— А везут продовольствие откуда? Из Европы?

— Почему? Тут все выращивают, просто не везде, а в наиболее удобных районах. У нас ведь при каждом форте своя работа. В одном лес заготавливают и перерабатывают на строительные материалы, в другом руду копают и выплавляют металл, в третьем еще чего-нибудь делают, например, ту же рыбу ловят.

— И всем хватает? — Удивился Киселев.

— Кому всем? Всему населению Африки, безусловно — нет. А войскам, персоналу и трудящимся неграм на наших производствах — вполне. Еще и в склады уходит. Особенно это касается консервов и зерна. Аборигены, конечно, рабочие не очень, но им ничего сложнее, чем «подай — поднеси — копай здесь» и не поручают. Впрочем, они довольны. Стабильный заработок позволяет им кормить свои семью много лучше, чем бегая по лесам, пустыням или саванам.

— Неужели остальные аборигены, оставшиеся за пределом нашего интереса, им не завидуют и не пытаются пощипать?

— Пытаются. Но стоит какой банде лишь приблизиться, как к нам уже стучатся гонцы от пары окрестных деревенек. Для пришлых они первая и лёгкая добыча, вот и бегут за помощью к нам, а мы и помогаем — всё лучше, чем ждать пока мародёры к самому форту пожалуют.

— Любопытно, — задумчиво произнес Киселев.

— Еще как, — ухмыльнулся попутчик. — А добавьте к этому наших переселенцев, которые едут из центральной России и мороку с ними, и вы поймете, какое счастье вас ожидает.

— А вы случаем не из форта А-28? — Спросил Андрей Васильевич.

— Прошу любить и жаловать, — кивнул попутчик. — Петр Сергеевич Иванов, командир той самой роты неполного состава.

— Очень приятно, очень. — Оживленно полез пожимать ему руку Киселев.

— А мне-то как приятно, — улыбнулся Иванов. — Я ведь специально ездил за вами. Неделю нервы трепал начальству, выбивая командира взвода. Ваш же предшественник погиб, а солдат без офицера оставлять нельзя. Тем более, что скоро должно прийти небольшое пополнение, да часть ротационных.

— Погиб… — резко погрустнел Киселев. — И как это произошло? Но ответить Петру Сергеевичу не дали. Поезд резко стал тормозить и под скрип колодок раздался громкий хлопок выстрела, после которого стекло в их секции вагона с дребезгом разлетелось, а в легкой двери, что отделяла купе от прохода, образовалась дыра впечатляющих размеров. А спустя пару секунд, слившихся в один сплошной грохот от целой серии выстрелов, раздался нечеловеческий рев, доносящийся из леса, который исторгнул из своих объятий целую толпу негров.

От вида большой массы практически голых негров, вооруженных в основном холодным оружием, Андрей Васильевич слегка растерялся. Петр Сергеевич же лихо выхватил из поясной кобуры свой револьвер и, держась в тени, начал аккуратно выпускать пулю за пулей в набегающую толпу. Благо, что дистанция была небольшая — не больше пятидесяти метров.

Спустя еще несколько секунд захлебываясь, заработали четыре пулемета, что стояли на головной и ретирадной платформах. А к ним присоединились выстрелы самого разномастного стрелкового оружия.

Киселев пришел в себя только на пятнадцатой секунде, когда где-то недалеко ухнула ручная граната, которая буквально встряхнула Андрея Васильевича и привела в чувство. Иванов к тому моменту уже извлек свой второй револьвер, держа его заряженным на столе, и перезаряжал первый.

В общем — боевое крещение получилось вполне удачным. Да и личный счет удалось открыть с весьма фееричного выстрела в упор в лицо туземца, который пытался влезть в разбитое окно поезда. Да и потом, пострелять пришлось вполне прилично, а в конце так и вообще — на саблю переходить, потому что кое-кто из нападающих прорвался прямо в вагоны или залез под них, уходя из сектора обстрела пулеметчиков и пассажиров. А потому кто-то должен был их оттуда выкуривать. И не важно, что у поручика Киселева кончились патроны. Требовались решительные действия, потому как в поезде ехали не только военные, способные за себя постоять, но и гражданские. Ну и запал юности, конечно, сказался, ведь людей с патронами было весьма прилично.

Именно тогда Андрей Васильевич обратил внимание на то, что Петр Сергеевич таскает с собой не штатный комплект из пятнадцати патронов, и даже не усиленный двойной запас, а целую кучу боеприпасов. Один только его пояс чего стоил с аккуратным вертикальным частоколом патронташа. Да еще и подсумок из комплекта снаряжения рядового, набитый револьверными патронами.

— Ну как? Понравились подданные Его Императорского Величества, — спросил Иванов, когда весь залитый чужой кровью и своим потом Киселев вернулся в купе и устало обрушился на свое место.

— Дикари… — Покачал он невидящими глазами. — Зачем они на нас напали?

— Так это же поезд! Вы представляете, сколько тут ценных вещей? Оружие, боеприпасы, одежда, белые женщины, еда, ножи и многое другое.

— Белые женщины?

— О! Так вы не знаете? — Улыбнулся Иванов. — Вы понимаете, примерно с 1873 года началась такая практика — при каждом форте ведь постоянный гарнизон стоит. И солдаты там не видят женского тепла по полугоду, а то и больше. Дабы не плодить распущенность и аморальное поведение, Его Императорское Величество, распорядился при каждом форте не только строить церковь при священнике, тоже, кстати, не постоянно, а на ротации, но и выкупать у туземцев молодых и красивых девушек.

— При каждом форте что, бордель? — Удивленно спросил Киселев.

— Нет, что вы. Это же борьба с аморальным поведением, а не его поощрение. В общем, этих девиц отправляют поездом в более обжитые центры, например, на тоже побережье, где обучают русскому языку, приводят к православию и дают начальное образование. Через год они сдают экзамены, и начинается процедура сватовства.

— Экзамены? А если кто не сможет осилить программу за год?

— Их возвращают тому, кто их продал, требуя возврата платы.

— Платят?

— Нет, конечно, — улыбнулся Иванов, — просто взамен приводят новых, но уже бесплатно.

— А как поступают с теми, кто был возвращен?

— Обычно их убивают. Они ведь трофеи и к моменту возврата не то что их семьи, но даже и их деревни уже, как правило, нет. Убивают, правда, не всегда. Некоторые из этих девиц оказываются женами вождей из-за того, что неплохо знают наш быт. Это они сейчас на поезд нападают. Еще лет пять назад они от одного его вида бледнели.

— В самом деле? — Округлил глаза Андрей Васильевич.

— Да шучу я, шучу. — Засмеялся Петр Сергеевич.

— А что с этими девушками потом происходит?

— Дальше девушки, в сопровождении священников и охраны, начинают ездить по гарнизонам, помогая по хозяйству. Если какая юная особа кому из бойцов нравится, то их венчают и девицу, а точнее уже молодую жену, оставляют с мужем в гарнизоне. При ротации они уезжают с мужем и детьми, если к тому времени их нажили.

— А у вас тоже есть такая черная жена?

— Конечно! Я бы с ума тут спятил без ее общества. — Засмеялся Петр Сергеевич. — Черная жена и пара смуглых детишек. Я как их к себе на Родину привез первый раз, как показал отцу, так тот чуть дара речи не лишился. Все поначалу крестился. Но ничего. На второй приезд уже нормально реагировал. … Да что я — у нас такие семьи у половины бойцов. В основном, конечно, у старослужащих, но и с прошлого пополнения один шустрик уже оженился.

— И что, никто не пускается во все тяжкие?

— За это строго карают. Да и за девушками присматривают с регулярными осмотрами. Их ведь берут только девственницами и, если она вдруг ее лишается до венчания, то ее также возвращают. Блудливых особ нам не надобно. — Улыбнулся Иванов.

— Да… Кстати, чуть не забыл, а причем тут белые женщины?

— Вожди дикарей решили нам подражать. Поэтому молодая белая женщина хороший объект торга. За нее можно выменять много чего. Товар очень ценный. Особенно в том ключе, что мы проводим обычно карательные мероприятия после подобных поступков. То есть, обходится одна белая девушка им очень дорого. Иногда в несколько тысяч жизней.

— Да, — усмехнулся Киселев. — Весело у вас.