419. «Мы захотим — поставим брашна…»

Мы захотим — поставим брашна,
Друзей, товарищей зовем
И выпьем так, что небу страшно,
А не хотим — так и не пьем.
Мы пляшем так, что стены стонут,
И наша пляска всем видна;
Народы целые потонут
В потоках нашего вина.
Мы запоем — весь мир нам тесен,
По всей земле тогда гремит,
А коль не слышно наших песен,
То вся вселенная молчит.
Грустили мы — земля страдала
И тучи плакали над ней,
Мать сыновей не узнавала
И реки стали солоней.
Считать — не сосчитаем раны,
Но вспомним обо всех боях,
И не могилы, а курганы
Находим мы в своих степях.
Май 1939 {419}

420. Ласточки в Кронштадте

На базе в амбразурах окон
Есть много ласточкиных гнезд.
Из глины птицы лепят кокон, —
Он крепок, незаметен, прост.
Висит он каменным карманом,
Неинтересный птичий дом,
Открытый ветру и туманам,
Как будто шепчет: «Не уйдем.
От века мы с природой спорим,
Мы не жалеем о былом,
Всё будем мы летать над морем,
Воды не зацепив крылом.
Пожар сраженья нас задушит,
Людей внезапная беда,
Нам гнезда легкие разрушат —
Мы не исчезнем и тогда.
Пусть будет жизнь — и труд, и горе,
Мы гнезда вылепим опять,
Покуда существует море,
Здесь будут ласточки летать…»
Я понял, что и в наше время
Дает природа вещий знак,
Что трудовое наше племя
Не может уничтожить враг.
Пускай вся жизнь мне будет горем,
Я не сойду с родной земли.
Всю жизнь мы боремся и спорим,
Но вьются ласточки над морем
И ходят наши корабли.

421. «Границу мы представляем кривой…»

Границу мы представляем кривой,
Окрашенной в красный цвет.
Кроме того, стоит часовой, —
А так ничего интересного нет.
За ней синеет такой же лес,
Так же стволы дубов черны.
Но часовой потерял интерес
К предметам чужой страны.
Он будет смотреть от куста до куста,
Но что ему этот вид!
Будет ходить и, если устал,
Винтовку к ноге. Стоит.
Как будто бы и ничего не грозит —
Всё тихо, застыло хоть на сто лет,
Но четыре патрона вошли в магазин,
Пятый сидит в стволе.
Но если ночью шаги заскрипят,
Ворохнется лист или наст —
Уверенный выстрел тряхнет приклад,
И эхо его отдаст.
1940? {421}

422. Устная картинка

Я не ропщу, что вновь пришла бессонница, —
Во сне увидеть ничего не хочется.
Не стану я подушку перекладывать,
Курить впотьмах, вздыхать или ворочаться.
Возьму тетрадку, что-нибудь придумаю, —
Иных займет. Кому-нибудь приглянется.
Со многими делю я одиночество
И не боюсь теперь, что ночь протянется.
Кому-нибудь и этим я понадоблюсь
И помогу в минуту несчастливую.
Не брезгайте, когда простой ремесленник
Подарит вам работу кропотливую.
Не прогоняй меня, мой друг неведомый,
Не отвергай простого приношения.
Ведь я и для тебя слова придумывал,
И для тебя искал я утешения.
Мой бедный друг в минуту несчастливую
Увидит вдруг мою картинку устную —
Простит меня за эту вещь несложную,
Простит меня и за улыбку грустную.
30 января 1941 {422}

423. Тропинка гномов

Я нашел в лесу следы,
Что кончались у воды.
Были в том лесу канавы
И проточные пруды.
У воды желтел песок,
Был кустарник невысок.
Там нашел я отпечатки
Маленьких проворных ног.
По песку и по суглинку
Кто-то вытоптал тропинку,
Кто-то часто здесь ходил,
Не задел за паутинку,
Веточки не обломил.
Кто-то вытянул травинку,
Сплел зеленую корзинку
И чернику собирал.
Кто живет в лесу зеленом,
Чья избушка там под кленом —
До сих пор я не узнал.
Между черными корнями
Вижу маленькую дверь,
Загороженную пнями,
Чтоб не вполз лукавый зверь…

424. «Мы недолго пробыли в Батуми…»

Мы недолго пробыли в Батуми.
Я едва запомнил узкий берег,
Черно-красный корпус парохода,
Лодки темные, как рыбьи спины,
Пристани с дрожащими мостками,
Близко зеленеющие горы
И деревья старого бульвара,
Самого прекрасного на свете.
В первый раз увидел я всё это,
Но как будто вновь сюда вернулся,
Узнавал, как будто прожил годы
В домике с прохладными сенями.
Так же вечерами у кофеен
Слышался костяшек треск азартный,
Стук подков на улицах мощеных,
Окрики усатых водоносов,
Плещущие гулкие удары
И судейский жестяной свисточек
На площадке за стеной акаций.
Мы с тобой ходили всюду вместе,
Вечно нам друг друга не хватало.
Я ли в домино играть садился —
Ты в мои заглядывала кости,
Если ты записывать садилась —
Я твои перебирал тетрадки.
Ужинать ходили — занимали
Самый дальний столик в ресторане.