— Юстокс, ты меня отвлекаешь. Пожалуйста, помолчи.

— В таком случае, леди, позвольте мне задать последний вопрос. Как вы сделали такого ездового зверя?

— Честно говоря, я не знаю, как тебе ответить. Это трудно объяснить. Я просто подумала, что мой ездовой зверь должен быть каким-то таким.

— Как жаль. Я бы тоже хотел себе нечто подобное…

Чтобы добраться до Хассе нам не потребовалось много времени. Как и во время праздника урожая, люди быстро расступились, позволяя нам приземлиться на площади. Вот только на этот раз, как только они отошли, то сразу же опустились на колени. Пусть они и низко склонили головы, но я заметила насколько болезненными выглядели их лица. Даже дети понимали царящую на площади тяжелую атмосферу, поскольку старались не шуметь, и вместо этого либо испуганно цеплялись за родителей, либо, как и взрослые, стояли на коленях.

От столь гнетущей атмосферы я плотно сжала губы. Было понятно, что все присутствующие ясно понимают сложившуюся ситуацию. Сможем ли мы ограничиться устранением мэра?

Я бросила взгляд на идущего немного впереди меня Фердинанда, но не смогла понять его намерений.

— Мы ждали вас с тех пор, как получили письмо через компанию «Гилбе́рта», — сказал Рихт.

На сцене, по обе стороны от Рихта, находилось ещё несколько человек. Вероятно, это были старосты окрестных деревень. Похоже, люди уже изолировали мэра, а потому Рихт управлял как домом для зимовки, так и выступал представителем собравшихся здесь людей.

— Достопочтенные глава храма и главный священник, добро пожаловать в Хассе, — продолжил Рихт. — Я бы хотел от всего сердца поблагодарить богиню воды Фрютрену за эту встречу.

Получив вежливое приветствие, мы ответили лёгкими кивками.

Поскольку Рихт стоял на коленях, когда он поднял лицо, наши взгляды встретились.

— Глава храма… Хассе ведь…

— Рихт, мне очень жаль, но всё так, как было сказано в письме. Хассе будет наказан. Как сильно бы я не упрашивала своего приёмного отца, он не сделает наказание мягче, — сообщила я.

После этого, я обернулась к собравшимся на площади людям. Держа усиливающий звук магический инструмент, как тот, что использовался во время концерта фешпи́ля, я обратилась ко всем.

— Слушайте, жители Хассе. Нападение на монастырь было расценено как измена герцогу и его семье. Сколько бы я не просила приёмного отца не наказывать вас, он не может закрыть глаза на такое преступление. Даже дворяне не избежали бы наказания, если бы пошли против семьи герцога. Нападением руководил мэр, и многие горожане участвовали в нём. За такое преступление обычно город признаётся мятежным и уничтожается.

После моих слов толпа загудела. Я слышала, как одни проклинают мэра, другие причита́ют, что не имеют к случившемуся никакого отношения, а третьи недовольно ворчат, что несправедливо наказывать и их тоже.

— Однако я знаю, что кроме горожан, в Хассе собралось и много крестьян из соседних деревень. Также я полагаю, что мэр мог обмануть некоторых из вас или заставил подчиняться ему угрозами. Я умоляла герцога не разрушать весь город из-за преступления, которое совершили некоторые горожане, и в конце концов он согласился пересмотреть наказание для Хассе, — объявила я.

Среди людей начали раздаваться удивлённые голоса, и мрачные лица людей посветлели. Не позволяя им сильно обрадоваться, я поспешно продолжила.

— Герцог лишь пересмотрел каким именно будет наказание. Наказание для города не избежать. Им станет запрет на посещение Хассе священниками в этом году во время весеннего молебна и повышение налогов на десять лет. Пусть мне и удалось сохранить ваши жизни, но наказание не будет лёгким. Мне жаль, но я не в силах сделать наказание ещё мягче.

В толпе раздавались радостные возгласы. Я видела облегчение на лицах людей. Некоторые обнимались, обрадованные такими новостями.

— Главное, что нас всех не казнят за преступление мэра и остальных. Большое вам спасибо, глава храма, — поблагодарил меня Рихт.

Радостный гомон в толпе всё увеличивался. Но тут Фердинанд неслышно шагнул вперёд и забрал у меня усиливающий голос магический инструмент. После этого на площади прозвучал его леденящий кровь голос.

— Приведите изменников. Они будут казнены.

В мгновение ока на площади воцарилась тишина. Было настолько тихо, что я даже могла услышать, как люди тяжело сглатывают. Рихт крепко зажмурился, а затем кивнул.

— Понял.

Затем, пробормотав: «Прошу прощения», Рихт отправился за мэром.

Рихту не понадобилось много времени, чтобы вернуться. За ним на сцену двое мужчин вывели мэра Хассе, держа того за руки. В рваной одежде он выглядел худым и несколько жалким, хотя в целом такой вид был нормальным для простолюдинов. Он нетвердо держался на ногах, но я не заметила никаких признаков того, что его избивали в течение зимы. На самом деле, кажется, с ним хорошо обращались.

Мэр встал передо мной на колени, поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и снова быстро её опустил. Хотя его прищуренные глаза смотрели на меня буквально секунду, я успела разглядеть явное презрение и высокомерие. Его мимолётный взгляд говорил о том, что он намеревался использовать меня и избежать наказания, ведь в его глазах я была всего лишь милосердной маленькой девочкой.

Если бы это произошло год назад, я бы даже не обратила на это внимание. Но весь этот год я провела среди дворян, где мне приходилось внимательно следить за каменным лицом Фердинанда и спокойной улыбкой Флоренции, пытаясь уловить хотя бы проблеск истинных эмоций, скрытых за их масками. Похоже, этот опыт позволил мне стать более чувствительной к таким вещам, и хотя я была не очень довольна методом его получения, он, по крайней мере, поможет мне в ситуациях, когда меня хотят использовать другие люди.

— Глава храма, я просто не понимал, что делал, — жалобно начал говорить мэр, не поднимая головы.

Он довольно пространно рассказывал о том, как не понимал, что нападение на монастырь будет считаться изменой, но это была явная ложь. Когда во время праздника урожая Фран рассказал Рихту о нападении на монастырь, тот сильно побледнел, и было сложно поверить, что помощник мэра может знать что-то, чего не знал сам мэр. Правда заключалась в том, что он намеревался избежать наказания за своё преступление, воспользовавшись влиянием бывшего главы храма. Он знал о серьёзности преступления, поэтому ждал, когда Рихт уедет из города, чтобы отдать приказ о нападении.

Слушая его, я ощущала, как внутри меня медленно растёт чувство полнейшего отвращения. Фердинанд стоял в шаге позади меня, и я могла лишь догадываться о выражении его лица. Но леденящей кровь ауры было достаточно, чтобы у меня по спине пробежала дрожь.

— Достаточно. Разве невежество может служить оправданием твоего преступления? — спросил Фердинанд, резко прервав мэра.

От неожиданности мэр запнулся и посмотрел на Фердинанда, пытаясь подобрать слова. Но затем, видимо решив, что ребёнка будет легче убедить, он снова посмотрел на меня и продолжил.

— О милосердная глава храма, спасшая Хассе от гибели! Всё, что я делал, было для того, чтобы защитить свой город. Только сейчас я понял всю серьёзность своего невежества и прошу вашей милости, чтобы я мог жить и добродетелью искупить свой грех.

Такую высокопарную речь вполне можно было ожидать от человека, занимающего его должность. Он умел подбирать слова и выражался так, что уже очень скоро ему начали сочувствовать. Из толпы стали доносится просьбы проявить сострадание.

Это очень нехорошо. Я внезапно почувствовала озноб. Я хотела спасти как можно больше людей в Хассе, пожертвовав мэром, но была вероятность, что тех, кого он склонил на свою сторону, тоже казнят.

— Глава храма, разве вы не святая, милосердная даже к сиротам? — уверенно спросил мэр.

Он подробно перечислил, что я сделала для сирот Хассе, и принялся просить меня отнестись к нему точно так же.