- Скажи мне, когда закончишь мыться. Нам нужно многое обсудить относительно того, что произошло, пока ты спала. Если у тебя есть какие-то вопросы, оставь их на потом.

Фердинанд поручил Розмайн ее слугам, а сам вернулся в свои покои, где его ожидали с улыбками его собственные слуги.

- Значит, Глава храма проснулась? Мне кажется, это отпечаток ее руки, — сказал один из них, указывая на мокрый след на одежде Фердинанда, где Розмайн ухватилась за неё. Его одежда вообще была мокрой из-за того, что он опустил руки в юрэ́вэ, чтобы помочь Розмайн сесть, а затем и вовсе поднял ее оттуда.

- Я распоряжусь о смене одежды, — продолжил слуга.

- Разумеется.

- Эта новость принесла нам всем немалое облегчение. Мы переживали, когда же Глава храма наконец проснется, — с улыбкой сказал жрец, возвращаясь со сменой одежды. Такие пустые разговоры были редкостью для слуг Фердинанда; они действительно с нетерпением ждали, когда проснется Розмайн.

Потому что теперь, когда Розмайн проснулась, нас больше не будут тревожить этими посланиями… Со вздохом подумал Фердинанд, поворачиваясь, чтобы посмотреть на угол своего стола, где громоздилась куча желтых фей камней.

В основном это были ордонансы от Бонифация, содержавшие послания, в которых он ревел: “Когда РОЗМАЙН проснется, Фердинанд?!” За последние полгода они прибывали так часто, что каждый человек в палатах Главного священника смертельно устал от них.

Боги мои… Меня по настоящему вывело из себя то, как долго растворялась мана Розмайн. Сколько раз мне приходилось сдерживаться, чтобы не рявкнуть в ответ, что меня её пробуждение волнует больше всех остальных?

- Главный священник, теперь, когда Глава храма наконец проснулась, вы можете сегодня отдохнуть.

- Нет, пока нет. Как только Розмайн приведут в порядок, я наведаюсь в ее покои и объясню, что произошло за последние два года. Впустите ее слуг, если кто-нибудь придет.

- Будет исполнено.

Фердинанд закончил переодеваться и подошел к своему столу, где он постучал по каждому из желтых фей камней один за другим своим штаппе и влил в них Ману. Он разом превратил все двадцать с чем-то ордоннанцев, в одно мгновение заполнив комнату птицами из айвори. Затем он повернулся к ним лицом и заговорил.

- Розмайн проснулась. Если она будет в добром здравии, через три дня я привезу ее в замок к третьему колоколу. Не посещайте храм, так как она все еще приходит в себя после сна.

С этими словами Фердинанд взмахнул штаппе, и ордонансы разом улетели. Между прочим, более половины из двадцати с лишним ордонансов были ответами на послания Бонифация, и поскольку каждый из них повторял свое послание трижды, он скоро услышит новости тридцать — сорок раз. Эта мысль принесла Фердинанду небольшое удовлетворение. Это была его маленькая месть за то, что он был вынужден слушать рёв Бонифация почти каждый день в течение нескольких месяцев, когда тот присылал послания, справляясь о состоянии Розмайн.

Однако удовлетворение Фердинанда продлилось недолго: когда он начал организовывать учебные пособия, в которых был собран тот материал, что Розмайн нужно будет запомнить перед отъездом в Королевскую академию, ордонанс вернулся.

- Ура-а-а-а! РОЗМАЙН! ОНА ПРОСНУЛАСЬ?

Эхо вопля три раза прокатилось по храму, и Фердинанду ничего не оставалось, как потереть виски. Как оказалось, Бонифаций причинял боль даже тогда, когда Розмайн не спала.

Фердинанд действительно не хотел больше иметь с ним дело, поэтому, когда ордоннанс снова превратился в желтый фей камень, он просто оставил его лежать там, где это произошло, и продолжил свою работу.

А действительно, ли все дальше пойдет хорошо..?

Хотя Фердинанд испытывал огромное облегчение от того, что Розмайн наконец проснулась, он также чувствовал некоторое беспокойство. Тело ее совсем не выросло, а значит, ее внешность была точно такой же, как и два года назад — хотя это и было ожидаемо, учитывая, что она все это время купалась в юрэ́вэ. Ее понимание мира и ее воспоминания были точно такими же, какими они были до ее долгого сна.

Фердинанд вспомнил, что произошло, когда он вытащил Розмайн из юрэ́вэ и передал ее Франу. Ее слуги с нетерпением бросились вперед, чтобы увидеть ее после столь долгой разлуки, но ее глаза просто почти полностью округлились, когда она увидела, как они все выросли. Фран не сильно изменился с тех пор, как он достиг совершеннолетия, но все ее другие слуги заметно повзрослели, пока она спала.

Розмайн вдруг напряглась и посмотрела на Фердинанда, вцепившись в его рясу с жутко озабоченным выражением лица, несмотря на счастливые улыбки ее слуг. Теперь ей придется привыкать к тому, как развивался мир без нее, и это будет нелегкой задачей.

Тем не менее, я рад, что она проснулась до начала зимнего общения…

До этого Фердинанда мучили мысли, проснется ли она вовремя, чтобы поступить в Королевскую академию в надлежащем возрасте, но, похоже, все сложится так, как он и надеялся. Можно было бы отложить ее зачисление на год, но такая вещь считалась пятном позора в благородном обществе, что привело бы к неоправданному давлению на неё и распространению неблаговидных слухов.

Это было бы ужасно, учитывая, что Розмайн уже и так имеет много уязвимостей, о которых под видом слухов могут начать расказывать по остальным герцогствам. Пока Фердинанд готовил то, что Розмайн нужно было выучить, чтобы поступить в Королевскую академию, его окликнул слуга.

- Главный священник, похоже, Глава храма готова увидеться с вами.

Я Бонифаций. В этом году мне исполнилось шестьдесят лет, но по моим ощущениям я до сих пор не уступаю молодежи в крепости и ловкости тела.

И сейчас в моей груди бушевала яростная буря чувств. Почему? Потому что моя внучка Розмайн была слишком милой и талантливой. Когда огромная толпа дворян наблюдала за ней, она блестяще провела свою первую церемонию крещения в качестве Главы храма, несмотря на свое крошечное, хрупкое тело. Она так же проявила невероятную заботу о ребенке Сильвестра.

Великолепно, Розмайн! Смотрите, все, — это моя внучка! Но все равно, я сейчас испытываю и недовольство. Дворяне, не приставайте к моим Розмайн и Вильфриду! Если бы Карстедт и Эльвира не велели мне держаться подальше от Розмайн, чтобы случайно не подвергнуть опасности ее жизнь, и не вмешиваться в церемонию крещения, так как она посвятила себя тому, чтобы стать хорошей старшей сестрой леди Шарлотты, я бы выступил как ее дед и разогнал бы этих ненавистных средних дворян одним словом!

Эльвира как-то сказала, что для Розмайн будет непросто научиться полагаться на свои силы и положение, чтобы решать все возникающие перед ней трудности, как это делал я, поскольку у нее было достаточно маны, чтобы любые действия Розмайн с её применением представляли опасность для окружающих. Как по мне, так подобное отношение было полной глупостью. Если у вас есть сила, то есть смысл ее использовать? К чему тут эта излишняя осторожность?

Мой сын Карстедт считает, что именно из-за подобного отношения мне было отказано в кресле эрцгерцога, но на самом деле я намеренно уклонился от этого поста. Ведь я понимаю, что у меня совершенно нет необходимых способностей.

Тем не менее, кто бы мог предположить, что ребенок, достаточно слабый, чтобы потерять сознание от попадания нескольких снежков, будет иметь достаточно маны, чтобы легко перекрыть нужды Эренфеста…

Прошлой зимой мы с большим отрядом рыцарей стояли и смотрели, как дети кидаются друг в друга снежками. Это действительно было трогательное зрелище — до тех пор, пока Розмайн не стала мишенью, когда пыталась сделать свой собственный снежок. Нескольких последовательных попаданий было достаточно, чтобы лишить её сознания, что ужаснуло не только наблюдающих рыцарей, но так же и Вильфрида и его друзей, которые бросали снежки.

Став свидетелем этого невероятного проявления слабости, я стал бояться приближаться к Розмайн.