201. Ночная атака

Покорный твердому уму
И смелости твоей,
Эсминец ринулся во тьму
На зыбь морских путей.
Берясь за поручень стальной,
Ты заглянул в комп ас, —
Перед великою страной
В ответе ты сейчас.
За миноносец, за людей.
Во мгле морских пустынь
Ты скажешь сердцу: «Не слабей!»,
Усталости: «Покинь!»
Продуман поиск, встреча, бой,
Задача вручена.
И Родина сейчас тобой
Руководит одна.
И каждый чувствует боец
Ее призыв сейчас,
И ты сильней на сто сердец,
На двести зорких глаз.
Ты всё услышь и всё проверь,
Маяк исчез, пора.
И начинается теперь
Суровая игра.
Пронзая темноту, как нож,
Коль верен твой расчет,
Незримый никому, найдешь
Врага — линейный флот.
Но хрупкой тишины не тронь.
И должно так идти,
Чтоб заградительный огонь
Не вспыхнул на пути.
Наносит ветер дым и гарь,
Теперь ошибки нет.
Теперь рази, теперь ударь
Всей яростью торпед.
Они ударят — шесть когтей,
Что ты во тьму простер, —
Из веера прямых путей
Не вырвется линкор.
И, скользкий поручень сдавив,
Переложив рули,
Ты слышишь, как грохочет взрыв, —
Торпеды в цель пришли.
Вновь рулевой поворотил
По слову твоему,
И снова сорок тысяч сил
Несут корабль во тьму.

202. «Метет поземка, расстилаясь низко…»

Метет поземка, расстилаясь низко,
Снег лижет камни тонким языком,
Но красная звезда над обелиском
Не тронута ни инеем, ни льдом.
И бронза, отчеканенная ясно,
Тяжелый щит, опертый о гранит,
О павших здесь, о мужестве прекрасном
Торжественно и кратко говорит.

203. Сонет

Когда владеет морем мертвый штиль,
Мы видим часто бухты и маяки, —
То лжет мираж, приподнимая знаки,
А берег наш за сорок с лишним миль.
Но видно всё: седеющий ковыль,
Кроваво пламенеющие маки,
Прибрежной пены охряную накипь
И бота перевернутого киль.
Мечты мои, неуловимой тенью
Возникшие на грани сновиденья,
Коротким блеском прорезают тьму.
И в этот миг глазам открыты снова
Пути в морях тревожных и суровых.
Но берег есть. И я пробьюсь к нему!

204. Тебе

Мы попрощаемся в Кронштадте
У зыбких сходен, а потом
Рванется к рейду серый катер,
Раскалывая рябь винтом.
Под облаков косою тенью
Луна подернулась слегка,
И затерялась в отдаленье
Твоя простертая рука.
Опять шуметь над морем флагу,
И снова, и суров и скуп,
Балтийский ветер сушит влагу
Твоих похолодевших губ.
…И если пенные объятья
Назад не пустят ни на час
И ты в конверте за печатью
Получишь весточку о нас —
Не плачь, мы жили жизнью смелой,
Умели храбро умирать, —
Ты на штабной бумаге белой
Об этом можешь прочитать.
Переживи внезапный холод,
Полгода замуж не спеши,
А я останусь вечно молод,
Там, в тайниках твоей души.
А если сын родится вскоре,
Ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога — море,
Моя могила и купель.
Август 1941 {204}

205. «Ты ждешь меня, ты ждешь меня…»

Ты ждешь меня, ты ждешь меня,
Владеет сердцем грусть,
И по стеклу, кольцом звеня,
В твое окно стучусь.
Звезда холодная, блести,
Гляди сюда в окно,
Ты не грусти, ты не грусти —
Я мертв уже давно.
В зеленоватой мгле пучин
Корабль окончил бег,
И там лежу я не один,
И каждый год как век.
Не внемлю, как года бегут,
Не внемлю ничего,
Кораллы красные растут
Из сердца моего.
И те, кто гибнет на волне
В тисках воды тугих,
Они идут сюда, на дно,
Что лечь у ног моих.

206. Возвращение из похода

Когда мы подвели итог тоннажу
Потопленных за месяц кораблей,
Когда, пройдя три линии барражей,
Гектары минно-боновых полей,
Мы всплыли вверх, — нам показалось странно
Так близко снова видеть светлый мир,
Костер зари над берегом туманным,
Идущий в гавань портовый буксир.
Небритые, пропахшие соляром,
В тельняшках, что за раз не отстирать,
Мы твердо знали, что врагам задаром
Не удалось у нас в морях гулять.
А лодка шла, последний створ минуя,
Поход окончен, и фарватер чист.
И в этот миг гармонику губную
Поднес к сухим губам своим радист.
И пели звонко голоса металла
О том, чем каждый счастлив был и горд:
Мелодию «Интернационала»
Играл радист. Так мы входили в порт.