— Я люблю тебя, — выдохнула она.

Вот так! И пусть говорят, что девушке не к лицу признаваться первой, но если она этого не скажет, Раум точно не решится.

Но он промолчал. Только стиснул ее так, словно хотел сломать ребра, а потом резко отстранился.

— Вставай, Джен. Нам надо помыться и убираться отсюда. Впереди длинная дорога.

Поворот, поворот, еще один поворот. Долбанный серпантин, долбанные горы. Как же они достали!

Раум стиснул руль и постарался сосредоточиться на дороге, понимая, что злиться совсем не на горы. Маррейстоун навсегда останется в его памяти, как особое место. Место, где он был по-настоящему счастлив.

Пусть ненадолго, на один вечер, но позволил себе забыть о грузе обязательств и нерешенных проблем. О высшей несправедливости, из-за которой Дженни никогда не сможет стать его судьбой.

Всего один вечер, когда он поверил, что может побыть кем-то другим. Не высшим демоном и не будущим главой клана ди Форкалонен. Просто мужчиной рядом с желанной до умопомрачения женщиной.

Прозрение пришло вместе с ее признанием и было болезненным.

Он хотел сказать, что тоже любит. И не смог. Потому что помнил — каждая минута рядом с ним для Дженни подобна еще одной капле медленного яда.

Целовать ее, клясться в любви и жрать одновременно — это не любовь. Это худший и подлейший вид лицемерия, а Раум всегда презирал лгунов. Особенно таких, которые сотворив любую гнусность, находят себе оправдания и остаются чистенькими в своих глазах.

Он не щенок Маккензи и не дядюшка Андрос. Он врать не станет.

Сидевшая рядом девушка зло фыркала и глядела в окно с преувеличенным интересом. От нее фонило невысказанной обидой, и это было правильно. У Дженни есть все основания, чтобы обижаться.

«Я тоже тебя люблю, рыжая, — мысленно обратился к ней Раум. — Ты даже не представляешь, как я тебя люблю. И ты не поймешь, проклянешь, возненавидишь меня. Но я сделаю это. И это будет моим признанием. Тем самым, которое я не скажу, а ты не услышишь.

Знала бы ты, как мне тошно от того, что придется сделать.

Прости меня, Джен. За то, что ворвался в твою жизнь. За то, что преследовал, присвоил, влюбил в себя. За то, что хотел поступить с тобой так, как привык поступать со всеми женщинами…

За то, что случится совсем скоро.

Тебе будет очень больно. Но мне будет больнее. Ты справишься, выстоишь. Ты сильная девочка, жизнь лупит тебя, но ты встаешь снова и снова. Встретишь кого-нибудь, полюбишь… Я уже заранее мечтаю придушить этого урода, которого ты полюбишь. Не могу думать о том, что ты будешь с другим. Что он будет целовать твои губы, входить в тебя, ловить твои стоны. Что другому ты прошепчешь свое признание. Когда я думаю об этом, я готов убить, Джен. Его или тебя…

Или себя, за то, что согласен на это.

У тебя все будет хорошо, Джен. Я очень постараюсь, чтобы у тебя все было хорошо. Я знаю: ты гордая и не возьмешь у меня денег, но есть множество способов всунуть их так, чтобы не возникло подозрений и лишних вопросов. Клянусь: ты никогда не будешь нуждаться.

Ни ты, ни твои дети, ни твой долбанный муж, которого я уже ненавижу. Так и вижу его мерзкую самодовольную харю, один-в-один, как у Маккензи. Приличный волк, до оскомины правильный зануда из хорошей семьи. У тебя все с ним будет так, как ты мечтала. Как любят рисовать в рекламе для оборотней: домик, увитый плющом, куча детишек и пикники по выходным, семейные ценности. И однажды ты забудешь меня…

А я… Мне будет херово. Очень херово, просто невероятно херово, но я тоже выживу. Постараюсь. У меня есть адрес лучшего мозгоправа во всем Нью-Эборе и много виски. Скоро еще будет жена — породистая сучка вроде моей мамаши. И нет, Джен. Я никогда больше никого не подпущу к себе ближе, чем на вытянутую руку.

Это слишком больно. Почти так же больно, как пить твое «люблю» и знать, что этим убиваю тебя.

И вряд ли найдется еще одна такая сумасшедшая, которая сумеет полюбить меня. Я — редкостный кусок дерьма, Джен, ты была права, права с самого начала.

Ладно, без нежных чувств вполне можно жить. Жил же я как-то двадцать семь лет до того, как мы встретились. Бизнес и борьба за власть — тоже веселые занятия, мне будет чем развлечься оставшуюся вечность без тебя.

Но я не забуду. Не пойду к менталисту, не сотру из памяти ни единого мгновения. Потому что лучше быть с тобой и потерять, чем никогда не знать.

Прошлая ночь была лучшей в моей жизнь, Джен. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо. Все игры в доминирование, хитрые позы и искусные куртизанки — суррогат. Фальшивые стекляшки в сравнении с настоящей близостью. Ничто перед твоим даже невысказанным вслух «люблю» — ты могла бы и не говорить этих слов. Я и так знаю, девочка моя.

Но спасибо тебе за то, что ты сказала.

Ты даже не представляешь, как это мне нужно. Я и сам нихрена не понимал, как мне это нужно. Как нужна ты…

Как воздух.

Да, я люблю тебя, Джен. И поэтому я сделаю то, чего не хочу делать больше всего на свете. Ради тебя…»

Демон скрипнул зубами и вдавил педаль газа. Ему хотелось завыть от тоски в голос.

— Здравствуйте, доктор. Это снова я.

Доктор Мактулл в ответ расплылся в улыбке — отнюдь не дежурной. Он явно был рад визиту Дженни.

— О, юная леди. Давненько вас не было. Как дела?

— Ну. . так, — она пожала плечами. — Вы были правы, доктор.

— На то я и доктор, — он польщенно кивнул. — А в чем именно я был прав?

— Насчет пары. . От судьбы не уйдешь, Луна умеет убеждать… — она запнулась, не зная стоит ли рассказывать обо всем кому-то постороннему. Пусть даже доктору. Да еще этот мутный статус то ли жены, то ли любовницы…

Мактулл оживился.

— О, так вас можно поздравить с браком?

— Не знаю, как насчет «поздравить»… — Дженни вздохнула.

Она до сих пор не была уверена, что не совершила ошибки. Тоска, поселившаяся в сердце еще там, у горячих источников, не спешила уходить. Дженни понимала, что не имеет права требовать ответных признаний или дуться. Но обида на молчание демона лежала на сердце тяжелым камнем.

Обратная поездка до столицы оставила тягостное впечатление. Почти двенадцать часов наедине в арендованном автомобиле — Раум сказал, что так получится быстрее, чем на поезде, и оказался прав. Но путешествие, которое девушка ожидала с предвкушением, вышло мучительным. Демон всю дорогу гнал «Циклопа», словно пытался уйти от погони, Дженни угрюмо молчала, глядя в окно. От утренней близости и легкости не осталось и следа.

После сказанных в порыве нежности и благодарности слов все резко испортилось. Как будто Дженни разбила что-то хрупкое. Задала вопрос, о вет на который не мог ей понравиться.

Почему Раум ничего не сказал на ее признание? Он ведь любит ее! Иначе не отдал бы щит, не поклялся бы никогда не принуждать.

Или она наивно приняла за любовь обычную заботу?

Стоило спросить об этом самого демона, но Дженни боялась. Слишком страшно было услышать ответ.

А сам Раум молчал.

Они переночевали в безымянном мотеле в нескольких часах езды от столицы. Демон снял один номер на двоих. С одной кроватью, разумеется, и это отчего-то невероятно разозлило девушку. Она поклялась себе, что пошлет его в бездну, если он полезет ночью. Да, она его любовница по контракту и жена, по воле Луны, но это не значит, что она станет покорно сносить такое обращение. Дженни живое существо, а не секс-игрушка, назначение которой развлекать господина по вечерам.

Но Раум не стал приставать Просто лег рядом, такой же мрачный и отстраненный, каким был всю дорогу, поцеловал ее в макушку и уснул. Дженни отвернулась к стенке, уткнулась новом в подушку и чуть не заплакала от разочарования.

Почему? За что? Что она сделала не так?!

Если бы сейчас можно было открутить время назад и вернуть тот момент, она бы промолчала.

А сразу после возвращения Раум потащил ее в клинику. Даже домой заехать не дал. И слушать все возражения Дженни, которая доказывала, что с ней все в порядке — в аварии она не пострадала, спала в последние дни достаточно и вообще хорошо себя чувствует — не стал.