268. Спутница
И за руки водит, и кружит,
И ночью и днем отыскав,
В работе, веселье и дружбе
Проверенная тоска.
Как запах горелого торфа
До боли гортань щекоча,
Лишенные музыки строфы
Подсказывает по ночам.
В свободные дни пятидневки
Врывается в рамы окна,
И бродит от Невки до Невки,
И всё подчиняет сполна.
Но, вновь обрекая на зависть
Не смеющих в ногу идти,
Иная диктуется запись
Эпохой больших директив.
И смутен, и неприкаян
Тот голос, что слышен едва,
Он вырастет, к ней примыкая,
Ее повторяя слова.
И вздутые вешнею спесью
И почки деревьев, и дни
Я нынче встречаю без песен, —
Но скоро придут и они.
269. С повинной
Вечер к вечеру — как по шаблону,
Как один другим отражен —
Вечно занят твой стол зеленый
Спешно требуемым чертежом.
Нынче дни рабочего стажа
Счет ведут прямым и кривым, —
Ты и мне отвечаешь, даже
От бумаг не подняв головы.
Прихожу к тебе повиниться,
Говорю, ничего не скрыв:
Устаю, начинаю лениться,
Понемногу растет прорыв.
И подчас не живу — скучаю,
Мало разнится день ото дня.
Но внезапно твое молчанье,
Как упрек, обрывает меня.
Как привет от кварталов до верфи
Дым из труб посылая к нам,
Крыши лагерем красноверхим
Далеко видны из окна.
Город мой подымает стены,
И, ветрам и морозам открыт,
Он работой вечерней смены,
Всем дыханьем своим говорит,
Что работы у всех не меньше
И что так мы спешить должны,
Чтобы вместе дорогой прямейшей
Выйти в будущее страны.
Чтобы годом нам не казалась
Пятидневка в разгар работ,
Наша строчка нашу усталость
На поруки себе берет.
И опять по лестнице длинной
Мне с тобою бежать легко:
Нет невзгоды неодолимой!
Наши песни еще далеко
Не окончены, не пропеты, —
Подтвердить это нынче должна,
На проспект Пролетарской победы
Выходя вслед за нами, весна.
270. Весна в Тикси
Отдых к ночи, а ночи нету —
Каждой ночью светло, как днем.
Как тут будешь бродить до света,
Тьму отыскивать днем с огнем?
Утки в забереги слетают,
Лед проталинами пошел.
Из распадка любую стаю
Тут выслеживать хорошо.
Все спокойно в холмах безлесных,
Птицы свищут у самых ног,
Да гремит в снеговых отвесах
Черно-синий лютый поток.
Солнце словно желтою пылью
Одевают гор наготу;
И, расправив рябые крылья,
Мне в глаза взглянув на лету,
Коршун падает с камня камнем,
Пустырей разбойный герой,
И скрывается за сверканьем
Снега талого под горой.
Но в пустыне, одетой светом,
Там, где маревом поднят лед,
Что за тень, колеблема ветром,
На черте горизонта встает?
То шагает легкий и скорый
Мой товарищ — зачинщик охот.
«Здравствуй! — крикну я через горы. —
Как охота твоя идет?»
И просторной свободой богаты,
В цель стреляя под небеса,
Сколько разной твари пернатой
Мы привяжем на пояса!
И к зимовке — уснуть до работы.
Уходя, говорим вперебой
О работе в порту, об охотах,
Об осеннем пути домой.
Осень — к осени, к лету — лето.
Через несколько быстрых лет
Спросишь: «Молодость моя, где ты?» —
Ничего не слыхать в ответ.
И тогда, тяжелее камня,
С неизвестных слетев высот,
Глянет злая тоска в глаза мне,
Надо мной задержав полет.
Я из самых дальних затонов
Верной памяти привозу
Время солнца и льдов зеленых —
Сон, приснившийся наяву.
И товарищи выйдут те же,
Молодые — как в те года;
Мы сойдемся на побережье
После радостного труда.
Впереди просторно и тихо,
Темных крыльев пропал и след,
Только в море из бухты выход —
Словно в будущее просвет.
271. Итог
Иной судьбы, казалось, не желая,
К несбыточному больше не стремясь,
Так медленно, так нехотя жила я,
В чужую жизнь стучаться утомясь.
Ступала от удачи к неудаче,
На близкое смотря издалека,
Когда, мои пути переиначив,
Их повела холодная река.
Так палый лист уносится теченьем
Куда-то в неизвестность. И пришло
То чувство, что зовется отреченьем,
Что холодно, пустынно и светло.
У моря ветром рвало мох и камень,
И приходилось, наклонясь дугой,
Карабкаться, держась за трос руками,
Храня дыханье, сжатое пургой.
И день за днем вставали в сроках твердых —
Стремленье ветра, уровень воды,
Путь облаков и в дождемерных ведрах
Сухого снега светлые следы.
Еще в июне льды в заливе стыли
Зеленые, прозрачны и влажны,
А светлая, холодная пустыня
Взыграла всеми красками весны.
На склонах гор, коричнево-лиловых,
Горели мхи и снег сходил на нет;
Большой пустырь куражился в обновах
Болот, у неба отбиравших цвет.
И солнечными длинными ночами,
Держа от солнца руку у бровей,
Бродила я с винтовкой за плечами,
Пугая птиц в оттаявшей траве.
И многократно утверждали скалы,
Катая эхо моего ружья,
Что лишь преддверьем — искусом закала
Была вся жизнь прошедшая моя,
Что было в ней борьбы постыдно мало.
И, отступив в сознании вины,
Молчала я, и снова возникала
Над голым миром песня тишины.
Она в ушах звучала бегом крови,
Разгоряченной редкостной весной,
Она была прекрасней и суровей,
Чем гребни гор и небо надо мной.
Оплетена напевом этим длинным,
Я волю в нем услышала одну:
Огромный зов к застроенным равнинам,
Гораздо раньше встретившим весну.
И стало ясно: от него не скроешь
Себя нигде, и на краю земли
Моя судьба — такого же покроя,
Как судьбы тех — оставшихся вдали.
Мы улью одному готовим соты.
И доказал мне этой песни лад,
Что жизнь друзей и прежняя работа,
Объединясь в усилии, велят
Вернуться к ним, чтоб изменять значенье
Любых вещей по слову своему.
