Вторым блоком стало размещение расчетных счетов и резервных фондов различных предприятий Российской империи. Единственное условие заключалось в том, чтобы капиталы были отечественного происхождения и управления.

С Российским промышленным банком и его исполнительным директором был связан очень любопытный эпизод в жизни цесаревича, который укрепил веру в него императора. Дело вот в чем. Оставшись в 1847 году вдовой, великая княгиня Елена Павловна организовала в Михайловском дворце любопытный кружок, в который входила элита российского общества того времени, причем совершенно не обязательно занимавшая те или иные посты на государственной службе или относившаяся к «свету» в целом.

Так вот, во время своего долгого пребывания летом 1864 года в Санкт-Петербурге, сопряженного с целым рядом мероприятий, таких как свадьба, «работа» цесаревичем, которого представляли послам и прочее, Александр был не раз приглашен в этот элитный кружок. Конечно, в высшем свете императорского окружения молодого цесаревича презирали за излишнюю проходимость, которую он явил миру в Американской кампании, умудрившись не только провести ее с изрядной хитростью, но и заработать с этого дела огромное состояние. Однако именно эта особенность цесаревича Елену Павловну и привлекала, ей нравился Саша за то, что он напоминал древнего викинга — сильного, решительного, умного и находчивого. В нем не было ни капли цивилизации, как бы он ни старался ее продемонстрировать, и это завораживало.

Именно там и тогда Александру удалось познакомиться со значительным количеством разнообразных и очень интересных людей. В том числе и с Николаем Алексеевичем Милютиным — близким другом Елены Павловны и императора Александра II. Поначалу отношения у цесаревича и этого государственного деятеля не сложились. Николай Алексеевич приходил в исступление от Александра, впрочем взаимно. Их перепалки о финансовых делах стали «притчей во языцех», да и вообще очень популярной темой для обсуждения в Санкт-Петербурге. Взрывной, подвижный и вечно мельтешащий Милютин, несущий скороговоркой свои реплики, и спокойный, уверенный в себе цесаревич с очень экономными, плавными движениями, короткими, взвешенными фразами задающий министру вопросы, на которые тот не мог ответить. Каждая их встреча превращалась в главное развлечение салона, который увлеченно следил за их «беседой», зачастую совершенно побросав иные дела. На ряде этих встреч присутствовал и император, также с интересом наблюдавший дискуссии. Особая острота заключалась в том, что все присутствующие уже знали Александра как одного из самых успешных предпринимателей современности, капиталы которого плодились, как мартовские кролики.

Потихоньку первоначальный накал дискуссий стал снижаться, ибо Николай Алексеевич с каждым таким разговором все более начинал уважать Сашу, переставая воспринимать цесаревича как вздорного мальчишку. Поэтому беседы с каждым разом шли уже существенно интересней. Само собой, для узкого круга людей, так как места для феерий больше не оставалось.

В конце 1864 года цесаревич уехал в Москву, но на этом Елена Павловна не остановилась, продолжая вытаскивать его хотя бы раз в две-три недели на собрание своего кружка. Подобное обстоятельство привело к тому, что уже в марте 1865 года на должность исполнительного директора Российского промышленного банка был назначен один из завсегдатаев этого кружка — Александр Агеевич Абаза. Да и с Николаем Алексеевичем отношения стали налаживаться. Ключом к выправлению отношений с Милютиным стал разговор цесаревича с его дядей и покровителем — графом Павлом Дмитриевичем Киселевым.

Ради этой встречи Павел Дмитриевич даже приехал из Европы, где проживал, уволившись с государственной службы из-за обиды на императора. Дело в том, что великая княгиня Елена Павловна имела с Киселевым очень теплые дружеские отношения и фактически находилась под его влиянием, отлично представляя все чаяния старого графа. Поэтому, внимательно наблюдая за дискуссиями цесаревича с Милютиным, она пришла к закономерному выводу о том, что Александр имеет мысли о крепостном праве и его отмене, очень близкие к тем, что излагал Павел Дмитриевич еще в годы своей молодости и которым верен до сих пор.

Описав свои наблюдения в письме, Елена Павловна буквально пробудила Киселева от ворчливой спячки — он примчался в Санкт-Петербург, как мальчишка к возлюбленной. А дальше было дело техники. Долгая беседа цесаревича с престарелым графом осталась за кадром светской жизни, так как происходила анонимно, но разошлись они очень довольными. После чего Павел Дмитриевич заехал домой к Милютину, где имел с племянником обстоятельную беседу, также без свидетелей. И уже на следующем собрании кружка Елены Павловны отношения Николая Алексеевича и Александра Александровича сильно смягчились, перейдя в конструктивное русло. Став совершенно приятельскими осенью 1865 года, когда Киселев переехал в Москву и стал помогать цесаревичу в его делах.

Такой маневр привел к тому, что укрепляемая методичными усилиями англичан и французов оппозиция понесла определенные потери. Александр открыто заявлял свои симпатии славянофилам, из-за чего многие интеллектуалы и технические специалисты империи, имеющие либеральные воззрения самых разных толков, потихоньку прибивались к партии Константина Николаевича. Однако переход в стан союзников цесаревича Милютина и особенно Киселева привел к тому, что значительное количество либерально настроенных представителей политической, научной, технической и экономической элиты Российской империи стало отходить от оппозиционных дел, переходя в лагерь сторонников Александра. То есть партия Константина Николаевича из умеренно-либеральной становилась с каждым днем все более очевидной формой консервативной реакции, теряющей одобрение общества. А это играло против оппозиции, собиравшей под свои знамена все больше ультраконсерваторов и разнообразных реакционеров, в том числе и религиозных. Само собой, желающих идти до конца, дабы «возродить былое величие Российской империи». В «былом величии» они, конечно, ориентировались на эпоху Екатерины II Великой, когда дворяне получили фундаментальные, на их взгляд, права, без которых «Россия бы не устояла». Проводя аналогии, можно сказать, что оппозиционная группа стремилась к расширению дворянских прав в духе польских шляхтичей времен расцвета Речи Посполитой. Туда же прибивались различные деятели и по религиозным убеждениям, не оценившие заигрывания цесаревича со старообрядцами и мусульманами. Особенно после речи, которую он произнес на Кавказе. Так что оппозиционеров хватало, но их популярность в широких кругах падала, как и число наиболее прогрессивных и образованных сторонников, способных оказать серьезное сопротивление усиливающемуся Александру.

Понимая, что пусть и великосветский, но фактически захват собственности крупного российского бизнесмена не останется незамеченным в имперском обществе, Александр решается на ход конем. Да и Александра Агеевича Абаза расстраивать не нужно, ведь он был женат на дочери Бернадаки, родившей ему ребенка.

Тут нужно упомянуть, что 27 ноября 1866 года цесаревич смог завершить долгий и сложный процесс по перехвату управления Восточно-Сибирским генерал-губернаторством. А именно — добился назначения на эту должность своего полномочного представителя на Дальнем Востоке Михаила Михайловича Голицына.

Для этого пришлось потрудиться, так как сам по себе князь не обладал достаточным весом в Санкт-Петербурге — в дело были пущены компроматы, подкупы, угрозы. И только после этого император, «под давлением общественности», назначил молодого и энергичного князя на столь ответственный пост. Даже несмотря на то, что пришлось серьезно повысить его в звании.

Официальным поводом для этой возни с назначением стала добровольная отставка действующего генерал-губернатора — Михаила Семеновича Корсакова, который, получив сто тысяч рублей серебром, внезапно «захворал» и подал императору прошение об увольнении со службы «по состоянию здоровья». Учитывая, что Александр Николаевич Корсакова особенно не жаловал, то никаких проблем с удовлетворением его просьбы не возникло.