— Ты старше Миэя, да? — спросил Коротков.

— Намного, — Эай отвел взгляд, — И не только по времени…

— Такое впечатление, что тебя кто-то очень сильно обидел, — сказал Ростислав, неспешно принимаясь за еду, — Я видел такой взгляд раньше.

— У кого?

— У беспризорных детей на улице. Столько же боли, злости и отчаяния.

Эай промолчал. Что ж, задание Аргаррона можно было выполнить и играя на жалости. Если попробовать излить душу, может, и Избранник ответит взаимностью?

— Если хочешь, я расскажу тебе свою историю, — сказал Эай, — Если, конечно, тебе будет интересно слушать нытье старого сильфа…

Ростислав кивнул. Рассказывай, дескать.

— Когда я был очень молодым и очень глупым, я, конечно же, страдал излишним любопытством, как и все сильфы, — начал элементал, — Один раз меня угораздило пролететь над странным летающим островом, как выяснилось часом позже, принадлежавшим Аргаррону…

Печать снова дернулась на груди, но Эай не собирался выдавать цели своего задания. Он особенно цветасто рассказал о пяти годах практически беспрерывной пытки, сотнях лет рабства и связанных с этим унижениях и обидах. Ростислав все больше мрачнел по мере рассказа, примерно на середине отставил поднос вместе с бокалом. Эай лишь умолчал, что до сих пор является рабом Аргаррона, убедительно солгав, что срок рабства, обозначенный самим демоном, истек несколько лет назад.

— …С тех пор я свободен, но воспоминания еще слишком яркие даже с короткой памятью сильфа, — закончил он рассказ.

— Это чудовищно, — сказал Ростислав, положив руку Эаю на плечо, прикрытое полупрозрачным плащом, — Аргаррон заслуживает смерти только за такое…

— Что?

— Я говорю, тот, у кого поднимается рука на ребенка, не достоин жить, — серьезно сказал Ростислав, который всегда переживал за детей, страдающих от сволочной жизни, — Даже если эти дети — духи воздуха…

Эай отвел глаза. Ему нравилась искренность и отзывчивость юноши, но перспектива провести вечность в бушующей бездне пламени, пугала до холодка между оснований крыльев. Сильф по-детски всхлипнул и утер нос тыльной стороной ладони.

Ростислав молчал, глядя на мальчишку, стоящего перед ним. Тот, не поднимая глаз, спросил:

— Еще что-нибудь надо?

— Нет, спасибо, — грустно улыбнулся Ростислав, — Ты молодец.

Эай кивнул и вышел из комнаты. На сердце сильфа было тоскливо. Печать Аргаррона багровым комком пульсировала на груди, впитывая отрицательные эмоции, служившие ей чем-то вроде энергетической поддержки. Эай ненавидел это гадкое шевеление. Всеми фибрами своей души, всей своей сущностью… подлость была в том, что и гнев печать тоже поглощала.

Аргаррон чувствовал себя странно. Он бродил по коридорам и стенам цитадели и не находил себе места. Охранники вытягивались перед ним в струнку, офицеры подходили с рапортами, которые он подписывал, не глядя. Звезды глядели с черного неба на летящую сквозь стылую ночь цитадель, а архидемон думал:

«Я должен радоваться… Я снова в Каеноре, дела идут отлично, и даже нынешний Избранник — всего лишь мальчишка. Мои враги ослабли и не смогут оказать достойное сопротивление… Тогда почему у меня так мрачно на душе?.. От одной мысли о прошлом поражении меня трясет как в лихорадке… Что со мной? Старею, что ли?..»

Аргаррон, широко распахнув двери, вошел в свой любимый зал с большим окном, в котором никогда не зажигали огней — архидемон любил темноту.

— Повелитель, — Аргаррона нагнал гроск, облаченный в толстые кожаные доспехи, которые по прочности не уступали некоторым металлическим.

— Что? — буркнул архидемон, не оборачиваясь. Гроск, обращаясь к нему сейчас, не знал, что рисковал в этот момент жизнью. Архидемону случалось от злости убивать подвернувшихся под руку незадачливых смертных.

Подошедший был типичным представителем своего народа: квадратная фигура с длинными, ниже колен, четырехпалыми руками, плоская морда с широкой зубастой пастью, низкий лоб, из которого росли три рога, резко загибающиеся назад. Глупые маленькие глазки отливали красным, сморщенные уши выбивались из-под спутанных черных волос. В дополнение ко всему, все тело покрывала короткая и жесткая темно-лиловая шерсть.

— Передано по Эху Тьмы, что некоторая часть шакмаров готова следовать за тобой, повелитель.

— Вышлите за ними малый остров, — сказал Аргаррон, — Это самая радостная новость за сегодня…

— Да, повелитель, — гроск поклонился и вышел.

Аргаррон зашел в зал, уселся в кресло у окна. С неба глядели звезды, такие далекие и такие прекрасные отражения Астрала, куда он вскоре придет как бог-претендент. И пусть даже понадобится сжечь дотла весь этот мирок, власть стоит того. Надо лишь сделать первый шаг в Высшие Сферы — и потом миры падут к его ногам, словно спелые плоды…

«Аргаррон Великий», — думал архидемон, — «Аргаррон Ужасный… Аргаррон Беспощадный… Бог Тьмы и Хаоса…»

Аргаррон кривил душой. Стать Богом Хаоса не удавалось еще никому — эту непокорную стихию невозможно было удержать в узде. Архидемон смотрел на звезды, на ночное небо Каенора, на темные нагромождения облаков. Невдалеке пролетело несколько патрульных, взмахивая перепончатыми крыльями, раздавался ритмичный звук пропеллеров какого-то дирижабля.

По слову Аргаррона в камине зажегся огонь. Еще несколько заклинаний, и из ярко вспыхнувшего пламени вышло существо, напоминающее ящерицу, но с телом, по строению похожим на кошачье. Чешуя существа переливалась огненным золотом с краснотой, в глазах горели синие огоньки.

— Шаллагарта, — произнес архидемон истинное имя саламандры.

— Я пришла по твоему зову, — элементал огня склонила изящную голову. Даже это рабское движение получилось у саламандры грациозным, — Говори свое второе желание, архидемон.

Аргаррон прикрыл глаза. Даже имя не дало ему безграничной власти над духом огня, который мог не чувствовать боли при желании, и который чувствовал себя в безопасности везде, кроме Водяной Плоскости, а туда архидемону путь был закрыт. По крайней мере, не в его власти было бы отправить туда саламандру, если что, так что удалось раскрутить духа лишь на три желания и то скорее потому, что Шаллагарте стали скучны попытки Аргаррона подчинить ее.

— Ты знаешь сильфа Эаллойенума? — спросил архидемон. Ему на мгновение показалось, что по саламандре пробежала рябь, подобная дрожи пламени свечи на сквозняке.

— Да, — коротко ответила она.

— Он в Радужном Городе по моему приказу, — сказал Аргаррон, — Иди к нему и будь там моими глазами и ушами.

— Как пожелаешь, — саламандра повернулась с целью зайти в огонь, но архидемон сказал:

— Постой. Почему ты не спрашиваешь ничего?.. Обычно ты обсуждаешь мои приказы, саламандра.

— Требование ответа — это третье желание? — спокойно спросила Шаллагарта.

— Нет, Тьма и Пустота! — рыкнула архидемон, — Но если ты не ответишь, моим третьим желанием будет твоя ссылка в Водяную Плоскость!

— Это не в твоей власти, — саламандра являла собой образец спокойствия, — И я еще трижды подумаю, не разорвать ли соглашение с тобой в одностороннем порядке.

— Ответь мне, или я никогда не призову тебя больше, — уже тише сказал Аргаррон, — Тогда ты не сможешь уйти на второй цикл бытия. Что тебя связывает с этим сильфом?

— Мы были близки, Аргаррон, — сказала саламандра и шагнула в камин, игнорируя гневное рычание архидемона.

* * *

Огромный, но очень старый лурпо, взмахивая могучими крыльями, отлетел от острова, прокуренного дымами от экстракторов горного масла. На спине ящера сидели двое: синекожая всадница и обнимающий ее сзади молодой шакмар. Седла и прочей упряжи не было, так как, во-первых, на них не уместились бы двое, а, во-вторых, все полетное снаряжение было безнадежно мало такому гиганту, как Бругг. Пришлось оставить только поводья, чтобы управлять старым лурпо. Впрочем, тот спокойно отнесся к телепатическим командам Мингары, так что и эта часть экипировки оказалась лишней.