Ее имя как нельзя лучше ей подходит. Утренняя роса, молодость, чистота…

Для того, кто частенько спускается в ад и умеет плавать в гниющем болоте — она брусничная свежесть.

Влечение. Искушение. Сложно удержаться.

И я понимаю, почему Серебряков рискнул не услышать мое предостережение. Получил приглашение на стрелку и выхаркал собственные кишки. Живой он потому, что по понятиям кукла ничья и Сашка был в своем праве.

Девка заставила пойти против брата по оружию. Небывалое явление и за это ее нужно наказать. Но больше всего ее хочется попробовать. А попробовав раз, накрывает так, что ты всекаешь, что не насытился. Только еще больше проголодался.

Стук в дверь напрягает так, что жилы вздуваются, и причина такой реакции тихо посапывает на черной коже, блестит червонным золотом волос.

— Хозяин, на полигон Монгол зовет.

Приглушенный голос из-за двери.

— Убрался!

Рявкаю зло своему бойцу. Прелести моей игрушки не для глаз других мужиков.

Аврора дергается пугливо, чуть приоткрывает затуманенные сном глаза, а я отхожу, чтобы совсем не испугать, набираю Палача и слушаю скупые фразы.

Внутри вспыхивает дикая злоба на все, что происходит, и рука сама тянется содрать девчонку с дивана, куклу спасает только моя занятость и ее необъяснимая удача.

Выхожу из комнаты. Перетереть с Монголом нужно.

Аврора

Я просыпаюсь резко, словно выныриваю из черного тумана, который вдруг выпустил меня из своего плена.

Распахиваю глаза и холодею. Не нужны секунды, чтобы окончательно понять, что я не у себя в постели.

Это не та комната, в которую меня поселили. Цепляю взглядом люстру, огромную, блестящую, с продолговатыми, каплевидными подвесками. Смутно знакомую. Однажды я ее уже видела, правда урывками, туманно. Пока Иван вжимал меня в кровать, давая мне привыкнуть к тому, что произошло, мой взгляд метался по потолку и ловил блики дорогого хрусталя.

Все, что произошло, не жуткий сон, который должен развеяться с первыми лучами солнца.

Чужая спальня, его спальня, массивная кровать, на которой я лежу обнаженная. Вспоминаю, как именно хозяин этого особняка встретил меня и…

Не понимаю себя. Накрываюсь одеялом и чувствую его запах повсюду, принюхиваюсь к подушкам.

Помню нашу близость в кабинете, как внезапно опрокинул меня, как вошел в мое тело и, несмотря на резкость, меня накрыло удовольствием. Странно все это. Кац довольно груб, но его руки и он сам заставляют мое тело откликаться.

— Чертовщина просто! Иван спал со мной в одной кровати?!

Присматриваюсь. Подушка примята и хранит его запах. А я просто ложусь на нее, обнимаю руками крепко-крепко и накрываюсь с головой одеялом.

Этот терпкий аромат вереска вызывает воспоминания, образ дикого и необузданного красавца вспыхивает, и я кусаю подушку, ощущая пустоту внутри.

Апатия накатывает со всего маха, прикладывает со всей силы. Ничего не хочу. Лежу, не понимая, сплю или бодрствую.

— Кукла сломалась. Пришла в негодность. Когда найдут новую?

Сбрасываю с себя покрывало, нахожу взглядом небрежно валяющуюся сорочку, кажется, вчера Кац был в ней, накидываю на себя, запахиваю на манер халата, в котором я просто утопаю, и выбегаю из его обители. Не могу быть в этой комнате. Тяжко. Больно. В последнее время я сама на себя не похожа, нервы сильно расшатались.

Пробегаюсь босиком по пустынному коридору, загнанная в угол бабочка, лечу непонятно куда в лабиринте, из которого выхода нет.

Залетаю в свою комнату, захлопываю дверь и падаю на кровать, которая пахнет свежестью лаванды, кондиционером для белья, но главное, здесь нет его запаха.

Прикрываю тяжелые веки.

— Просто мне нужно чуточку времени, я свыкнусь, я обязательно найду выход…

Проваливаюсь в темноту сна, тяжелого, неспокойного, и опять выныриваю из него из-за стука в дверь, который я игнорирую.

— Мисс, завтрак подан.

Не отвечаю. Кто-то стучит еще раз и входит, слышу, как топчется на месте и спустя паузу опять мягкий голос:

— Может, вам принести в спальню?

И что им всем от меня нужно?!

Не отвечаю, не реагирую и не двигаюсь. Просто прикрываю глаза, хочу раствориться, исчезнуть, чтобы меня оставили в покое хоть ненадолго.

Да и от одной мысли о еде желудок сводит спазмом, рвотный позыв застревает в горле, и я просто отворачиваюсь.

Не могу я сейчас есть!

Торопливые шаги и дверь с тихим стуком прикрывают, опять меня вырубает. И снова слышу голос Василисы, тихонечко зовущий меня уже на обед.

Не отвечаю. Улавливаю тяжелый вздох.

Женщина уходит, но спустя несколько минут появляется вновь. Без стука входит и со звоном ставит поднос на кофейный столик напротив.

От вида разнообразных блюд сглатываю горькую слюну. На маленьких тарелках разложено практически ресторанное меню.

Запах запеченного мяса доходит до обоняния и заставляет поморщиться от воспоминаний, как Иван заставлял есть жирные кусочки со своих рук.

— Здесь хоть что-то должно прийтись вам по вкусу!

Смотрит на меня прищурившись, недовольство так и прет.

Молчу. Жду, что прислуга уберется наконец, но женщина приближается твердым шагом и останавливается у кровати.

Внимательно смотрит на меня, рассматривает, замечает мою необычную пижаму. Я так и не сняла его сорочку. Парадокс, но телу приятно чувствовать шелковый холод материи с его плеча.

— Аврора, вам нужно поесть.

— Просто уходи.

Мой голос слабый и надломленный.

— Хозяин вернется в особняк к вечеру, узнает, что вы морите себя голодом и будет зол.

Поднимаю глаза и сталкиваюсь взглядом с женщиной. По возрасту она, может, чуть младше моей мамочки и стоит подумать об этом, как слезы на глазах выступают.

Не нужно было мне уезжать в поисках лучшей судьбы. Все наперекосяк пошло именно тогда, когда я попала в большой город к Жабе. Из-за нее встала за прилавок и будь проклят тот день, когда повстречала Ридли!

— Выйдите из спальни.

Говорю со всем высокомерием, напуская на себя привычную маску топовой модели.

— Я не нуждаюсь в советах прислуги.

Щеки вспыхивают и на кругловатом лице проскальзывает отвращение, но женщина и не думает отойти.

— Я не прислуга. Остаться и помогать в доме — мой выбор в благодарность господину Кацу за все, что он сделал для меня и моей семьи.

На миг распахиваю глаза в неверии.

— Благодарность?!

— Не всегда все так, как кажется. Я видела, как вас притащили в дом в ту ночь. Запомнила. Да и как не приметить такую красавицу, связанную и даже избитую…

Морщусь от этих слов.

— Бессмысленный разговор. Уходите.

— Я к тому это говорю, что хозяин обладает достаточной силой, чтобы выносить приговор и карать виновных, но невинных он не трогает.

Говорит твердо, а в моих глазах слезы стоят. Смеюсь, выходит рвано.

— Невинных он рвет на части.

Качает головой, словно не согласна, отвечает резко:

— Ты здесь на правах его гостьи. Единственная женщина, которую он привел в свой дом. Не было здесь никого. Это многое значит. Молоденькая еще, не понимаешь, к какому именно мужчине попала.

— Вы переходите границы и…

Не дает договорить, следующий вопрос заставляет мою челюсть встретиться с полом:

— Ты до него девственницей была?

— Не отвечай. Уже и так все ясно. Только по взгляду растерянному можно сделать определенные выводы.

Внутри истерика поднимается и, несмотря на личину высокомерной заносчивости, которую я надела, мне нужен человек, чтобы просто поговорить, чтобы поделиться наболевшим. Привычка нести все в себе угнетает.

Матери с отцом я подобного не скажу — это смерть для них, а друзей у меня, как показывает время, нет, не нажила. Одна всегда. В этом чертовом бизнесе масок нет ни одного человека, к которому можно прийти, когда ты сломлен, когда пал. Рядом многие, пока ты наверху, а оступишься и вылетишь из обоймы, то кого ни попроси о помощи — везде будет отказ.