526. Полине

Как замечательны,
Как говорливы дни,
Дни встреч с тобой
И вишен созреванья.
Мы в эти дни,
Наверно, не одни
Сердцами стали
Донельзя сродни,
До самого почти непониманья.
Бывало, птиц увижу
На лету,
Во всю их птичью
Крылью красоту,
И ты мне птицей
Кажешься далекой.
Бывало, только
Вишни зацветут,
Листки свои протянут в высоту,
Ты станешь вишней
Белой, невысокой.
Такой храню тебя
В полете дней.
Такой тебя
Хотелось видеть мне,
Тебя
В те дни
Большого обаянья.
Но этого, пожалуй,
Больше нет,
Хотя в душе волнение сильней,
Хоть ближе до любимой расстоянье.
Всё отошло
В начале расставанья.
<1939> {526}

527. Футбол

И ты войдешь. И голос твой потонет
В толпе людей, кричащих вразнобой.
Ты сядешь. И как будто на ладони
Большое поле ляжет пред тобой.
И то мгновенье, верь, неуловимо,
Когда замрет восторженный народ, —
Удар в ворота! Мяч стрелой и… мимо.
Мяч пролетит стрелой мимо ворот.
И, на трибунах крик души исторгнув,
Вновь ход игры необычайно строг…
Я сам не раз бывал в таком восторге,
Что у соседа пропадал восторг,
Но на футбол меня влекло другое,
Иные чувства были у меня:
Футбол не миг, не зрелище благое,
Футбол другое мне напоминал.
Он был похож на то, как ходят тени
По стенам изб вечерней тишиной,
На быстрое движение растений,
Сцепление дерев, переплетенье
Ветвей и листьев с беглою луной.
Я находил в нем маленькое сходство
С тем в жизни человеческой, когда
Идет борьба прекрасного с уродством
И мыслящего здраво с сумасбродством.
Борьба меня волнует, как всегда.
Она живет настойчиво и грубо
В полете птиц в журчании ручья,
Определенна, как игра на кубок,
Где никогда не может быть ничья.
<1939> {527}

528. Почти из моего детства

Я помню сад, круженье листьев рваных
Да пенье птиц, сведенное на нет,
Где детство, словно яблоки шафраны
И никогда не яблоко ранет.
Оно в Калуге было и в Рязани
Таким же непонятным, как в Крыму:
Оно росло в неслыханных дерзаньях,
В ребячестве, не нужном никому;
Оно любило петь и веселиться
И связок не жалеть голосовых…
Припоминаю: крылышки синицы
Мы сравнивали с крыльями совы
И, небо синее с водою рек сверяя,
Глядели долго в темную реку.
И, никогда ни в чем не доверяя,
Мы даже брали листья трав на вкус.
А школьный мир! Когда и что могло бы
Соединять пространные пути,
Где даже мир — не мир, а просто глобус,
Его рукой нельзя не обхватить…
Он яблоком, созревшим на оконце,
Казался нам, на выпуклых боках —
Где родина — там красный цвет от солнца,
И остальное зелено пока.
Август 1939 {528}

529. Мир

Он такой,
Что не опишешь сразу,
Потому что сразу не поймешь!
Дождь идет…
Мы говорим: ни разу
Не был этим летом сильный дождь.
Стоит только далям озариться, —
Вспоминаем
Молодость свою.
Утром
Заиграют шумно птицы…
Говорим: по-новому поют.
Все:
Мои поля,
Долины, чащи,
Солнца небывалые лучи —
Это мир,
Зеленый и журчащий,
Пахнущий цветами и речистый.
Он живет
В листве густых акаций,
В птичьем свисте,
В говоре ручья.
Только нам
Нельзя в нем забываться
Так,
Чтоб ничего не различать.
Надо помнить:
Есть еще такие,
Что не любят этот новый мир.
На просторном поле
От руки их,
От ножа
Наш умер бригадир.
Радостные мысли отгоняя,
В темную
Бушующую ночь…
Вспомните!
Как сгибли от огня их
Закрома колхозные
С зерном.
Вот, чтоб
Травы на лугах не сохли
И не прели яблоки в садах, —
Надо, чтобы черви передохли,
Перегнили,
Превратились в прах.
И чтоб пели,
Не смолкая птицы
В травах зеленеющих, в росе…
Стоить жить на славу
И трудиться,
Чтоб цвела земля во всей красе,
Чтобы жизнь цвела,
Гудела лавой,
Старое сметая на пути.
Ну, а что касается до славы —
Слава не замедлит к нам прийти.