— Не издеваюсь. Ты моя невеста, и я хочу пригласить тебя в кино.

Синие глаза недовольно сузились.

— Я не твоя невеста, — зло и резко обрубила Кари. — Уходи.

Чарли помотал головой. Что за бред она несет? Как это не его невеста? Ну да — они повздорили немного, не поняли друг друга там, в горах. Он психанул и уехал (зря, ой зря, прямо как умопомрачение нашло!). Но договоренность вроде осталась. И не зря же шаманка хотела выдать племянницу именно за него, Чарли.

— Все еще обижаешься?

Девушка безразлично пожала плечами.

— Нет. Ты чужой для меня человек… оборотень, — на последнем слове ее голос чуть дрогнул и Чарли понял — все-таки обижается.

Это заставило снисходительно улыбнуться. Понятно, что он повел себя не лучшим образом, и девушка собирается его помучить в ответ. Если Кари так хочется, Чарли готов побегать за ней, выпрашивая прощения. Ему не сложно, а ей приятно.

— Ну прости, — оборотень покаянно повесил голову. — Мы оба погорячились, наговорили лишнего. Давай начнем все с начала прямо сейчас. Я готов загладить свою вину

Кари поморщилась.

— Не надо ничего «начинать». Я прошу тебя — уйди. Так же, как ты ушел тогда.

Ох уж эти женские заскоки и истерики.

— Честное слово, ты тогда меня просто довела. Клянусь, я совершенно не собирался тебя бросать и вот так уезжать, тем более перед всей твоей родней.

Кари приподняла бровь.

— ТЫ бросил МЕНЯ? — недоуменно переспросила она.

— Ну да… Я понимаю, что виноват, но согласись, что доля твоей вины тоже есть.

Он шагнул ближе, уже не соображая что несет. Не в силах оторвать взгляда от манящих спелых губ, пронзительной синевы глаз, высокой груди, очертания которой угадывались под мешковатым платьем.

— Я… хочу… — пробормотал Чарли.

Девушка вздрогнула, задышала чаще и отшатнулась, наткнувшись спиной на подоконник.

— Не подходи!

Почему в ее голосе столько страха? Он же не собирается делать ничего плохого. Просто… хочет обнять ее, поддержать, поцеловать…

— Не бойся… — пробормотал Чарли. — Я только…

Что именно «только» он и сам не знал. Воображение, растравленное близостью девушки, ее сладким запахом и страхом, подсунуло настолько непристойную и дико возбуждающую картину, что Чарли даже споткнулся. Он же не такой… и вовсе не собирался насиловать ее прямо здесь на лабораторном столе…

Волк внутри недовольно зарычал, не желая признавать глупых человеческих условностей.

Кари шагнула в сторону, ощупывая рукой подоконник и этот немного неуверенный жест напомнил Чарли, что его невеста не видит, а значит вряд ли сумеет убежать от него.

— Не бойся меня, — повторил он и выставил перед собой руки в древнем жесте миротворца.

— Я не боюсь, — глухо ответила девушка. — Просто хочу, чтобы ты ушел.

Разумеется, уходить Чарли не собирался — вот еще глупости. Они так и не объяснились толком, а кроме того, ему все еще невыносимо хотелось обнять свою строптивую невесту и сорвать пару поцелуев с манящих губ. Он сделал еще шаг, девушка снова отступила и уткнулась спиной в закрытую дверь в углу.

— Сзади, — вдруг выкрикнула она с явным испугом. — Обернись!

Оборотень недоуменно покосился за спину — там ничего не было. И быть не могло — он бы сразу услышал или почуял присутствие чужака. И чего она кричала-то?

Но когда он повернулся к Кари, чтобы задать ей этот вопрос, оказалось, что спрашивать уже некого. Дверь в углу хлопнула, со стуком опустился засов с той стороны. Чарли подошел и подергал рукоятку — заперто. Напрягшись, он припомнил стандартную планировку лабораторий — по всему получалось, что второго выхода из подсобки быть не должно. Да и нюх подсказывал, что девушка все еще там, за дверью.

Оборотень раздраженно постучал.

— Эй, ты чего? Что за шутки?

С той стороны раздался тяжелый вздох.

— Это не шутки, Маккензи. Я не хочу с тобой разговаривать. Пожалуйста, не преследуй меня или я буду вынуждена пожаловаться брату.

— Я твой жених, между прочим.

— Ты — жалкий, избалованный и инфантильный щенок, — зло отозвался девичий голос за дверью. — Я уже один раз сказала и повторю еще раз, что не хочу иметь с тобой ничего общего. Оставь меня в покое!

Вот это было по-настоящему обидно! Так обидно, что Чарли даже опешил. И снова, как в горах Маррейстоун, в душе вскипело возмущение, желание плюнуть, оставить ее. Только теперь оно мешалось с другим, не менее сильным. Желанием обнять, зацеловать до распухших губ, назвать своей. Доказать ей, что он не такой, услышать слова извинения и восхищения.

Он со злостью пнул дверь. Обитое металлом дерево недовольно загудело.

— Думаешь, ты имеешь право безнаказанно оскорблять меня? Я ведь и ответить могу!

— Ничуть не сомневаюсь, — язвительно ответила девушка. — Отвечай, я послушаю.

Это остудило. Грубости вряд ли помогут ему завоевать строптивую невесту, поэтому Чарли несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.

— Кари, в чем дело? За что ты так меня? Я же извинился!

Девушка за дверью тоже тяжело вздохнула.

— Просто пойми: я НЕ ТВОЯ невеста, мы даже не успели заключить помолвку. И вся моя родня признала, что этот брак был бы ошибкой.

— Но…

Как назло, в этот самый момент в помещение нелегкая принесла пожилого благообразного преподавателя. Увидев незнакомого оборотня, он недоуменно поднял бровь.

— Добрый день, юноша. Вы ко мне?

— Он зашел сюда по ошибке, — заявила Кари, распахивая дверь. — И уже уходит.

Под требовательным взглядом мужчины действительно пришлось сдать назад. Чарли втянул на прощание божественный запах своей нареченной, бросил еще один взгляд на девушку, стараясь запомнить ее облик и запах до мельчайших деталей, и поклялся себе, что еще вернется. Кари Маккуин должна принадлежать ему!

Все события после расставания слились в невразумительный серый туман. Механически переставляя ноги Дженни добралась до поворота на шоссе и села в такси, словно ожидавшее ее специально. Водитель завел движитель и вырулил на дорогу, не интересуясь куда везти неожиданную пассажирку. В душе трепыхнулось вялое удивление, но спрашивать о чем-то, говорить, общаться не было сил.

Таксист высадил ее у ворот кампуса и уехал. Как добралась до общежития девушка уже не помнила. Просто вынырнула из тумана ночью, обнаружив себя лежащей на неразобранной кровати. Комната, в которой она прожила больше года, показалась неожиданно тесной и чужой.

Боль от предательства Раума словно выключили вместе с любыми другими чувствами. Не было ни радости, ни тоски, ни гнева. Даже тело казалось посторонним предметом, который Дженни отчего-то вынуждена таскать, словно неудобный костюм.

И волчица замолчала.

«И хорошо, что молчит, — отстраненно подумала Дженни. — У меня нет сил утешать ее сейчас. Завтра… все завтра».

С этой мыслью она уснула.

Но и утром ничего не изменилось. В окна заглядывал унылый серый день, заставляя задуматься стоит ли этот мир того, чтобы просыпаться. Затянутое белесыми облаками небо намекало, что не стоит, но Дженни все-таки встала, больше по привычке. Пусть она сейчас не видит никакого смысла в том, чтобы двигаться, дышать и жить, та, прежняя Дженни, которая умела грустить, смеяться и разговаривать со своей волчицей, однажды вернется.

— Кто-то умер? — поинтересовалась соседка, разглядев при свете дня ее лицо.

Дженни пожала плечами.

— Ты надолго?

— Насовсем.

— Поссорилась с ди Форкалоненом?

Дженни еще раз пожала плечами. Она по-прежнему ощущала себя немножко неживой, и в этом было спасение. Напоминание о Рауме не вызвало никаких чувств.

Дриада была не слишком любопытна и настырно лезть в душу не стала. Но слухи в кампусе разносятся быстрее ветра. К началу второй пары все сплетницы были в курсе, что Раум ди Форкалонен дал отставку рыжей выскочке. В Дженни снова тыкали пальцами.

Некоторые девчонки даже подходили, чтобы выразить приторное сочувствие, за которым легко угадывалось злорадство. Дженни встречала насмешки все с тем же великолепным равнодушием. Настоящим — не наигранным. Не дождавшись ни слез, ни истерик, ни вспышек ярости, завистницы отходили разочарованными.