207. На дне
Лежит матрос на дне песчаном,
Во тьме зелено-голубой.
Над разъяренным океаном
Отгромыхал короткий бой,
А здесь ни грома и ни гула…
Скользнув над илистым песком,
Коснулась сытая акула
Щеки матросской плавником…
Осколком легкие пробиты,
Но в синем мраке глубины
Глаза матросские открыты
И прямо вверх устремлены.
Как будто в мертвенном покое,
Тоской суровою томим,
Он помнит о коротком бое,
Жалея, что расстался с ним.
ИОСИФ ЛИВЕРТОВСКИЙ
Иосиф Моисеевич Ливертовский родился в 1918 году в Днепропетровске. Жил в Омске. Учился в Омском педагогическом институте, на литературном факультете. Окончил институт в 1940 году. Сотрудничал в молодежной омской газете «Молодой сибиряк», отвечал за выпуск литературных страниц. Печатался в сибирских газетах и журналах. Владел немецким и украинским языками, переводил Г. Гейне, И. Бехера, П. Грабовского. В 1940 году был призван на действительную службу в армию. Службу проходил в Новосибирске. С 1942 года — на фронте, в звании сержанта командовал артиллерийским расчетом и стрелковым отделением. Свои стихи публиковал во фронтовой печати.
Погиб летом 1943 года под Орлом в Орловско-Курском сражении.
208. «Почему мне сегодня не спится…»
Почему мне сегодня не спится
У раздутого ветром костра?
Я увидел проклятую птицу
На высокой сосне вчера.
Круглоглазая странница эта
Куковала в сосновом бору.
Есть в народе такая примета,
Что увидеть ее — не к добру.
Но меня ничего не волнует,
Не пугает меня старина.
Много сказок на свете бытует
И примета живет не одна.
Разве можно во сне затеряться,
Если берег встает крутизной,
Если сосны на нем толпятся
И шумят за моею спиной?
Я лежу на песке хрустящем,
Чуть колышется бархат реки,
Там, за острова темною чащей,
Появляются чаще и чаще
Пароходов ночные свистки.
…Я теперь не закрою ресницы,
Пролежу на песке до утра.
Пусть сегодня мне ночью не спится!
У раздутого ветром костра. {208}
209. Ночь
Я люблю, сменив костюм рабочий,
Одеваться бело и легко.
Золотой закат июльской ночи
От меня совсем недалеко.
Широко распахивая ворот,
Я смотрю, как тихо над водой,
Камышами длинными распорот,
Выплывает месяц огневой.
И смотрю, как розовой стрелою
Упадают звезды иногда;
Папироса, брошенная мною,
Тоже как падучая звезда.
А навстречу мне сплошною пеной
По широкой улице идут
Все мои друзья, подруги все мои,
Без которых места не найду.
С ними песня весела и ходка
(Я такой, конечно, не сложу).
Я иду свободною походкой,
С дружеским приветом подхожу,
И пока луна садится в рощу,
Расправляя лиственниц верхи,
Темно-синей бархатною ночью
Я пою друзьям мои стихи. {209}
210. В поезде
Окно и зелено и мутно,
В нем горизонта полоса;
Ее скрывают поминутно
Мимо летящие леса.
Стреляет темень фонарями,
А звезды с ними заодно
Стремятся низко над полями
И режут наискось окно.
Их быстрота неимоверна,
Они подобны беглецу;
Они сбегаются, наверно,
Обратно к старому крыльцу.
И хочется бежать полями,
Бежать, подобно беглецу,
За звездами и фонарями
Обратно к старому крыльцу,
Запутанной лесной тропою.
Достиг бы я того звонка,
Когда б не знал, что не откроет
Дверей мне милая рука.
Когда б не знал, что по откосам
Другой состав стремится вдаль,
Что у тебя в глазах печаль,
А думы мчатся вслед колесам. {210}
211. Поэзия
В шалаше из ветвистых, и кудрявых, и легких,
Темно-синих осинок, завязавших верхи,
На траве растянувшись, опираясь на локти,
В желтой маленькой книжке я читаю стихи.
И за каждою строчкой пробегает мой палец,
И за каждою строчкой пробегают глаза.
Ядовитые шорохи горячо зашептали:
«Ты сегодня для жизни не вернешься назад».
Ах, я знаю, но всё же я не буду печалиться,
Что стихи — мое сердце, что стихи — моя кровь.
Наплывают страницы на угластые пальцы,
Как на острые скалы пенных волн серебро.
И цветы голубые небо чашек раскрыли,
Тонкий запах в раздувшихся ноздрях дрожит.
У березы раскидистой словно выросли крылья,
И пчела золотистая надо мною кружит.
Что-то сладкое в мускулах и горячее что-то
Протекает по телу, наливает глаза.
И я слышу, я слышу чуть трепещущий шепот:
«Ты сегодня для жизни не вернешься назад». {211}
212. Папиросы
Я сижу с извечной папиросой,
Над бумагой голову склоня,
И отец вздохнет, посмотрит косо —
Мой отец боится за меня.
Седенький и невысокий ростом,
Он ко мне любовью был таков,
Что убрал бы, спрятал папиросы
Магазинов всех и всех ларьков.
Тут же рядом, прямо на дворе,
Он бы сжег их на большом костре.
Но, меня обидеть не желая,
Он не прятал их, не убирал.
Ворвалась война, война большая.
Я на фронт, на Запад уезжал.
Мне отец пожал впервые руку.
Он не плакал в длинный миг разлуки.
Может быть, отцовскую тревогу,
Заглушил свистками паровоз.
Этого не знаю. Он в дорогу
Подарил мне пачку папирос. {212}
