Вилка сама падает на тарелку из ослабевших пальцев.

Светлые глаза напротив сканируют мою реакцию.

— Зачем ты это делаешь?!

Спрашиваю тихо. Неловко отвожу взгляд.

— Я говорю то, что есть. Ты не очень понимаешь дерьмовость своего положения. Будешь морить себя голодом, скулить и депрессовать, я тебя солью.

В горле ком встает, он хочет, чтобы я ела, а меня тошнит. Желудок судорогой сводит. Организм мотает из стороны в сторону.

Вздергивает очерченную бровь.

— Учись воспринимать ситуацию, адаптируйся — это залог выживания.

— Кто я для тебя, Иван?

Глупый вопрос, но нужно понять все до конца.

— Я хочу научиться не бояться тебя.

Говорю тихо и не выдерживаю его взгляда, опускаю голову, рассматриваю свою тарелку, на которой красиво лежит красная рыба, салат.

— Занятная ты.

Наливает себе из графина стопку и осушает залпом.

— Не пойму, чего в тебе больше: храбрости, наглости или глупости.

Атмосфера между нами накаляется настолько, что кажется, будто все вокруг искрит.

Резкая хватка на подбородке. Он протянул руку через стол.

— Еще раз выкинешь что-то наподобие сегодняшнего упрямства, и я устрою тебе настоящие острые ощущения. Поймешь разницу между гостьей и узницей самым наглядным способом. На собственной шкуре прочувствуешь, каково это. Уже по-настоящему.

Рык и злость, пальцы давят, причиняют боль.

— Ты не сможешь не бояться меня. Природа у меня такая — не терплю неповиновения, моя власть основывается на страхе.

— Устаревший догмат, Иван, тиранов свергали именно из-за того, что боялись, у нас тут все же демократия.

— Для маленькой куколки от тебя слишком много головной боли. Аврора, ты тут не для того, чтобы политику обсуждать. Если уже наелась, то мы перейдем к десерту. К твоим прямым обязанностям.

Испуганно дергаюсь, но хватка сильная, Иван сам отнимает от меня руку и как ни в чем не бывало приступает к еде, в то врем как я продолжаю находиться в оцепенении.

Сейчас со мной не Иван Кац общался, а Ваня Кровавый.

Взглянул на меня, брови на переносице сошлись.

— Вилку взяла и начала есть.

Снова приступаю к ужину. С первым кусочком, попавшим в рот, понимаю, насколько голодна и начинаю усердно работать вилкой. Голод как с цепи сорвался, и я заедаю рыбу сладковатым трюфелем.

Что-то тянет на странные сочетания.

Случайно подняв глаза на мужчину, сглатываю, напарываясь на его нечитаемый взгляд.

— Даже ешь красиво. Дрянь.

Закусываю губу.

— Ты закончила?

Киваю.

Поднимается. Настораживаюсь сразу же. Иван в один шаг нависает надо мной. Резким движением заставляет подняться.

— Твоя жизнь поменялась на сто восемьдесят градусов. Прими все, что происходит.

— Это все из-за тебя.

— Да, — отвечает спокойно, — раскаяния ты не дождешься. Сожалений у меня нет. А вот тебя я хочу. Постоянно.

Твердый взгляд и уверенные слова, а у меня зарождается болезненная волна огня, который сжигает изнутри, раздирает мое существо напополам. Делит. Одна часть меня противится каждому слову мужчины, а вторая в полном замешательстве поддается. Переминаюсь на слабых ногах.

Иван стоит вплотную. Наблюдает с высоты своего немалого роста.

— Боишься ты не только меня, Аврора, но и собственных чувств. Я улавливаю дрожь твоего тела, ощущаю твой проклятый запах, который отдает возбуждением. Ты действительно хочешь уйти? Ответь для себя на этот вопрос.

Мотаю головой, открываю рот и не нахожу слов. Тону в своих чувствах, пока пальцы Ивана поглаживают меня по спине. И мысль проскальзывает, что он — моя защита. Скала, стоящая преградой, оберегающая, а я ручеек у подножья этой огромной горы. Пока он закрывает меня от вихря, волна омывает камень, ласкает и, возможно, со временем острые грани, вспарывающие гладь, станут мягче.

Смаргиваю странную иллюзию.

— Ты молчишь.

— Я тебя не боюсь, Иван.

Отвечаю. Невпопад. Озвучиваю свою внутреннюю уверенность в том, что он не причинит мне вреда. Несмотря на свою природную жестокость.

— Глупо. Самонадеянно.

— Пусть так. Но ты привез меня сюда, огородил от нападок, я…

— Всего лишь моя игрушка, на которую у меня встает. И пока это так, ты здесь.

Прикрываю веки, щеки становятся мокрыми, моя хрупкая попытка сблизиться проваливается с грохотом, который, мне кажется, я сейчас слышу где-то в отдалении.

— Аврора…

Выдохом в мои губы. И его руки, они оплетают, сдвигают сорочку, жгут голую кожу ягодиц, пока Кац вдавливает меня в свое тело.

— Что же ты творишь, сука, почему я тобой не могу насытиться?!

Тянет за волосы на затылке, заставляет приподняться на цыпочки, пока он всматривается в мои заплаканные глаза.

— Я не знаю…

Шепчу и не выдерживаю.

— Иван, я…

— Ваня… назови так.

— Ваня… — повторяю послушно и шепчу мольбу, — не ломай меня… прошу.

Тянет на себя, заставляет почти соприкоснуться лбами, смотрит странно и во взгляде чувства зацветают, которым нет определения.

— Если бы я действительно хотел тебя сломать, ты бы уже валялась перебитой куклой у меня в ногах.

Улыбаюсь, не знаю, что за чертовщина творится между нами, поддаюсь и накрываю его твердые губы своими.

Вскидывается в ответ, прищуривает глаза, смотрит на меня, пока шершавые пальцы касаются колье, медленно, трепетно проходятся по краям украшения, затрагивая мои ключицы, вызывая дрожь и покалывание.

Мурашки бегут по спине, стягивают кожу. Распахивает ворот рубашки, рассматривает свой подарок, пробегается пальцами опять. Спускаясь к груди, заставляет прикусить губы, чтобы не застонать.

— Этой ночью из одежды на тебе будет только это украшение.

Резким движением срывает сорочку, вырывает пуговицы с мясом, обнажает меня.

Вскрикиваю от неожиданности, пугаюсь такой мощи, силы.

— Тише, кукла, тише…

Вдавливает мое тело в свое литое, закостенелое. Зарывается руками в мои волосы, натягивает, прогибает меня в пояснице, набрасывается на мой рот с жадностью. Не дает продохнуть.

Его напору невозможно противиться.

У меня нет выбора. Он его не оставляет. Только принадлежать Ивану снова и снова до самого утра…

Аврора

Я сплю плохо, постоянно ворочаюсь, ощущение такое, что меня к горячей печке подложили.

Странно, тяжело, непривычно.

Резко открываю глаза, пытаюсь встать, но не могу, опускаю взгляд и вижу мускулистую руку, перекинутую через меня, оборачиваюсь немного и подвисаю, потому что нахожу себя спящей в постели с Иваном…

На мгновение происходит разрыв шаблона. Глаза мечутся по едва освещенному пространству, где все пропитано Кацевской энергетикой. Его спальня. Не та, куда поселили меня.

Восстанавливаю цепочку событий.

Ивану, видно, привычнее находиться на своей территории. Для меня странно то, что он считает меня игрушкой, но спит со мной в одной постели. Разве сон делят с женщинами для утех?

Мне казалось, что такой мужчина, как Кац, получив свое, должен был вышвырнуть меня из своей кровати. Но засыпать рядом с ним становится моей привычкой, меня просто в какой-то момент вырубает, все идет фоном, тело наливается свинцом и сознание уносит в черную пустоту сна.

Немного ерзаю и переворачиваюсь, скольжу взглядом по острым, вылепленным чертам, у него даже во сне брови словно сдвинуты, и поперечная хмурая морщинка не разглаживается, так и хочется провести пальчиками, чтобы чуточку выправить эту линию.

Непозволительные мысли. Хочу немного отпрянуть.

— Не ерзай, куколка.

Хрипловатый голос и я затихаю в его руках, боюсь вдохнуть лишний раз.

— Я… мне нужно в свою комнату…

Жалкая попытка отдалиться, Иван открывает глаза. Ощущение такое, что не спал вовсе. Взгляд твердый и злой.

— Сегодня ты спишь здесь. Рора. Продолжишь так же ерзать, спать мне перехочется…