Деревня готовилась к празднеству; а в это время в одной из хижин лежала связанная жертва. Она была предназначена для предстоящей оргии, и ее ожидала смерть. И какая смерть!
Тарзан-обезьяна напрягал свои могучие мускулы, стараясь разорвать опутывавшие его веревки, но они были так крепко стянуты, что даже гигантские мышцы обезьяны-человека не могли с ними справиться.
Смерть!
Тарзану часто приходилось в своей жизни смотреть в глаза ужасной маске смерти, и всегда он улыбался при этом. Он бы и в данном случае отнесся спокойно к предстоящей гибели, если бы не был озабочен судьбой близких ему существ: ведь им предстояло так много испытаний в случае его смерти…
Джэн никогда не узнает, какой смертью он умер; за это он благодарил небо. Его утешала мысль, что она в безопасности у себя дома, среди любящих друзей; они помогут ей перенести горе.
Но мальчик! Бедный мальчик! Что будет с ним?
Тарзан весь сжимался от душевных мук при этой мысли. Он — могучий властелин джунглей, единственный, кто мог бы спасти ребенка от ужасов, которые готовил ему проклятый Роков, лежит связанный, как беспомощное, попавшее в силки животное!
Роков в течение этого дня несколько раз заходил к нему и осыпал его ругательствами и побоями; но ни одно слово, ни один стон жалобы и муки не вырвались из уст гордого пленника.
Наконец, Роков оставил его в покое. Он решил приберечь к концу самую сильную душевную пытку, придуманную для своего врага: перед тем, как копья людоедов нанесут последний удар Тарзану, он откроет ему страшную тайну о его жене…
Сумерки окутали деревню. До слуха обезьяны-человека достигал шум приготовлений к его предстоящей пытке. Он ясно представлял себе картину этой «пляски смерти»; ему приходилось неоднократно присутствовать на подобных празднествах в бытность свою в Африке. И вот теперь ему самому предстояло быть главным лицом в этой ужасающей забаве, центральной фигурой, привязанной к столбу!
Его не ужасала сама по себе пытка медленной смертью, когда пляшущие в хороводе воины отрезают куски мяса от живого тела жертвы. Он привык переносить всякие физические боли и страдания. Но в нем жила неукротимая любовь к жизни, и до последнего мгновения теплилась надежда на избавление от смерти. Ослабь они свою бдительность хотя бы на одну минуту, его быстрый ум и стальные мускулы, наверное, нашли бы путь к спасению и мести.
Лежа на земле в тяжком раздумье, он внезапно почувствовал знакомый запах.
Он насторожился, и до его напряженного слуха донесся легкий, почти неслышный шум. Он сразу догадался, от кого исходил этот шум…
Тарзан зашевелил губами, издавая слабые, человеческим слухом даже невоспринимаемые звуки… Но он знал что тот, кто находился в недалеком от него расстоянии, все-таки услышит его.
И, действительно, минуту спустя за стеной послышался легкий шорох бархатных лап: зверь перелезал через забор. А затем обнюхивающая морда стала отыскивать удобное место, через которое можно было бы пролезть внутрь хижины.
Это была Шита, его верный друг. Она подошла к Тарзану, терлась об него и тыкала своим холодным носом в лицо и шею.
Она внимательно обнюхала и его самого, и веревки, которыми он был связан. Она как будто старалась понять, что ожидает ее господина.
Ее появление обрадовало Тарзана. Это было доброе предзнаменование. Но сможет ли пантера помочь ему? Как внушить ей, чтобы она помогла ему? Тарзан в упор глядел на нее и властно твердил зверю: «Перегрызи веревки! Перегрызи веревки!»… Но Шита его не понимала и только покорно и ласково лизала ему руки.
Послышались приближающиеся шаги. Шита глухо зарычала и забилась в темный угол. В хижину вошел высокий обнаженный дикарь и, подойдя к Тарзану, кольнул его копьем. Тарзан испустил неистовый крик, и как бы по сигналу в ту же секунду из темного угла на дикаря накинулась пантера и вонзила в него свои стальные когти и страшные клыки…
Дикий крик ужаса смешался с алчным визгом пантеры, а затем наступила жуткая зловещая тишина, прерываемая лишь хрустом костей и звуком раздираемого мяса.
Крики Тарзана и дикаря были услышаны в деревне и вызвали всеобщее смятенье. Послышались испуганные голоса и шаги: к хижине приближалась толпа.
Услышав шум, пантера бросила свою окровавленную и растерзанную добычу и бесшумно ускользнула в отверстие, откуда она пришла.
Туземцы подошли ко входу в хижину. Двое из них, вооруженные копьями, с зажженными связками прутьев в руках, испуганно заглядывали внутрь. Они боязливо жались к задним рядам, а те, что стояли сзади, подталкивали их вперед.
Визг пантеры и вопли ее жертвы смутили и обескуражили празднично настроенную толпу. Люди робко молчали — и жуткая тишина погруженной во мрак хижины казалась еще более зловещей.
Никто не знал, какая опасность таится в безмолвной глубине хижины. Быстрым движением руки один из воинов бросил горящий факел в открытую дверь. На несколько секунд пламя осветило внутренность хижины и погасло.
И те, кто стоял впереди, на мгновение увидели лежащего на земле крепко связанного белого человека. Поодаль от него посреди хижины лежала другая неподвижная фигура с перегрызанным горлом и разодранной грудью.
Это зрелище навело на суеверных дикарей гораздо больший ужас, чем если бы они увидели самую пантеру. Они поняли, что кто-то напал на их товарища. Но кто именно, этого они не могли постичь, и их испуганная мысль готова была приписать это страшное дело сверхъестественной силе.
Они в ужасе бросились бежать, толкая и опрокидывая друг друга.
В течение целого часа Тарзан слышал отдаленные голоса, доносившиеся откуда-то с противоположного конца деревни. Очевидно, дикари совещались и возбуждали в себе смелость для вторичного обследования хижины. Это новое обследование не заставило себя ждать.
Опять за дверями хижины послышались шаги и шум толпы. Первыми вошли двое белых с горящими факелами и ружьями в руках. Рокова среди них не было. Тарзан нисколько не был этим удивлен. Он был готов держать пари, что никакая земная сила не заставит его, подлого труса, пойти на разведку, угрожающую опасностью.
Увидев, что на вошедших в хижину белых людей никто не нападает, толпа туземцев приободрилась. Несколько человек в свои черед вошли в хижину и невольно застыли от ужаса при виде искалеченного тела их товарища. Они молча, с тупым страхом созерцали страшную окровавленную фигуру воина и связанного белого человека. А двое белых людей допрашивали Тарзана о том, что здесь случилось. Но все их старания выведать что-либо остались бесплодными. Тарзан не отвечал им ни слова.
Наконец, раздвинув толпу, вошел и Роков.
Взгляд его упал на окровавленный труп чернокожего, и он побледнел как полотно.
— Пойдем! — сказал он предводителю. — Пойдем, покончим с этим дьяволом! Иначе он погубит у тебя еще и других людей…
Предводитель приказал поднять Тарзана и отнести его к столбу.
Однако, несмотря на суровый тон приказания, чернокожие долго не решались исполнить его и робко мялись на месте: так пугал их связанный таинственный пленник. Наконец, четыре молодых воина набрались храбрости, грубо схватили Тарзана и с большой опаской вытащили его из хижины.
Выйдя наружу из пугавшего их жилья, туземцы, казалось, освободились от одурманивавшего их ужаса. Десятка два чернокожих с диким воем окружили узника, подталкивали и били его.
Затем они поставили его на ноги и крепко привязали к столбу, что стоял среди разложенных на лужайке костров с кипящими котлами.
Роков видел это — и к нему вернулось самообладание и обычная наглость. Крепко привязанный к смертному столбу, беспомощный, лишенный всякой надежды на спасение Тарзан, конечно, теперь уже не был опасен.
Он приблизился к человеку-обезьяне и, выхватив копье из рук ближайшего дикаря, нанес первый удар беззащитной жертве. Струйка багряной крови потекла из раны по белой коже гиганта, но ни один звук страдания не вырвался из его уст. Роков взглянул в лицо своей жертвы и невольно содрогнулся: Тарзан улыбался!
