— А что: с деньгами совсем никаких шансов? — на всякий случай поинтересовалась девушка. Чутье подсказывало, что тему беременности лучше пока оставить. Пусть Раум свыкнется с этой мыслью.

— Никаких, — безнадежно откликнулся демон. — Рынки поделены, как я и говорил. Меня могла бы спасти новая технология, но такие разработки ведутся годами и требуют огромных вложений.

Внезапная идея была похожа на вспышку света. Дженни даже стало не по себе. Не может быть, чтобы все настолько удачно складывалось.

— Новая технология? Например, передача звука на расстоянии?

Раум присвистнул.

— Это даже слишком круто. Тот, кто приберет к рукам подобный патент, будет владеть половиной мира. Жаль, что передача звука на расстоянии невозможна.

— Я бы не была так категорична.

А утро было волшебным. Ленивым и сладким, в россыпи солнечных зайчиков среди завитков медных волос, разметавшихся по подушке.

Демон высвободился — осторожно, чтобы не потревожить спящую жену — и пошел в ванную.

Жена… он попробовал это слово на вкус. Оно было каким-то непривычным, не вязалось с его рыжим сокровищем и всем, что было между ними. Жена — это головная боль и проблемы. А Дженни… Дженни — это радость.

Мысли тоже были непривычными. Приятными, но слишком лиричными что ли.

— Превращаешься в такого же занудного романтика, как кузен Мэл? — спросил Раум у своего отражения.

Отражение довольно ухмыльнулось в ответ.

Он умылся, почистил зубы и, пощупав вчерашний бинт, срезал повязку.

От ран остались только шрамы. Ярко-розовые, покрытые тонкой кожицей они невыносимо зудели. Хорошо. Он думал, что будет дольше, с нынешней-то фиговой регенерацией. Должно быть, кое-кто вчера, валяясь с ним в обнимку, отдал слишком много энергии.

Раум нахмурился. Надо устроить рыжей выволочку. Как бы она своей щедростью не навредила себе. Или ребенку.

Ребенок…

— Я буду отцом, — произнес Раум медленно, словно примеряя к себе эту фразу. Она пахла ответственностью. Переменами и неизведанными трудностями. Не слишком-то приятное сочетание.

Демон напрягся, пытаясь вспомнить все, что знал о младенцах. Они беспомощные, постоянно орут, писают в пеленки и требуют кучу времени.

Как-то не вдохновляет.

Тогда он решил пойти другим путем и представить Дженни беременной. Обнаженной и с пузиком, месяце этак на шестом.

М-м-м… эта картинка неожиданно показалась пикантной. И до того возбуждающей, что член радостно скакнул на двенадцать часов.

Да уж. Делать детей точно гораздо приятнее, чем потом их воспитывать.

Он представил Дженни кормящую грудью и эта картина тоже показалась волнующей и милой. А потом мысленно промотал несколько лет и увидел на месте младенца взъерошенного пацаненка. Мелкого и верткого, с рожками, торчащими из белых волос.

— Папа? — как наяву услышал демон высокий мальчишеский голос. — Я тоже хочу водить машину!

Да, именно так тогда Раум и сказал Леонарду. Тот пожал плечами и велел секьюрити дать сыну пару уроков. Раум хорошо помнил чувство обиды от того, что у отца снова не нашлось на него времени.

Хрена-с-два! Он будет учить своего сына сам. И играть в гольф, и водить машину, и управлять яхтой, и не терять головы за карточным столом. Всему, что необходимо приличному демону из древнего рода.

И не быть мудаком тоже научит. Как показывает практика, мудаки заканчивают, как дядя Андрос — в одиночестве, нахрен никому не нужные.

— Я буду отцом, — повторил Раум, и сейчас эта фраза ему даже понравилась. Кроме ответственности она обещала множество увлекательных открытий.

Он подмигнул отражению в зеркале и отправился будить свое рыжее чудо.

Сон был сладким-сладким. В нем Дженни нежилась в объятиях своего мужчины. Раум целовал ее — осторожно, едва касаясь губами кожи, и шептал какие-то ласковые глупости.

— Вставай, Дженни-засоня. Нас ждет первое брачное утро и завтрак.

— Ну, пожалуйста, — сонно пробормотала Дженни, удобнее устраивая голову у него на плече. — Еще пять минуточек… не хочу, чтобы ты исчезал…

— Да я и не собирался. Ты мне супружеский долг задолжала. С процентами.

Он пощекотал ее между ребрами. Дженни взвизгнула, дернулась. И проснулась.

Но ничуть об этом не пожалела. Реальность оказалась даже лучше грез, потому что в отличие от прошлых пробуждений в одиночестве на узкой девичьей кровати, Раум лежал рядом и обнимал ее — совсем как во сне. Дженни изумленно протерла глаза, вспоминая все события вчерашнего безумного дня.

И слова о первом брачном утре обрели совсем другой смысл.

— Доброе утро, рыжая, — улыбнулся демон. Той самой мальчишеской озорной улыбкой, которая так нравилась Дженни. Она замерла, влюбленно глядя на него. Чувства переполняли ее, рвались наружу. Восхищение, любовь, счастье — настолько всеобъемлющее, что хотелось плакать.

— Эй-эй! Детка, полегче, — он сначала блаженно сощурился, а потом нахмурился. — Меня уже не нужно закармливать, я сыт.

— Но я не специально… Я просто люблю тебя, — возразила Дженни, прижимаясь к нему теснее и обвивая руками за шею.

Это сильнее ее. Чувства просто рвутся наружу. Вместе с желанием сделать его счастливым и просто быть с ним. Всегда.

— Само получается. Когда ты ведешь себя не как полный гад.

— Хороший способ заставить меня быть паинькой… — хмыкнул Раум, проводя пальцем вдоль ее щеки. — Хочешь сказать, что тебе это не вредит? Не чувствуешь усталости, эмоционального истощения? Нет ощущения, что все вокруг становится серым, ничто не радует и не огорчает?

Дженни прислушалась к себе.

— Нет. У меня такое было только один раз.

Он напрягся.

— Когда мы расстались, — торопливо уточнила девушка. — Мне тогда было очень плохо.

Демон ткнулся лбом в ее плечо.

— Прости… мне тоже было хреново.

— Да уж, догадываюсь… — проворчала она. — Ты что-то говорил про брачное утро?

— О да! — глаза Раума хищно сверкнули. Он перекатился, подминая Дженни, и ухмыльнулся, глядя на нее сверху. — Итак, супружеский долг, Дженнифер ди Форкалонен. С процентами.

И были поцелуи. Долгие и нежные, пьянящие и страстные. Руки, скользящие по обнаженной коже, тесно сплетенные объятия, лихорадочное дыхание, обжигающее кожу, прикосновения — желанные и бесстыдные, обещающие большее. И предвкушение тем более сладостное, что больше нет нужды сдерживать себя. Нет нужды бороться с желанным мужчиной, отстаивая свое право не быть с ним.

Можно просто раскрыться, отдаться полностью. Впустить его в свое тело и свою душу…

Демон вошел в нее медленно, заставляя остро прочувствовать каждый момент слияния, и это было так хорошо. Так полно, ярко, правильно. Отдаваться, принадлежать, быть с ним единым целым. После первых же осторожных движений Дженни всхлипнула и выгнулась, чувствуя, как низ живота скручивает сладкой судорогой. Раум тоже замер, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

— Детка… это слишком быстро… — выдохнул он.

— Ты чувствуешь меня?

— Конечно.

— Я тебя тоже, — слабым голосом призналась Дженни. — Сейчас… когда мы вместе.

Сразу после испытанного наслаждения отделить его ощущения от своих было не так сложно. Яростный голод, желание двигаться — сильнее, резче, быстрее. Тискать и мять податливое тело. Брать, утверждая свое право и ловить ответные благодарные стоны…

И рядом со всем этим страх — оттолкнуть, напугать своим напором.

— Не сдерживайся, я же не хрустальная.

— Хор-р-рошо, — прорычал демон. Перехватил ее руки и вошел — глубоко, вырвав из груди томный стон. Обморочный сладкий туман, в котором Дженни плавала после оргазма снова сменился желанием. Она царапала его спину, выгибалась в его руках, жалобно вскрикивала и хныкала, умоляя Раума не останавливаться.

И да — может, это было немного грубо. Но Дженни, изголодавшись за две с половиной недели по его телу, их близости, хотела, жаждала этой грубости. Животной страсти, а не изысканных долгих ласк.