Крепкое тело наваливается, прижимая меня к кровати, обездвиживая так, что ни вздохнуть, и я зарыдала в голос, громко, надрывно, выпуская сумасшедшие эмоции.

Сильные пальцы сжимают мои кулачки и прибивают к подушке, каменею, встречаясь взглядом с желтоватыми звериными глазами. Дикая вспышка его агрессии потухает так же неожиданно, как и началась.

Рассматривает мое лицо и на миг прикрывает глаза, словно давя в себе что-то.

— Тише, Ава, тише, малышка… Все, уже все…

Глубокий гортанный голос, пробивающийся акцент, неожиданная человечность и уже спустя мгновения я лежу на широкой груди и рыдаю, цепляюсь за мощную шею, пока крепкие пальцы глядят по спине, успокаивая…

— Не бойся, маленькая…

Поднимаю голову и заглядываю в тигриные глаза, раскосые, черные волосы на манер якудзы собраны на затылке. Этот мужчина оружие. Каждый мускул литого тела напряжен настолько, что ощущается камнем, ходячий динамит. Тронешь — рванет.

— Теперь ты под моей защитой. Моя игрушка. Для всех. А в дальнейшем, если что — еще вопрос, от кого понесла.

— Я ничего не соображаю. Не понимаю…

Протирает слезы с моих щек шершавыми пальцами.

— Я даю отсрочку, подготавливаю почву. Сейчас война и я не знаю, как лягут карты, но сделаю все, чтобы ты и твой ребенок выжили. Я слово брату дал. Теперь все, что принадлежало ему — мое…

Хмурит брови, и я рассматриваю росчерк шрама на одной, его чем-то порезали.

— Почему мне кажется, что ты не хочешь ни власти Ивана, ни его богатства?

Обнажает белоснежные зубы в грустной улыбке. У него твердые губы и верхняя словно очерчена белой линией.

— Ты даже близко не понимаешь, кто есть Палач. Безграничная власть. Безоговорочное подчинение. Это каста.

— Как тебя зовут?

Выпаливаю неожиданно, просто вспоминаю мальчишку из своего прошлого, почему-то кажется, если бы он выжил, он бы стал таким. Я все же интуитивно тянусь к этому восточному мужчине, чувствую в нем родственную душу, когда вот так, по-человечески, когда говорит, а не зыркает так, что сердце останавливается.

— Мое имя мертво.

— Ты ведь живой…

Проводит крепким пальцем по моей щеке, опять стирает слезу.

— Довольно разговоров.

Монгол меня не тронул. Не коснулся даже, но дал прочувствовать, какой именно зверь скрывается под безучастной личиной.

Там чернота, мрак и огонь, дикость, ярость.

С Иваном было легче, он как шторм, в котором можно выжить, а Монгол — огонь, сжигающий, уничтожающий.

— Обещай мне.

Неожиданно выпаливаю, и мужчина иронично приподнимает бровь со шрамом, опять превращаясь в привычного цинично-отстраненного убийцу.

— Слишком много с меня клятв берут в последнее время.

— Я хочу, чтобы ты уничтожил всех, кто причастен к гибели моего мужа…

Тянет губы в порочной улыбке.

— Приговор будет приведен в исполнение. Слово Палача.

Глава 51

Его дом. Наш дом… Мой дом…

Чужой дом.

Все теперь принадлежит Монголу…

А для меня есть только пустота, как этот особняк опустошенный, нелюдимый, бездушный.

Вхожу в него и испытываю странные чувства. Мама звонила, порывалась приехать. Репортаж со взрывом успели показать по всем новостям, но никто не знает кто и что. Просто сказано — бизнесмен Иван Кац погиб при взрыве после модного показа, на котором он присутствовал. Все. Обо мне никаких упоминаний, но маме хватило и того, что произошло покушение там же, где была и я.

Материнское сердце, оно такое… подсказало.

Врать было сложно, но я сказала, что ничего не знаю, обошлось…

Потом выяснила, что Монгол удалил всю информацию обо мне, заставил папарацци стереть лишние фотографии.

В который раз за короткий промежуток времени этот замкнутый и отчужденный мужчина спас меня, во время взрыва он тоже не задумываясь прикрыл меня собой, убрал из зоны поражения…

У меня определенно странный ангел-хранитель…

Не знаю, существуют ли демоны-хранители, так как этот парень однозначно не в команде хороших…

Прохожусь по холлу, провожу пальцами по столу.

— У вас будут распоряжения? — меня встречает Василиса, вся в черном, с платком, повязанным на голове, глаза у нее красные и опухшие.

А как выгляжу сейчас я?

Не знаю.

Я не смотрела в зеркало.

Не могу себе позволить быть слабой. Не сейчас. Не тогда, когда Ивана не стало. Я — Кац. Его фамилия, как клеймо. Тайное, но все же я ношу именно ее…

— Аврора…

Повторяет и сжимает в руках салфетку, теребит ее, держится, а я смотрю на эту женщину, которая однажды дала мне совет, ключик к пониманию собственного счастья…

Как странно — можно повзрослеть за один единственный миг.

Меня прежней нет, та девчонка погибла вместе со своим мужем, сгинула в огне, который унес мужчину, показавшего мне, что такое любовь, что такое тяга и надежда.

— Ты мой второй шанс, Аврора… Иногда это все, что нужно в жизни…

Иван стал моим кислородом, без него я как рыба на берегу, открываю рот, заглатываю воздух, но все равно задыхаюсь.

— Люблю тебя… Как же я тебя люблю, куколка…

Стоило только потерять, чтобы понять, насколько сильно я полюбила, с первой секунды, как только встретилась на крыше отеля с его белесым взглядом, я утонула, не поняла, что повстречала любовь всей жизни…

— Хозяйка?

Голос Василисы вырывает из мыслей, и я отвечаю быстро:

— Распоряжений нет.

Задумываюсь и одергиваю себя.

— Подожди. Есть. Я хочу устроить в доме ремонт, обновить все, заменить то, что мне не нравится. Например, те шторы. Они ужасные. Давят. Их не будет.

Подхожу и дергаю со всей силы, рву темный бархат и тяжелая гардина падает к моим ногам.

Василиса молчит, долго смотрит мне в глаза, стирает слезы с щек, ищет ответы и, видимо, находит что-то, лишь потом кивает.

— Я все подготовлю, госпожа.

Уходит, а я оборачиваюсь к окну, дождь зарядил. Опять. Все в моей жизни завязано на этой дождливой погоде. Вожу пальцем по стеклу, а в памяти слова Ивана.

— Этому дому нужна женская рука… займи себя делом. Это твой дом, меняй все, что захочешь…

Не ломаться!

Вот что он мне советовал, жить и занимать мозги делами, только так можно не думать о нем, о том, что его больше нет…

Дождь за окном переходит в шквалистый ливень. Выдыхаю сквозь сомкнутые губы и чувствую, что уже не одна, оборачиваюсь резко и сталкиваюсь взглядом с мужчиной, которого подсознательно страшусь.

Тот же Монгол при всей своей агрессивной дикости не вызывает у меня такого накала негативных эмоций, как этот тип.

— Слышал, кукла сменила хозяина…

Серебряков.

Как всегда идеален. Педантичен. Волосы зачесаны назад, открывают лоб, но взгляд…

Прищуриваюсь. Я запомнила его. Мне кажется, эту фамилию никогда не забуду и нашу встречу… в принципе, именно его заказ на меня стал причиной того, что Иван дал мне свое покровительство…

Окидывает меня алчным взглядом с ног до головы, а я живот прикрываю, он пока незаметен, но я интуитивно стремлюсь защитить свое дитя от цепких глаз Александра, который отслеживает мою мимику как ненормальный…

Не могу определиться, что именно чувствую к этому мужчине. Если к Монголу страх и какая-то специфическая ненависть из-за его странной, но честной неприязни ко мне, то здесь в глазах Серебрякова я вижу неприкрытую похоть. Желание обладать. Маниакальность какую-то.

Даже сейчас он смотрит на меня буквально раздевая.

Поджимаю губы, в то время как Серебряков проходит и садится на диван, расстегивает пуговицу пиджака привычным жестом и вальяжно кладет руку на широкую спинку.

Весь в черном, хотя не думаю, что отдает дань скорби.

— Нам нужно поговорить, — приказывает.

— Я сейчас не в состоянии, — отвечаю прохладно и облокачиваюсь о подоконник. Ноги слабеют от тяжкого предчувствия. Барабанная дробь за спиной. Природа вновь бушует, но этот шум успокаивает.