241. «Заснуть. Застыть. И в этой стыни…»
Заснуть. Застыть. И в этой стыни
Смотреть сквозь сонные скачки
В твои холодные, пустые,
Кошачьи серые зрачки.
В бреду, в наплыве идиотства,
Глядя в привычный профиль твой,
Искать желаемого сходства
С той. Позабытой. Озорной.
И знать, что мы с тобою врозь
Прошли полжизни тьмой и светом
Сквозь сонм ночей весны — и сквозь
Неодолимый запах лета.
И всё ж любить тебя, как любят
Глухие приступы тоски, —
Любил безумный, страшный Врубель
Свои нелепые мазки.
242. «Я лирикой пропах, как табаком…»
Я лирикой пропах, как табаком,
И знаю — до последнего дыханья
Просить ее я буду под окном,
Как нищий просит подаянья.
Мне надо б только: сумрак капал,
И у рассвета на краю
Ночь, словно зверь большой, на лапы
Бросала голову свою…
243. Волк
Когда раздался выстрел, он
Еще глядел в навес сарая,
В тот гиблый миг не понимая,
Что смерть идет со всех сторон.
Стоял на рыхлом талом насте,
По ветру ставил чуткий нос,
Когда двухствольным резким «Здрасьте!»
В ушах и в теле отдалось.
Он падал медленно под креном
Косого резкого угла.
Еще медлительней по венам
Кровь отворенная текла.
Сбежались люди, тишь нарушив
Плевком холодного ствола.
А под его тяжелой тушей
Уже проталина цвела.
И рядом пыж валялся ватный
У чьих-то мех обутых ног,
И потеплел — в багровых пятнах —
Под теплой лапою ледок.
Там, где нарост остистой шерсти
Свалялся в ледяной комок,
Шесть кровоточащих отверстий
Струили приторный дымок.
Он издыхал с косым оскалом,
В паху еще теплился зуд,
Но смерть всё близилась и крала
Теченье считанных минут.
Уже светало. Пахло хлебом,
Овчиной, близким очагом.
А рядом волк лежал и в небо
Смотрел тоскующим зрачком.
Он видел всё: рассвет и звезды,
Людей, бегущих не спеша,
И даже этот близкий воздух,
Которым больше не дышать.
Голодной крови теплый запах
Тревожил утреннюю рань,
И нервно сокращалась в лапах
Рывками мускульная ткань.
Бежали судороги в теле,
В снег ртутью падала слеза,
А в небо синее смотрели
Большие серые глаза…
Нет, в них не виделось испуга,
Они грустили лишь о том,
Что сероглазая подруга
Его не встретит за бугром.
Они, как склизлый студень, стыли,
Так он лежал в чужих ногах,
Смертельно раненный навылет
Под теплый и бесшерстный пах.
244. Отелло
Пусть люди думают, что я трамвая жду,
В конце концов кому какое дело,
Что девушка сидит в шестом ряду
И равнодушно слушает «Отелло».
От желтой рампы люди сатанеют.
Кто может девушке напомнить там,
Что целый год ищу ее, за нею,
Как этот мавр, гоняясь по пятам.
Когда актеры позабыли роли
И — нет игры, осталась лишь душа,
Партер затих, закрыл глаза от боли
И оставался дальше не дыша.
Как передать то содроганье зала,
Когда не вскрикнуть было бы нельзя.
Одна она с достоинством зевала,
Глазами вверх на занавес скользя.
Ей не понять Шекспира и меня!
Вот крылья смерть над сценой распростерла.
И, Кассио с дороги устраня,
Кровавый мавр берет жену за горло.
Сейчас в железы закуют его,
Простится он со славой генерала,
А девушка глядела на него
И ничего в игре не понимала.
Когда ж конец трагедии? Я снова
К дверям театра ждать ее иду.
И там стою до полчаса второго.
А люди думают, что я трамвая жду.
245. Август
Я полюбил весомые слова,
Просторный август, бабочку на раме
И сон в саду, где падает трава
К моим ногам неровными рядами.
Лежать в траве, желтеющей у вишен,
У низких яблонь, где-то у воды,
Смотреть в листву прозрачную
И слышать,
Как рядом глухо падают плоды.
Не потому ль, что тени не хватало,
Казалось мне, вселенная мала?
Движения замедленны и вялы,
Во рту иссохло. Губы как зола.
Куда девать сгорающее тело?
Ближайший омут светел и глубок.
Пока трава на солнце не сгорела,
Войти в него всем телом до предела
И ощутить подошвами песок!
И в первый раз почувствовать так близко
Прохладное спасительное дно.
Вот так, храня стремление одно,
Вползают в землю щупальцами корни,
Питая щедро алчные плоды, —
А жизнь идёт, — всё глубже и упорней
Стремление пробиться до воды,
До тех границ соседнего оврага,
Где в изобилье, с запахами вин,
Как древний сок, живительная влага
Ключами бьёт из почвенных глубин.
Полдневный зной под яблонями тает
На сизых листьях тёплой лебеды.
И слышу я, как мир произрастает
Из первозданной матери — воды.
