Автомобиль, наконец, паркуется у моего дома, хватаюсь за ручку, чтобы выйти, но Флауэр останавливает, цепляет за локоть и заставляет обернуться.
— Отдохни. Приведи себя в порядок. Успокойся. Развлекись. Спа. Массаж. Наведайся в клинику, лазером обработай ушиб на скуле. Прости меня, Рора. Все мы здесь проиграли.
Не хочу отвечать, опять поворачиваюсь, но Флауэр вновь не отпускает.
— Постой.
— Попросишь меня еще об одном одолжении?! — цежу зло.
— Нет. С просьбами покончили. Есть еще кое-что.
Приподнимаю вопросительно бровь.
Вкладывает мне в руку тяжелую бархатную коробку с логотипом знакомого ювелирного дома и контрольным выстрелом проговаривает:
— Подарок Ивана.
Мне кажется, я ослышалась. Вот реально неправильно поняла слова.
Пялюсь на черный бархат футляра и поднимаю ошалелый взгляд на Ридли.
— Загляни внутрь.
— Зачем это?
— Прихоть Кровавого. Я исполняю приказ.
Все еще не особо понимая, что делаю, провожу подушечками пальцев по золотому вензелю с короной, обрисовываю витиеватый узор и, наконец, распахиваю сам футляр.
Выдыхаю рвано, почему-то кажется, что на белоснежной шелковой подкладке притаилась ядовитая тварь.
Но там красуется колье тончайшей работы. Сплошные караты. Глазам больно становится. Провожу указательным пальцем по центральному массивному изумруду, являющемуся венцом композиции, и меня передергивает.
— Не глупи, Рора!
Вдруг рявкает Ридли, видно, прочитав по моему лицу степень моего отвращения.
— Скажи-ка мне, Ридли, он приказал отдать мне это украшение до того, как я выпью таблетку, или после, а может, параллельно?!
Морщится.
— Подобных распоряжений не было.
— А что было?!
— Да какая тебе разница?!
— Не знаю. Просто хочу все знать.
Болезненное желание окончательно вбить в свою глупую голову, насколько я ненавижу Ивана, последние штрихи к портрету его жестокости и привычки покупать все и вся.
Трет переносицу, верно, самому тоже неприятно быть шестеркой на побегушках.
— Это впервые. Никогда Иван ничего подобного сделать не приказывал. Ты его чем-то зацепила, понравилась.
Прикусываю изнутри щеку, делаю себе больно, чтобы отключиться от фантомных чувств, неожиданных воспоминаний, которые еще со мной, слишком свежи, кадрами перед глазами пролетают горячие сцены, и я вспоминаю каждый свой стон, всхлип и крик в его умелых руках.
— Аврора, считай это чем угодно — жестом доброй воли, прощальным подарком, желанием вознаградить. Его прихотью. Выбирай любой вариант, который понравится и иди уже. Голова у меня раскалывается.
Опускаю взгляд на проклятую коробку. Смотрю на нее и все внутри переворачивается. До конца не понимаю. В груди зарождается нечто непонятное, хочется развернуться, бежать к Ивану и орать.
Но здравая часть меня знает, что я этого не сделаю. Увидеть вновь его необычные глаза слишком опасно. Для меня.
— Считай, что это компенсация за все неудобства. У тебя в руках целое состояние, Аврора.
Сжимаю пальцы и поднимаю взгляд на Ридли.
— Я не продавалась, Флауэр, и плата за услуги мне не нужна, слышишь?!
Мой агент опять заводится, всем корпусом подается ко мне и буравит взглядом исподлобья.
— Миллион долларов, Аврора! Это колье стоит миллион!
А я вырываюсь из хватки, распахиваю дверь и выбираюсь на улицу в то время, как Ридли смотрит на меня из салона автомобиля.
— Не глупи! — шипит, не кричит уже, я на тротуаре, здесь люди и привлекать внимание Флауэр вряд ли хочет.
Со всей силы запускаю в него тяжелым футляром с колье.
— Сумасшедшая!
Ревет Ридли, а я в ответ кричу:
— Ничего не хочу. От него мне ничего не нужно! Пусть засунет свой подарок знаешь куда?! Не прощу ни тебя, ни его!
Подбирает несчастную коробку и, как это ни странно, но Флауэр успокаивается и проговаривает по-деловому сухо:
— Я даю тебе время прийти в себя. Обещанный отпуск. У тебя скоро сьемки. Подготовься. Услышала меня?!
Киваю автоматом.
— Про неустойки и последствия срыва работы ты помнишь, если что, мои адвокаты напомнят!
Хлопает дверью, а я с ненавистью смотрю вслед белоснежному авто. Тру лицо и вытираю слезы.
Моя девственность пришлась по вкусу и, наверное, в постели я его ублажила, хотя все делал он и вертел мое тело в самых немыслимых ракурсах.
Этот подарок, как плевок. И странно, но мне не обидно за то, что Иван стал моим первым, меня ранило его отношение и то, что я для него эпизод среди сотен таких же.
Одергиваю себя. Если бы Кац сейчас оказался здесь, я бы исцарапала ему все лицо.
Откупился. Он от меня откупился. По-королевски дорогим подарком. Дал понять, что оценил мой первый опыт с ним?!
Разворачиваюсь и бреду в сторону подъезда. Дышу глубоко, перебарывая тошноту и внезапно ощущение короткого разряда в спину чуть не заставляет споткнуться. Оглядываюсь, смотрю по сторонам в поисках источника такого угнетающего внимания.
Не нахожу, но кожу покалывает и жжет, словно кто-то лазером проходится по мне, просвечивает насквозь. Страшное ощущение, будто ты на прицеле снайперской винтовки.
— Показалось… мне это показалось…
Убеждаю себя и иду к подъезду. Хочу домой. В свою кровать. Накрыться одеялом и больше ничего не чувствовать. Усталость накатывает.
Поднимаюсь в свою квартиру пешком, забываю про лифт, толкаю незапертую дверь. Захожу и меня скручивает от рыданий, реву белугой, захлебываюсь своими слезами и срабатывает инстинкт.
Когда много плакала в детстве, меня часто тошнило, вот и сейчас желудок сворачивает в страшном спазме. Едва успеваю добежать до туалета, меня выворачивает наизнанку.
Полностью опустошенная обнимаю унитаз, собираюсь и бреду в свою спальню. Голова гудит.
Странно то, что я не ненавижу того, кто отнял мою девственность.
Мы с Иваном оба попали в патовую ситуацию, где он сделал привычный заказ на очередную игрушку, а я просто оказалась не в том месте и не в то время.
Случай решил все.
Он выбрал меня… и… мое тело его приняло. Его напор. Силу. Безудержность. Я отдалась ему. Сама.
Падаю на кровать и просто отключаюсь. Организм не выдерживает перегрузок и дарит спасительный сон.
Глава 20
Последующие дни проходят под дымкой полусна и дремы. Я закрываюсь в квартире, замыкаюсь.
Я бы даже могла сказать, что чахну, накрывает какое-то странное ощущение пустоты.
Высыхаю и все время вспоминаю Ивана. Вытравить его из себя не могу.
Смутно помню, как в один момент соскребаю себя с кровати и иду в ванную. Мне вдруг кажется, что я пахну им. Помутнение какое-то, наваждение.
Врубаю воду и хватаю с полки первый попавшийся тюбик. Гель для душа с морской солью. Оглашает этикетка.
— Замечательно, все что угодно, только не вереск.
Срываю с себя белье и вдруг цепенею, царапины от его щетины исчезли и отметины его ласк тоже. Радоваться бы, что никаких напоминаний на теле не осталось, но это вызывает болезненный укол в самое сердце.
Медленно провожу пальцами по груди, спускаюсь к животу, обрисовываю почти невидимые следы, оставленные на нежной коже.
Дыхание учащается, становится очень больно заглатывать воздух. Из района солнечного сплетения прорывается лавина рыданий, которые душу на корню. Почти не в силах сдерживаться, быстро становлюсь под струи и аромат океана окутывает.
Прикрываю глаза. Беру мочалку и тру тело, отбрасываю и шарик исчезает, идет на дно, как и мои чувства.
Непозволительные. Губительные.
Ударяю рукой по кафелю. Выхожу. Заворачиваюсь в халат и опять падаю на кровать, вырубаюсь, пока назойливая трель дверного звонка не заставляет поднять голову с подушки и посмотреть на часы, показывающие половину двенадцатого, так как в комнату пробивается свет из-под жалюзи, понимаю, что сейчас почти полдень.
Я потеряла себя. Не различаю, день или ночь.