— Все достаточно просто и сложно одновременно. — Саша старался говорить не спеша, буквально взвешивая и смакуя каждое слово. — Я — это действительно Я, но есть нюанс. Я уже прожил свою жизнь один раз. Что-то успел, что-то нет. Но это все не столь важно, так как в самом конце, когда я уже был без осознания происходящего вокруг меня, а жизнь стремительно уходила из израненного и раздираемого мучениями тела, мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться. — Саша снова выдержал паузу, улыбнулся и уже с легкой улыбкой сказал: — Мне предложили прожить свою жизнь заново и…
— Кто?
— Я не задавал этот вопрос. Согласись, он не для тех обстоятельств. От Бога ли оно исходило или от Дьявола мне тогда доподлинно было неизвестно, а времени на метания совершенно не оставалось. Не могу сказать, что это не важно, но, как говорят, утопающий за любую соломинку готов ухватиться. Впрочем, событие в храме Михаила Архангела, дало вполне однозначный ответ на этот вопрос. — Саша продолжал смотреть в глаза императору, выражая всем своим видом полное спокойствие и уверенность в сказанных словах. Наступила тишина, которая, впрочем, продлилась секунд двадцать, после Александр Николаевич взбаламучено забегал по кабинету пытаясь собраться с мыслями.
— Но как это возможно?
— Увы, пап, подробности данного обстоятельства мне недоступны. Последнее, что я помню, это какой-то мираж и легкий вопросительный шепот на грани сознания. А потом я потерял сознание, и пришел в себя в первое утро своего десятилетия. Первые дни мне даже казалось, что все те годы мне приснились — столь нечетки и обрывочны были воспоминания. Но постепенно, туман начал рассеиваться и, словно горные пики, стали проступать самые яркие моменты моей прошлой жизни. Да, горные пики, именно так. Очень похоже. Знаешь, я не раз видел подобное по утрам там — в семьдесят седьмом, там, в горах Болгарии. Это только один эпизод из множества, которые мне тогда поначалу снились. После таких снов я стал задумываться, проверять некоторые вещи, впрочем, глядя на сверстников, я совершенно не ощущал себя ребенком. Через недели две я пришел к выводу, что все это действительно было. А потом, где-то месяц спустя, меня стали посещать ужасные сны, буквально кошмары. Далеко не каждую ночь они приходили, и еще реже я их запоминал, но постепенно приходило понимание того, что это картины будущего. Какие-то фрагменты мозаики. Подсказки и предостережение от того, что нас может ожидать через пятьдесят-сто лет. — Александр Николаевич задумчиво хмурился и теребил лоб, впрочем, Саша, сделав краткую паузу, продолжил. — Теперь ты понимаешь, почему я не стал рассказывать это даже Левшину? Я боюсь, что мои слова могут попасть в уши к нашим врагам. И тогда я проживу не больше месяца. В лучшем случае. В худшем меня попробуют похитить и долго пытать, дабы выудить все, что я только могу сказать о грядущих днях.
Саша беззастенчиво и нагло врал, заливаясь соловьем и совершенно не краснея, тем более что проверить сказанное им император не сможет в принципе. Да и вообще никто не сможет. Но что ему оставалось делать? Говорить правду? А зачем? Ведь это сразу станет концом всей его эпопеи в роли будущего императора. Печальным, надо заметить, концом. Поэтому он крутился, как мог. Впрочем, дело облегчало то, что Александр Николаевич и сам ожидал какой-то мистики в духе спиритуализма, что в те времена стал очень модной новой тенденцией в высшем свете. А потому ложь Саши легла на благодатную почву, и, в целом, император довольно адекватно воспринял эту информацию.
Саша не стал рассуждать о вариативности времени через такие понятия, как «точка бифуркации» и «эффект бабочки» — человеку середины девятнадцатого века это показалось бы простым сотрясанием воздуха. Тем более что того, прежнего варианта истории, для отца не существовало — он остался где-то в воспоминаниях и рассказах самого Александра. Саша поступил иначе и стал опираться в своих доводах на мистический аспект, который, как уже говорилось выше, был ультрамодным новым течением в среде европейской аристократии. В общем, объяснялись они довольно долго, однако результативно. Поэтому, хоть и с великим трудом, но у Саши получилось убедить императора в правдивости своих слов. Или, по крайней мере, великому князю так показалось. Впрочем, те незначительные знания в области психологии общения, которыми он обладал, давали вполне однозначно понять, что либо Александр Николаевич не воспринимал то, что говорил Саша как ложь, либо являлся кандидатом в «народного артиста Российской империи» по секции театральной игры.
— Пап #225; ты же понимаешь, что такое нельзя рассказывать широкой публике?
— Такое вообще никому нельзя рассказывать, — император все еще прибывал в задумчивом состоянии.
— Поэтому я и молчал.
— Я все понимаю.
— Ты думаешь о том, как все это преподнести двору? — император заинтересованно посмотрел на сына.
— У тебя есть идея?
— Так она же лежит на поверхности. Тут явное вмешательство божественных сил, которые проявились в храме Михаила Архангела. Вот и скажем, что на мне божье благословение, от того и чудеса творятся. А Филарет подтвердит. Прелесть этого варианта в том, что мы не будем врать. Не стоит без острой нужды к этому прибегать.
— Хм… я думаю, стоит поразмыслить над этой идеей.
— Только ради Бога, не обсуждай детали нашего разговора ни с кем более. Я очень опасаюсь того, что что-то попадет к англичанам или французам.
— Я же дал слово! — Александр Николаевич возмутился, немного привстав в кресле.
— Извини пап #225;, я просто очень переживаю.
Глубоким вечером Саша вышел от отца уставший и совершенно замученный, но довольный. Он не только, вроде не прогорел, но и умудрился придумать относительно «съедобную» легенду для общества. По крайней мере, о том, что все удалось, говорил факт не взятия под стражу прямо во дворце, либо в поезде. Все было по-старому. Конечно, где-то на краю сознания была легкая тревога, но Александр старался ее подавить, полностью подчинив своей воле, так как от того, насколько уверенно он выглядит, зависело очень многое.
На вокзале в Москве его тихо и без помпы встречал Алексей Ираклиевич, так как его поездка в Санкт-Петербург была практически тайной. Он смотрел на него заинтересованным взглядом сороки, которая увидела блестящую вещицу. Впрочем, когда они ехали в карете, он не выдержал и спросил:
— Так это правда?
— Что именно?
— Что на вас лежит божественная благодать, — Левшин спокойно и внимательно смотрел в слегка недоумевающие глаза Александра. Впрочем, тот лишь слегка поднял брови в легком удивлении, несколько раз негодующе качнул головой и вздохнул.
— Вы верно смерти моей хотите. Я так понимаю, вся Москва уже в курсе этой новости?
— Ваше императорское высочество! Как можно?!
— Что, и Московская губерния с прилегающими землями тоже? Вы главное ко мне ходоков не пускайте. А то ведь теперь калечные, да увечные пойдут. Им все равно, какая благодать, а что мне с ними делать прикажите? — Александр улыбнулся, выдержав небольшую паузу с серьезным лицом, глядя на то, как Левшин начинает сдавленно хихикать.
— Как можно? Мы умеем хранить тайны. Только доверенным людям-с!
— О Боже! Главное теперь до Николаевского дворца доехать раньше, чем эта новость доедет до Лондона.
— Она уже там.
— В самом деле?
— Его императорское Величество специально проболтался шепотом в присутствии английского дипломата. Боюсь, что голубь быстрее, чем поезд.
— Факт.
После завершения этой стихийно возникшей эпопеи со шпионскими играми Александр сосредоточился на решении двух вопросов. Во-первых, нужно продолжать ударными темпами развивать училище и заводик, во-вторых, надо начать думать о собственной службе безопасности. Находиться под колпаком у Левшина было крайне дискомфортно. Тем более что при всей своей надежности этот человек мог в любой момент поступить так же, как и значительная часть местных аристократов — уехать за границу лет на несколько. Что и кому он там разболтает, остается только гадать. Ведь предел человеческой прочности измеряется только временем и деньгами, которые нужны для того, чтобы его сломить. Железных людей не бывает. Поэтому всегда должны быть специально обученные мастера «ледорубов» и виртуозы «апоплексических табакерок», готовые в любой момент вмешаться в неправильно развивающийся сценарий событий. Впрочем, давайте по порядку.
