Аргаррон поднялся, окинул взглядом жрецов.

— Вы будете вознаграждены, — сказал он, — Все получат по сотне невольников и золота в количестве собственного веса!

Гарры преклонили колени, а старший из них только склонил голову. Повелитель умел не только карать, но и вознаграждать за верность.

Бой постепенно сходил на нет. Вымотавшиеся воины возвращались на корабли и острова, главные силы отходили для перегруппировки. Тем более, у шуолов погибло все командование, и магическую поддержку осуществлять тоже было некому.

Аргаррон, полностью оправившийся от последствий вылазки, взошел на мостик флагманского дирижабля и осмотрел место битвы. Главный остров гаррской армады все еще горел, а от его цитадели не осталось ни одной целой постройки. Архидемон лишь надеялся, что колоссальные материальные средства, находящиеся внутри, хотя бы частично уцелели.

Император посмотрел вслед организованно отступающим шуолам.

— Мы атакуем их сейчас, повелитель? — спросил он, — По-моему, самое время…

— Нет, — Аргаррон немного сощурился, — Возвращаемся на Горнагар.

— Но…

— Немедленно! — архидемон повернулся к Императору и посмотрел ему в глаза, — Если мы будем преследовать их на их территории, то последствия могут быть катастрофическими. Выиграть битву и проиграть войну — самое обидное, что может случиться. Не самое страшное, но самое обидное. Так что поворачивай.

— Да, повелитель, — Император чуть склонил рогатую голову и принялся отдавать распоряжения по Эху Тьмы.

Армада Аргаррона, неспешно развернувшись, двинулась в обратном направлении, прекратив наступление. Ценой огромных и невосполнимых потерь шуолы все же добились своего — до Алашома гарры не дошли.

Ростислав сидел в каюте корабля и смотрел на покоящийся в цветке Мирласа хрустальный шар. Его посещали неприятные мысли. Например, он не знал, можно ли дать родителям новые тела, или же придется разбить шар и выпустить души на свободу, дабы те обрели спокойное посмертие. При мысли о втором варианте на глаза наворачивались слезы. Ростислав только теперь, когда на время миновали все опасности, осознал, насколько он соскучился по родителям.

«Хочешь поговорить»? — вдруг спросил Мирлас.

— Что? — не понял юноша, погруженный в мрачные мысли.

«Хочешь поговорить с родителями?» — повторил лотофаг, затем пояснил, — «Я сумел подобрать частоту…»

— Конечно! — Ростислав вскочил, задев крыльями какой-то канделябр, который с грохотом упал.

«Тогда сядь и расслабься».

Ростислав опустился обратно на диван и откинулся на спинку, прикрыв глаза. В мозгу сперва был какой-то шум, а потом все сознание заполонило калейдоскопом образов, из которых, в конце концов, сложились знакомые лица…

— Мама! Папа! — воскликнул он, подавив желание броситься вперед.

— Ростик? — мамин голос звучал как-то неуверенно, — Что происходит?..

— Вы не слышали меня там, в камере?..

— Слышали, но мало что поняли, — подал голос отец, — Все это слишком смахивает на бред или какой-то спектакль.

— Это не бред, папа… Это и вправду другой мир.

— Бог с ним, — Ростиславу показалось, что отец махнул рукой, — Ты лучше скажи, во что ты ввязался? Что за беготня, стрельба и поножовщина?

Ростислав вздохнул и пересказал историю своего пребывания в Каеноре еще раз, добавив события на острове Горнагар. Максим его изредка перебивал, задавая вопросы, и Избранник на них отвечал, если мог.

— Все же я не пойму, причем тут ты и причем тут мы, — сказала мама, — Ты же сказал, эти квостры могут вернуть тебя назад… с самого начала могли. Почему ты не вернулся? Ты о нас подумал?

Юноша опустил взгляд:

— Прости, мам… Я… честное слово… Просто так получилось, что я виноват перед всеми.

— Откуда тебе было знать?

— Погоди, Аня, — отец остановил супругу, — Сын, ты должен исправить ошибку, раз уж допустил ее.

— Понимаешь, я должен справиться с таким, что мне и не снилось в нашем мире.

— Стой, не теряй веры в себя. Ты у меня всегда находил выход, не разочаруй нас и здесь. Более того, ты не должен опозорить наш мир, отступившись, и нашу страну тоже.

— Максим, — с нажимом произнесла мама, которой «великодержавный шовинизм» мужа все время стоял в печенках.

«Быстрее, Ростислав, у меня силы кончаются канал держать», — встрял Мирлас. Судя по всему, это слышали и родители, которые быстро начали прощаться.

— Давай, сын, покажи себя, — после всего сказал отец, после чего Коротков-младший снова ощутил себя в каюте.

Первое, что он почувствовал — это дикая жажда. Ростислав мгновенно схватил стоящий на столе кувшин и припал к нему губами.

«Прости, мне нужны были силы», — подал голос Мирлас, — «Пришлось взять у тебя влаги, надеюсь, ты не против…»

— Не против, — ответил парень, ставя полупустой кувшин на стол, — Только в следующий раз предупреждай, ладно?

«Конечно…» — Ростиславу показалось, что лотофаг смущен.

«Мирлас», — обратился к нему Коротков.

«Что?»

«Спасибо… мне этого как раз не хватало».

«Пожалуйста… мне было не особенно трудно после того, как я нашел нужную частоту».

Коротков потянулся и вышел на палубу. Утренний воздух обласкал лицо прохладой, встающее из белесой Великой Бездны солнце освещало уже ставшие привычными нагромождения облаков, касалось корабля золотистыми лучами.

«Как красиво», — в очередной раз подумал Избранник, — «Даже исключительно из-за этого и стоит сражаться за этот мир…»

Он прикрыл глаза и слегка коснулся сознанием Небесной тропы, чтобы обострить ощущения от утра. Сейчас все проблемы отступили на задний план, когда лучи утреннего солнца ласкали расправленные крылья юноши, а прохладный воздух касался тела.

Ростислав недолго постоял, восстанавливая магические силы от сил Воздуха. На мгновение, во время которого он коснулся Небесной Тропы, он, как всегда, ощутил себя невесомым, крылья словно раскинулись на все небо, по крупице вбирая часть той колоссальной мощи, что двигала всеми ветрами Каенора.

Со стороны же это выглядело, будто юноша просто о чем-то блаженно замечтался, прикрыв глаза и слегка расправив крылья…

* * *

Аргаррон сидел в заклинательном покое на флагманском острове, который внутри почти не пострадал. На черном каменном столе стоял на подставке шар из черного хрусталя, по которому изредка пробегали алые и оранжевые всполохи.

В шаре постепенно проявилось изображение. Потрепанный летающий корвет из Радужного Города, с четырьмя существами на борту. И еще было две души внутри хрустального шарика, лежащего сейчас в каюте.

Архидемон улыбнулся.

«Я нашел тебя», — подумал он, после чего произнес вслух несколько заклинаний. Раз его лучшего помощника убили, он вызовет другого. Может быть, не столь полезного, но все равно хорошего.

Воздух в центре зала завибрировал, потом вспыхнул багровым пламенем, из которого выступила стройная девушка с перепончатыми крыльями за спиной. Ее кожа отливала краснотой, а в глазах горело оранжевое пламя. Гостья была полностью обнажена, а сзади свисал не лишенный элегантности длинный хвост с костяной стрелочкой на конце. Дополняли картину торчащие из пышной гривы огненно-рыжих волос аккуратные острые рожки, чуть загнутые назад. Суккуб.

— Офелия, — со всей нежностью, на которую был способен, произнес Аргаррон, улыбнувшись во всю пасть.

— О, мой повелитель! — суккуб подскочила к архидемону и повисла на его могучей шее, — Я так скучала по тебе!.. Почему ты меня так долго не вызывал, я соскучилась…

Ее рука при этом недвусмысленно поглаживала архидемона по могучей груди, а хвост начал ловко распутывать завязки доспехов.

— Малышка, — архидемон ласково хлопнул суккуба по ягодицам, — У меня для тебя есть задание.