— Северная и южная оконечность острова Ниппон практически полностью обезлюдела. Миль на двести с каждой оконечности. Там шли долгие бои, так что местное население просто пало жертвой столкновений. Основной же массив населения острова Ниппон сильно проредили голод, мелкие стычки, крестьянские восстания, а также военные наборы. Но, конечно, не такое страшное опустошение, как в оконечностях. Остров Шикоку примерно в том же состоянии. Он несколько раз переходил из рук в руки, и новые власти стремились вырезать всех, кто поддерживал их противников. Он сейчас, можно сказать, практически ненаселенный. Эдзо тоже пострадал, но много меньше центральных областей Ниппона.

— Можете обобщить?

— Я думаю, японские острова потеряли не меньше половины своего населения и влезли в такую долговую яму, из которой им не выбраться.

— Хорошо, тогда, пользуясь силами Тихоокеанской эскадры Русско-Американской компании, принуждайте Императора к миру.

— На каких условиях?

— Эдзо отходит к России. По малым островам сами смотрите.

— А сегун?

— Если Муцухито подпишет договор, то это становится нашей головной болью. Но, думаю, он сильно сопротивляться не будет. Вы ведь говорили, что он тяжело ранен и сейчас лежит практически пластом.

— Его войска не согласятся спустить флаг.

— Виктор Вильгельмович, за столько лет раздувания этой гражданской войны неужели вы не смогли подобрать агентов влияния в ставке сегуна, всецело зависящего от наших военных поставок?

— Вы же знаете ответ, — слегка улыбнулся фон Валь.

— Знаю. Поэтому сегун умрет от ран и будет выбран новый, который и сдаст свои войска русскому правительству. Там ведь социально-политическое ядро, которое крутилось вокруг сегуна, состояло из самураев?

— Остатки ядра. После стольких лет войны сословие самураев уменьшилось многократно. Просто погибло. Сейчас армии обеих сторон состоят преимущественно из крестьян, а самураи находятся на командных должностях. Да и то — не всегда. Слишком сильная бойня была. Можно сказать, что самураи в прошлом. Их искренне ненавидят широкие массы японцев, почитая виновниками гражданской войны. Ведь если бы не спесь сегуна, то все обошлось бы миром.

— И что, крестьяне не захотят сложить уже оружие и вернуться к своим полям?

— У многих из них ничего не осталось. В армии ведь бежали именно те крестьяне, деревни которых вырезали и сжигали. Они обижены и озлоблены. По боевому духу обе армии готовы сражаться до конца.

— Сколько у сегуна войск?

— Тысяч десять осталось.

— Много, — недовольно скривился Александр. — Влезать с десантом и разбивать их может оказаться чревато.

— Кроме того, личный состав обеих армий нас не любит, зная, что мы поставляем оружие их противникам.

— А что у нас со вторым дальневосточным полком? Он развернут?

— Да. Он полностью развернут и укомплектован. Вооружен, правда, плохо: «шарпсами» и «армстронгами».

— Хорошо. Значит, поступим так. Поставляйте войскам сегуна «шарпсы» и «армстронги». В долг. Мотивируя на вылазки за девушками на Ниппон для оплаты. Заодно постарайтесь провести агитацию, что Муцухито поддерживают англичане. Дескать, мы выбрали окончательную сторону, посчитав дело сегуна правым. Нужно снижать накал нелюбви к нам. После чего держим руку на пульсе. Основная задача — чтобы в мясорубке войска сегуна и микадо смогли нанести друг другу как можно больший ущерб в личном составе. Кстати, наш завод в Новом Орлеане справится с поставками оружия?

— Думаю, что да. Мы сможем войскам сегуна поставить спецзаказом такие же пушки, что и у микадо. А «шарпсы», производимые для наших дальневосточных нужд, у нас имеются в большом запасе, как и боеприпасы к ним.

— Отлично. Главное не прозевайте переломный момент, когда мы сможем «принести мир» на эти острова и максимально тихо забрать себе Эдзо.

— А если Муцухито будет противиться нашему желанию?

— Пригрозите ему войной и полной аннексией, — улыбнулся Александр.

Шел уже второй месяц этой войны. Поручик Дмитрий Петрович Игнатов вместе со своим 8-м полком прошагал свыше ста семидесяти имперских верст. И за все это время в них никто ни разу не выстрелил. Правда, и население не очень приветливо их встречало. Впрочем, пока обходилось без эксцессов.

И вот 25 июня 1870 года на подступах к валашскому городу Плоешти были встречены первые части турок.

— Николай Федорович, — начальник штаба полка майор Добровольский взял под козырек, — разрешите доложить?

— Что случилось, Иван Степанович? Почему вы отдали приказ первому батальону разворачиваться в боевые порядки? Встреча с противником?

— Так точно. В пяти верстах отсюда к югу находится крупная деревня, на ее окраине окопался противник. Его заметила передовая походная застава. Согласно уставу, я остановил продвижение колонны и выслал разведывательные группы.

— Турки нас обнаружили?

— По заставе огня не открывали.

— Какими силами противник обороняет деревню?

— Во фронте мы смогли обнаружить до батальона солдат. Они окопались в двух траншеях, идущих по склону холма с удалением шагов в пятьдесят между ними.

— Иван Степанович, — поручик Игнатов подошел достаточно тихо, поэтому майор Добровольский вздрогнул, — разрешите?

— А? Дмитрий Петрович? Докладывайте.

— Визуальное наблюдение показало, что, кроме траншей, иных оборонительных рубежей нет. Допустимы огневые точки в населенном пункте, но никаких возможностей скрытно это проверить не имеется…

— Хорошо. Дмитрий Петрович, выдвигайтесь со своим взводом вот к этому населенному пункту, — майор Добровольский указал на деревушку на своей карте. — Задача та же — разведка. Все ясно?

— Так точно.

— Выполняйте, — кивнул Иван Степанович и, выждав несколько секунд, зычно крикнул: — Стеблев, ко мне!

— Значит так, обойдешь со своей ротой лесом вот тут и закроешь дорогу, благо что она по низине идет. Не забудь замаскироваться, — майор погрозил немалым кулаком поручику, — а не как на последних учениях. Будешь закрывать пути отхода. В усиление возьми один расчет пулеметной роты.

Никто не стрелял, но уже через полчаса русские солдаты были замечены. Войска Османской Империи резко засуетились и стали деловито занимать позиции в траншеях. Из населенного пункта потянулись колоны отдыхавших там бойцов, скоро стало ясно, что силы противника достигают полутора тысяч человек. Турецкой артиллерии было не видно.

— Исидор Николаевич, — кивнул Николай Федорович командиру артиллерийского дивизиона, — вроде все на своих местах, начинайте потихоньку шрапнелью. Но аккуратно работайте, с пристрелкой. Судя по обстановке, нам спешить особенно некуда.

— Так точно, — козырнул Петровичев и энергичной походкой направился к расположению своих орудий. Восемнадцать легких полковых пушек в сложившейся обстановке были весьма и весьма серьезным подспорьем. Их шрапнельные снаряды несли по двести шестьдесят готовых пуль, то есть с залпа получалось просыпать на позиции турок свыше четырех с половиной тысяч поражающих элементов. Очень приличная плотность обстрела с верхней полусферы, от которой не сильно защищали неглубокие траншеи, лишенные каких-либо специальных укрытий, да и стальные пехотные шлемы в турецкой армии не применялись.

Как и ожидалось, уже на десятой минуте был отдан приказ о прекращении огня. После чего редкие пехотные цепи второго батальона, обошедшего оборонительные позиции противника с правого фланга, двинулись занимать деревню практически с тыла.

Скоротечные перестрелки. Редкие взрывы ручных гранат. Крики. И уже спустя полчаса бойцы заняли большую часть деревни. Можно было бы быстрее, но Борисоглебский Иван Денисович — командир второго батальона — решил не рисковать и тщательно перепроверял каждый дом на предмет засевших противников. И надо сказать — небезуспешно. Конечно, время от времени вспыхивали малые, локальные столкновения, но они заканчивались самым стремительным образом. Гранаты, забрасываемые в окна сельских домиков, очень безальтернативно прерывали желания отдельных личностей сопротивляться солдатам Императора. Благо что к войне наладили относительно массовый выпуск этих «толкушек». Ничего особенно убойного, но их было много, и солдаты умели ими пользоваться.