— А как же Бог? Ты так рассуждаешь, будто его для тебя не существует.

— Возможно, он существует, но на земле мы предоставлены сами себе и должны собственными руками творить будущее. Свое будущее. Конечно, всегда есть место чуду, но надеяться на него, мне кажется, совершенно неправильно.

— Как-то все получается… — недовольно покачала головой Луиза.

— Что, не нравится? — улыбнулся Александр. — Вот так дела и делаются. Никакой духовной составляющей, никакой мистики, один сплошной функционализм. Или ты думаешь, что я решил отдать церкви Константинополь по доброте душевной?

— Это бы их очень обрадовало, разве нет?

— Меня мало волнует этот вопрос. Дело в том, что подобным шагом я сосредотачиваю все ядро учебного и административного аппарата церкви в одном месте. Так за ними проще следить и легче контролировать. Как там говорил Гете, не помнишь?

— О чем именно?

— Хм. Нет рабства безнадежнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков. Константинополь для них фактически золотая клетка, которую они жаждут.

— А ты уверен, что они тебя не обхитрят? — Луиза озабоченно посмотрела на Александра. — Там ведь люди непростые собрались.

— Дорогая, я убежден в том, что они попробуют меня обхитрить. И кое у кого может даже получиться. Именно по этой причине я постепенно привожу весь аппарат церкви к государственному финансированию, а их собственные источники доходов плавно вывожу в государственную собственность. И в скором времени все их «свечные заводики», обеспечивающие им определенную самостоятельность, будут национализированы окончательно по тем или иным поводам. Так что обхитрят они меня или нет — не имеет значения. Ведь воспользоваться своей хитростью они банально не смогут, так как очень сложно возражать тому, кто платит тебе деньги.

— Почему они идут на все это? Разве они не понимают, что ты их загоняешь в ловушку?

— А у них есть выбор? — Александр улыбнулся. — Я даю им вкусную приманку и медленно, аккуратно загоняю в волчью яму. Главное, методично и не спеша проводить реформирование системы. Чтобы изменения шли постепенно и маленькими порциями, не вызывающими сильных реакций отторжения. Кроме того, в ходе этой постепенной реформы я планирую совершенно обновить весь аппарат церкви. Люди, которые работают там, должны обладать безупречной, кристально чистой репутацией, причем не только на бумаге, но и на деле. Ведь они станут наковальней для формирования нового имперского мышления у подданных России как старых, так и новых, — несколько пафосным тоном сказал Александр, потом на несколько секунд замолчал, улыбнулся и спросил: — Ты все еще хочешь заниматься религией?

— Честно говоря, не очень. Под ковром бульдоги выглядят не так красиво, как казалось издалека.

— Это политика. — Император ухмыльнулся и обнял жену. — Здесь все дурно пахнет, если поковырять. Поэтому глянец и потребляется в столь необъятных количествах. Но иначе дела делать совершенно невозможно. Цинизм и расчет нам заменяют душу. Увы.

— Ужас… — Она с искренней жалостью посмотрела на мужа.

— Вариантов, к сожалению, нет. Или так, или никак. Все остальное — лишь фасад и иллюзия. Глянец, которым закрываются реальные причины, следствия и интересы. — Александр сделал паузу, взял жену за плечи и развернул к себе. — Ты все еще хочешь заняться чем-нибудь? Или я отбил тебе всякое желание своими рассказами?

— Конечно, только…

— Менее грязным?

— Да.

— Я сейчас подготавливаю реформу начального образования, планируя сделать его бесплатным, обязательным и повсеместным. Ты хочешь поучаствовать?

— А что мне нужно будет делать?

— Мне нужен будет кто-то, кто сможет контролировать ход подготовки данной реформы, а потом ее курировать в качестве главного проверяющего. Будешь ездить по стране и наводить ужас на нерадивых исполнителей.

— Это намного интересней.

— Значит, на этом и решили, — улыбнулся Александр и хихикнул.

— Что ты смеешься?

— Да так, одну историю вспомнил, — продолжая улыбаться, сказал Император, прокручивая в голове веселый анекдот про Ленина и Надежду Константиновну Крупскую и пытаясь сообразить, в какой редакции его можно рассказать супруге.

— Итак, что у нас есть? — Голицын прохаживался по кабинету своей скромной резиденции в Хабаровске перед сидящими помощниками. — Как мы займем эти земли?

— Ваше Сиятельство, — встал наказной атаман Забайкальского казачьего войска Николай Петрович фон Дитмар, — задача, которую перед нами ставит Его Императорское Величество, сложнейшая. Если занять Маньчжурию мы уже фактически смогли, благо, что населения в ней практически не осталось, а с той же Монголией справимся аналогичным образом, то с Восточным Туркестаном, я убежден, у нас возникнут чрезвычайные проблемы. Народ там непростой. Кроме того, если вы помните — в тех землях в разгаре восстание, то есть много вооруженного и недовольного народа. Наших сил решительно не хватает для полноценного вторжения и захвата.

— Вторжения? — удивленно переспросил Михаил Михайлович. — Пекин же ясно дал понять, что уступает Восточный Туркестан Российской Империи. Это наша территория.

— Как бы то ни было, но сейчас там свои правители, и нас они слушаться вряд ли будут. Кроме того, Пекин до подписания договора об уточнении границ эти земли и сам не контролировал. Я считаю, что там будет полноценная война.

— Война? Обрадовали. Так. Я хочу от вас услышать, как нам с этой проблемой разобраться? — слегка вспылил Голицын. — Времени у нас мало, так что действовать нужно быстро. Что вы глаза-то потупили? — Но все молчали, не решаясь выступить с инициативой. Ибо ресурсов и времени действительно не хватало для хоть сколь-либо полноценного решения поставленной задачи.

— Михаил Михайлович, я очень рад, что вы приехали. Общаться посредством телеграфа не самое удобное дело. — Александр просто сиял при виде своего старого боевого товарища, который за несколько минувших лет приобрел обветренное лицо и крепкий загар. — Как я понимаю, у вас есть какая-то большая беда, раз вы не решились доверять ее современным средствам связи?

— Да. И называется она Восточный Туркестан, — сказал Голицын, ожидая кивка со стороны Императора, позволяющего продолжить повествование. — После взятия Пекина и провозглашения Империи Хань я лично провел ряд непростых переговоров, полностью придерживаясь ваших инструкций. Среди прочего были уточнены границы между нашими государствами.

— Вы провели их так, как мы хотели?

— Не совсем. Империя Хань смогла взять под свою руку только центральный Китай. А, например, Тибет и Восточный Туркестан объявили независимость. Хотя там еще ничего. В тех же южных провинциях идут непонятные процессы, связанные с оформлением самостоятельных государств. Из-за чего Империя Хань испытывает чрезвычайные затруднения, но думаю, разберутся.

— Почему Пекин не вмешивается в эти народные бурления?

— Их Император связан по рукам и ногам определенными обязательствами перед своей армией и ближайшими сподвижниками. Идеи и лозунги, которые он использовал для восшествия на престол, мешают ему заниматься активной внешней экспансией. Если он сейчас от них откажется, то с большой вероятностью произойдет государственный переворот, результат которого совершенно непредсказуем. И все участники событий это отлично понимают.

— Хорошо. Что же в итоге мы смогли от них взять под свою руку?

— Мы получили в свое распоряжение всю Маньчжурию, включая Ляонин, и все монгольские кочевья, которые были некогда под рукой Империи Цин. Это то, что нам смогли в документах передать явно. На большее их влияние не распространялось, и остальные интересующие нас территории мы оформили в качестве сферы влияния.