Однажды, в жаркую ночь, Мериэм, которой не спалось, вышла побродить по саду. Морисон перед этим опять говорил ей нежные слова, и это так взволновало ее, что она не могла заснуть.
В саду за большим пышно цветущим кустом лежал Гансон. Он смотрел на звезды и чего-то ждал. Чего? Или вернее, кого? Он услышал приближающиеся шаги девушки и чуть-чуть приподнялся на локте. За десять шагов отсюда стояла его лошадь. Она была привязана к одному из столбов забора.
Мериэм медленно приближалась к кусту, за которым притаился Гансон. Гансон вынул из кармана шелковый ярко-красный платок и бесшумно встал на колени. Внизу, в конюшне, заржала лошадь. Откуда-то издалека, из глубины джунглей, доносилось рычание льва. Гансон, все еще не разгибая спины, встал на ноги, готовый выпрямиться каждую минуту.
Снова заржала лошадь — на этот раз ближе. Слышно было, как она, проходя мимо изгороди, задевает кустарник. Гансон с удивлением раздумывал, откуда могла взяться эта лошадь? Ведь она только что перед этим ржала в конюшне. Он повернул голову и взглянул на животное. То, что он увидел, заставило его снова юркнуть в кусты и прижаться к земле, он увидел, что идет мужчина и ведет под уздцы двух оседланных коней.
Через минуту к Мериэм подошел Морисон Бэйнс. Мериэм взглянула на него с изумлением. Мистер Морисон улыбнулся — довольно принужденно и робко.
— Я не мог заснуть, — сказал он, — и хотел немного покататься верхом. Но зашел в сад и увидел вас. Мне пришло в голову, что, может быть, и вы непрочь предпринять вечернюю прогулку. Это очень приятная вещь, уверяю вас! Поедемте!
Мериэм засмеялась. Эта затея была ей по душе.
— Что ж, едем! — сказала она. Гансон негромко выругался. Молодые люди повели коней к воротам и лишь тогда заметили лошадь Гансона.
— Это лошадь того купца! — сказал Бэйнс.
— Должно быть, он приехал поговорить с приказчиком Бваны, — сказала Мериэм.
— Немножко поздновато, не так ли? — сказал Морисон. — Признаюсь, на его месте я не решился бы в такую позднюю пору пробираться через джунгли к лагерю.
Словно подтверждая его слова, лев снова зарычал в далеких джунглях. Мистер Морисон вздрогнул и посмотрел на девушку, как подействовал на нее этот зловещий звук. Но, казалось, она даже не слышала рычанья.
Через минуту молодые люди сели на коней и быстро поехали по равнине, залитой лунным сиянием.
Мериэм вдруг повернула своего коня прямо в джунгли. Опять раздалось рычанье голодного льва.
— Не лучше ли нам поехать в другую сторону, подальше от этого зверя? — предложил смущенный Морисон. — Вы, кажется, не слышите, как он рычит?
— Слышу, — сказала, смеясь, Мериэм. — Поедемте скорее в лес и подразним его.
Морисон натянуто улыбнулся. Ему вовсе не хотелось ехать к голодному льву, но он боялся, что Мериэм сочтет его за труса, и потому согласился. Правда, у него было с собой ружье, но свет луны мешал ему взять верный прицел. Морисону было очень не по себе. И только когда лев перестал рычать, к Морисону понемногу вернулось мужество. Они ехали по ветру, прямо в джунгли. Лев залег в небольшой лощине, направо от всадников. Это был старый лев. Две ночи он ничего не ел, потому что уже не мог охотиться так успешно, как прежде: его прыжок не был таким быстрым, ловким и мощным, как в былое время, когда он нагонял ужас на обитателей джунглей. Две ночи и два дня был пуст его желудок; много ночей и дней он питался одной падалью. Впрочем, даже старый и немощный, лев остается грозой для обитателей джунглей.
Он чуял этой ночью опасный запах, но голод заставил его забыть об опасности. Пусть хоть двадцать вооруженных людей, только бы отыскать хоть какую-нибудь еду. Лев долго кружил по лесу и, наконец, залег против ветра, чтобы самому остаться необнаруженным и в то же время иметь возможность наблюдать за намеченными жертвами. Нума был истощен от голода, но он рассчитывал на свою опытность и хитрость.
Тот же ветер понес запах Нумы и запах людей далеко в джунгли. Какой-то другой зверь, сидевший в чаще леса, поднял голову, внюхался в этот запах, насторожился и прислушался.
— Скорее! — сказала Мериэм. — Ночью в лесу удивительно красиво. Лес здесь не густой, проехать можно. Льва вы не бойтесь, — добавила она, заметив нерешительность своего спутника. — Бвана говорит, что уже два года, как лев-людоед ушел из наших мест. Здесь львы сытые, им и без нас достаточно дичи.
— Я не боюсь львов, — сказал Морисон. — Я только думаю, что ужасно неудобно ездить верхом в лесной чаще. Кустарник, цепкие ветки, лианы путаются под ногами. Вы понимаете сами, какая эта езда!
— Ну, пойдемте пешком, — сказала Мериэм и приподнялась в седле, чтобы спрыгнуть.
— Нет, нет! — воскликнул Морисон, испуганный ее решительностью. — Уж лучше поедем! — и он направил свою лошадь в лес.
За ним ехала Мериэм, а впереди, за кустами, ожидая удобного случая, чтобы прыгнуть на них, притаился Нума-лев.
На поляне показался одинокий всадник. Он пробормотал проклятие, когда увидел, что молодые люди скрылись из виду. Это был Гансон. Он следовал за Мериэм и Морисоном от самого дома. Эта дорога вела в лагерь Гансона, а потому если бы они заметили его, у него нашлось бы хорошее оправдание: он едет к себе в лагерь. Но они ни разу не оглянулись: они не подозревали о его присутствии.
Гансон помчался за Морисоном и Мериэм в лес. Пусть они заметят его, все равно. Ему необходимо было наблюдать за ними и в то же время побывать сегодня же ночью в лагере.
Морисона он считал своим соперником и боялся, что этой ночью в лесу он овладеет доверчивой девушкой. Кроме того, Гансон боялся, что чернокожие Великого Бваны заведут сношения с его подчиненными, и тогда обнаружится, что он, Гансон, солгал. Ведь все это время он распускал ложные слухи, будто добрая половина его молодцов разбежалась. Если же его люди познакомятся с неграми Бваны, ложь непременно откроется. А этого он не мог допустить. Поэтому надо было торопиться побывать у себя в лагере.
Была еще причина, заставлявшая его мчаться за девушкой. Однажды, когда Гансона не было в лагере, а его люди сидели у костра, вдруг выпрыгнул из-за кустов огромный лев и схватил одного из негров. Только благодаря смелости и находчивости товарищей несчастный был спасен; воины прогнали льва горящими головнями, копьями и ружейными пулями. Об этом случае Гансон не сказал никому в доме у Великого Бваны.
Итак, Гансон знал, что в их округе появился страшный хищник, решающийся нападать на людей. Он слышал рев голодного зверя и не сомневался, что лев, которому так хочется крови, подстерегает Мериэм и Бэйнса. Он обозвал англичанина идиотом и пришпорил лошадь.
Мериэм и Бэйнс выехали на маленькую полянку. В пятидесяти шагах от них за кустами залег Нума. Его желто-зеленые глаза напряженно следили за всадниками, а кончик рыжего хвоста судорожно вздрагивал. Хищник измерял расстояние между собой и людьми. Прыгать сейчас или подождать немного? Быть может, люди еще ближе подъедут к нему? Голод толкал его вперед, а осторожность заставляла ждать. Из-за поспешного или необдуманного прыжка можно лишиться вкусного обеда. Если бы прошлой ночью он был терпеливее и подождал бы, пока черные люди заснут, ему не пришлось бы голодать еще двадцать четыре часа.
