78. Странствие

В незапамятное утро
Я услышал хор пернатых
За отрогами Урала,
Где весною птичий слет.
Золотыми косяками
Шел сазан на перекатах,
Дед с тяжелого баркаса
В речке ставил перемет.
Он сказал мне: «Оставайся,
Дорогой товарищ, с нами,
У земли пшеницы хватит,
Рыбой хвалится вода.
Край наш светлый и богатый,
Корабли плывут по Каме…»
Я послушал и остался,
Но солгал, что навсегда.
Поселился на рыбалке,
Рыбакам чинил мережи,
С фонарями на баркасах
В устье Камы выезжал.
Белозубые пермячки
На меня глядели строже,
Если я их на гулянке
Невниманьем обижал.
Но под осень, в душный август,
Я ушел с плотовщиками
Из зеленого затона
На шумливый нижний плес.
Вышли девушки на пристань
И махали мне платками,
Их печальные улыбки
Я под Астрахань увез.
Так я странствование всё лето
По колхозам и станицам,
И везде гостеприимно
Открывали двери мне
В городах меня встречали
Улыбавшиеся лица,
И не мог я стать бродягой
В нашей солнечной стране.
Побывал на Черноморье,
Видел город на Сураме,
Дагестанские селенья
И Донбасса рудники.
И везде мне говорили:
«Поживи, товарищ, с нами», —
Я повсюду знал пожатье
Крепкой дружеской руки.
И когда настало время
Мне к пенатам возвращаться,
Я не знал, куда же ехать
С этих розовых полей?..
Люди все меня встречали,
Как друзья и домочадцы,
И везде я видел счастье
Славной Родины своей.
1939 {78}

79. «Гранитный дом снарядами пронизан…»

Гранитный дом снарядами пронизан,
Навылет — окна, этажи — насквозь,
Как будто смерть взобралась по карнизам
И через крышу вколотила гвоздь.
Торчали кверху ребра перекрытий
По вертикали срезанной стены,
И мир житейских маленьких событий
Стоял открытым с внешней стороны.
Руины вдруг разрушенного быта,
Судьба людей теперь уже не в них;
Дом был как чей то в спешке позабытый,
На полуслове прерванный дневник.
И мертвых тел обугленная масса
Еще валялась в разных этажах,
И неизвестной женщины гримаса
Рассказывала, что такое страх.
Она лежала, свесясь головою
Над черной бездной битого стекла,
Она повисла вдруг над мостовою
И закричать, наверно, не смогла.
Ее лицо, забрызганное кровью,
Уже лишилось линий и примет,
Но как живой стоял у изголовья
Ее веселый, радостный портрет.
И всем, кто видел скрюченное тело,
Казалось вдруг, что женщина тепла,
Что карточка от ужаса темнела,
А мертвая смеялась и жила.
1940 {79}

80. Песня о балтийцах

Балтика! Повсюду прогремели
Подвиги высокие твои,
Сквозь военный дым и через мели
Ты вела к победе корабли.
Ветер выл. В борта впивались пули,
Рвали пену взрывы за кормой,
И враги коварные тонули
В нашем море летом и зимой.
Мы выходим тяжелой колонной,
В море виден наш пенистый след,
И над гладью, огнем озаренной,
Встало солнце великих побед.
На страницы пламенного списка
Имена балтийцев внесены.
Сколько раз над нами плыли низко
Облака блокады и войны.
И врагам всегда бывало круто,
Их на дне бесславный ждал конец,
Бьем мы пришлых со времен Гангута
Силой ненавидящих сердец.
Снова бой направо и налево,
В черном дыме волны и зенит,
Каждый день могучей слой гнева
Красный флот захватчиков громит.
День победы полной перед нами,
День большой торжественной судьбы,
Так взвивайся, боевое знамя
Ненависти, гнева и борьбы!
Мы выходим тяжелой колонной,
В море виден наш пенистый след,
И над гладью, огнем озаренной,
Встало солнце великих побед.
1940 {80}

81. «Я нашел на улице подкову…»

Я нашел на улице подкову
И повесил дома на стене.
В этом смысла нету никакого,
Просто так понадобилось мне.
Но порой рассказывают ярко
О делах давно минувших лет
Серый камень, раковина, марка
И пригоршня бронзовых монет.
Серым камнем высекали пламя,
В раковине слышен гул морей,
А за деньги, стертые веками,
Шкуры продавал гиперборей.
Так и речь рождается. По слову
Соберешь — и мыслям нет конца…
Я ударю об стену подкову —
И услышу песню кузнеца…
1941 {81}