Выслушав отчёты, я наконец смог лечь спать. Я очень устал. Ещё никогда я не чувствовал себя таким вымотанным. Мне впервые пришлось так много запоминать. Наверное поэтому, пусть я лёг и раньше обычного, но я мгновенно провалился в сон.
— Господин Вильфрид, наступило утро, — послышался чей-то голос.
В следующий момент балдахин моей кровати резко раздвинули. Солнечный свет казался таким ярким, что я сильно зажмурился.
— Я всё ещё не выспался.
— Вам пора вставать.
— Отстань! Я же сказал, что не выспался! — выкрикнул я.
Я постарался натянуть одеяло на голову, но его тут же с силой сорвали. Когда я открыл глаза, ища того, кто решил разбудит меня настолько жестоким образом, я понял, что это не кто-то из моих слуг. Тем временем Фран приподнял матрас, отчего я соскользнул с кровати.
— Я уже сказал вам, что пора вставать. Пожалуйста, переоденьтесь и позавтракайте. Я не могу тратить на вас больше времени.
Утро в храме начинается рано. И это был первый раз, когда меня в прямом смысле вытащили из постели. Фран помог мне переодеться и подал завтрак. Обычно в это время я ещё сплю, а потому когда я завтракал, голова соображала плохо.
— После завтрака вы будете практиковаться в игре на фешпиле, — сказала учитель музыки Розмайн, принёсшая музыкальный инструмент.
Это был фешпиль, рассчитанный на детей. Думаю, его использует Розмайн. Вот только одного его вида было достаточно, чтобы я скривился.
— Я не очень хорош в фешпиле. Он мне не нравится.
— В этом случае вам нужно больше практиковаться, чтобы улучшить свои навыки. Музыка очень важна для дворян, — сказала она.
Пусть я и знал, что уметь играть на музыкальном инструменте важно для дворян, вот только не все были хороши в фешпиле. Карстед, который хорошо играет на флейте, как-то сказал, что однажды я смогу найти инструмент, который мне больше подходит. Но когда я сказал об этом учителю музыки, она просто наклонила голову и ответила:
— Господин Карстед сопровождал госпожу Розмайн на прошлом весеннем молебне. Пусть он и предпочитает флейту, это не значит, что он не умеет играть на фешпиле. Сперва вам нужно выучить музыкальную гамму, ноты и песни для фешпиля, а затем вы сможете найти инструмент, который больше вам подходит. Желание играть на других инструментах — это не повод для того, чтобы не учиться играть на фешпиле.
— Ч-что? — потрясённо пробормотал я.
Ни Карстед, ни мой учитель музыки ничего такого не говорили.
— Кроме того, поскольку в этом году была ваша церемония крещения, то вы, как и госпожа Розмайн дебютируете зимой в благородном обществе, верно? От главного священника я слышала, что состоится концерт, где каждый ребёнок должен будет перед всеми сыграть песню на фешпиле. Разве вам не будет стыдно, когда все дети справятся с этим и только вы не сможете сыграть, потому что не практиковались?
Её слова напомнили мне, что я был единственным, кто не мог прочитать то что было написано на карточках каруты. От одной мысли о том, что подобная сцена повторится перед дворянами, я ощутил странную смесь стыда, разочарования и ужаса, отчего моё лицо сразу же вспыхнуло.
— А Розмайн практикуется каждый день?
— Бывают дни, когда её расписание не позволяет ей этого делать, но когда она находится в храме, она всегда практикуется. Если не оттачивать свои навыки, то они становятся хуже, — ответила учитель музыки, после чего взяла ноты. — Вы не сможете сразу же научиться хорошо играть, а потому требуется ежедневная практика. Пожалуйста, приложите усилия, чтобы к зиме вы смогли сыграть одну песню. Не думайте ни о чём другом. Сосредоточьтесь лишь на одной песне.
«Если мне нужно выучить до зимы лишь одну песню, то думаю, это возможно», — решил я. Пусть урок и должен был быть практикой фешпиля, но мне так и не довелось коснуться инструмента. Я просто напевал музыкальную гамму, пока не запомнил её.
Когда пробил третий колокол и практика закончилась, учитель музыки мило мне улыбнулась и сказала:
— Очень хорошо. Когда вы вернётесь в замок, потренируйтесь двигать пальцами в соответствии с изученной музыкальной гаммой. Учитывая, как быстро вы запомнили её, у вас должна быть хорошая память.
Я почувствовал, как мою грудь распирает от гордости. Наверное, всё дело в том, что я не привык, чтобы меня так хвалили.
— Если вы сможете сыграть одну песню, то этого будет достаточно для успешного дебюта, — подбодрила она меня.
В замке третий колокол означал, что должен был прийти учитель, что проводит утренний урок. Однако здесь не было учителей. Но стоило мне расслабился, решив, что у меня наконец-то появилось немного свободного времени, пришёл Фран, неся с собой много вещей.
— Пора помочь главному священнику с его работой.
— А-а? — удивился я.
— Если не считать церемоний, главный священник взял на себя большую часть работы главы храма, а потому, чтобы уменьшить нагрузку на него, госпожа Розмайн с третьего по четвертый колокол помогает ему с его документами. Господин Лампрехт, пожалуйста, поторопитесь.
Фран отвёл меня и Лампрехта в комнату Фердинанда. Там находилось несколько слуг, которые уже занимались какой-то работой. Если я буду работать вместе со всеми, то смогу почувствовать некоторую гордость, поскольку буду заниматься чем-то важным наравне со взрослыми.
Когда я вошёл в комнату, думая, что буду работать также, как те дети, которых я видел вчера в мастерской, Фердинанд поднял от бумаг глаза и посмотрел на меня.
— О, ты пришёл. Вильфрид, сядь вон там и учись писать. Я подготовил для тебя грифельную дощечку с примерами, так что можешь тренироваться. Лампрехт, займёшься расчётами, — сказал он.
Когда Фердинанд указал на стол, слуги тут же принесли и положили перед нами грифельную и деревянные дощечки, а также листы бумаги. В следующий момент к ним добавились чернила, счёты и новые деревянные дощечки.
— Учиться писать?! Разве я не должен был помогать тебе с работой?!
— Что за глупый вопрос. Как ты можешь мне помочь, если даже не умеешь читать и писать? — спросил Фердинанд, на этот раз даже не поднимая глаз от бумаг.
— Но Розмайн…
— Она прекрасно умела писать ещё до того, как я её встретил. Она быстро учила новые слова, и, когда ей позволили войти в библиотеку, она была счастлива прочитать священные тексты, так что мне самому практически не пришлось учить её чему-либо, что касалось письма.
Похоже, что Розмайн научилась писать без помощи Фердинанда… Да что у меня за сестра?
— К тому же Розмайн, как и следовало ожидать от человека, который часто общается с торговцами в своей мастерской, весьма умела в расчётах, — продолжил Фердинанд.
— Те дощечки, что сейчас сложены перед Лампрехтом — это та работа, которую она обычно выполняет. Надеюсь, он с ней справится, раз уж согласился занять её место.
После его слов Лампрехт перевёл взгляд на груду деревянных дощечек и у него расширились глаза. Когда я не хотел учиться, Лампрехт всегда говорил мне: «пусть вам и не хочется, но вы должны приложить усилия», но я уверен, что сам он не очень-то любит расчёты.
— Я считал, что иду сюда помогать тебе с работой, а это всего лишь практика письма? Думаешь, я буду заниматься чем-то подобным? Я ухожу! — заявил я, спрыгивая со стула, чтобы как обычно убежать.
Но в этот момент в руке Фердинанда появился штап, и он что-то быстро пробормотал. Из штапа вырвались несколько полос света и обернулись вокруг меня. Не в силах двигаться из-за магических пут, которые я не мог разорвать, я неуклюже упал лицом вниз.
— Господин Фердинанд?! Что вы… — выкрикнул обескураженный Лампрехт.
Фердинанд тут же прервал его, шагнув вперёд, а затем поднял меня, словно какую-то вещь, и швырнул обратно на стул.
— Я не собираюсь позволять тебе сбежать. Ты сказал, что на один день возьмёшь на себя обязанности Розмайн. Если ты действительно сын герцога, ты должен держать своё слово, — сказал Фердинанд.