Сценарий как должно было быть, но не будет никогда.

Так думала прежняя Аврора, но я настоящая мыслю совершенно иначе. Жизнь расставила все по местам.

Венчание — это таинство. И здесь акцент именно на слове “тайна”…

Рассматриваю себя в зеркале. Нравлюсь именно такая простая, без прикрас, без ненужного лоска. Сейчас я настоящая в простом белом платье, таком непохожем на подвенечное…

— Нам пора, — тихо подбадривает меня женщина.

Улыбаюсь и беру белоснежную косынку. Ранним утром дом почти спит и внизу нас встречает автомобиль.

За рулем Монгол, рядом уже сидит Иван, а мы с Василисой устраиваемся сзади.

— Погнали…

Проговаривает Палач и плавно выезжает через боковые ворота, а я смотрю на дорогу, на деревья в лесополосе и молчу.

Вот так в тишине и с первыми лучами солнца мы едем в небольшую церквушку, которую, как оказалось, построил Иван.

Спустя полчаса езды машина останавливается. Кац выходит. На нем нет праздничного смокинга, но и его темный пиджак с белой сорочкой смотрятся идеально, делая мужчину неотразимым в моих глазах.

Он подает мне руку и мягко кладет мою ладонь на сгиб своего локтя.

Нас встречают. Здесь круг самых доверенных лиц. Священник все знает. Тайна будет сохранена.

Вдыхаю утренний воздух, останавливаю взгляд на куполах — золотые… Необыкновенно красивое зрелище.

Мы заходим в церковь. Немного непривычно рассматривать фрески, иконы, все, что окружает, необычно, но запах ладана успокаивает и на душе становится легко.

— Ты готова? Не передумала?

Непривычно мягкий голос Ивана в самую кромку уха, и я поворачиваю голову в сторону мужчины.

— Не дождешься, Кац.

Проговариваю беззлобно, в ответ получаю улыбку.

Что-то внутри меня дрожит от открытости мужчины, хочется запечатлеть в памяти сегодняшнего Ивана на всю жизнь, запомнить, потому что мне кажется, что таким я его не увижу уже никогда…

Обряд начинается. Я склоняюсь, пока Василиса держит над моей головой корону, то же самое делает и Монгол, застыв за спиной Ивана.

Я слушаю незнакомый язык, воспринимаю его мелодией и на сердце наступает благодать.

Все правильно. Прямо сейчас в моей жизни все происходит именно так, как должно быть. И пусть я мечтала не об этом и не так все представляла, но таинство, которое происходит сейчас, оно во сто крат честнее всего, что было со мной в жизни.

Наше венчание, обеты, которые мне переводит на ухо Василиса, интересные традиции, такие близкие и в то же время незнакомые…

— Любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас…

Все уходит на второй план и перед глазами только мой мужчина, мой Иван. Он странный, невыносимый, резкий и принципиальный, с ним сложно, ужасно просто, но без него я жизни своей уже не вижу…

Как такое возможно, когда произошло, в какую секунду мы перешагнули черту между ненавистью и любовью — я не знаю.

Клятвы, обеты на чужом языке и перевод для меня, чтобы отвечала нехитрыми фразами.

И в завершение всего — золотое колечко, маленький обруч, который мой муж надевает мне на безымянный палец. Оно садится как влитое, почти незаметное, легкое, но для меня слишком весомое.

Беру такое же и медленно в свою очередь надеваю на палец Ивана. Моя рука слегка дрожит под его льдистым взглядом, в котором горят чувства.

Так мало мы вместе, а кажется, целая вечность. Жизнь до него — мгновение, а с ним — бесконечность.

Церковь мы покидаем мужем и женой, нет ни толпы родственников, поздравляющих нас со столь знаменательным событием, никого нет, пусто, только слышно переливчатое пение соловья.

— Теперь моя. Целиком и полностью.

На мгновение чудится, что Иван приговор озвучивает.

Держась за руки, идем к машине, но в этот раз Кац садится рядом со мной, а Василиса безмолвно занимает место рядом с Монголом, мужчина нажимает кнопку и салон отделяется перегородкой.

Чувствую взгляд Ивана, пока смотрю в окно на церковь, которая остается позади, в лучах солнца золотые купола переливаются бликами.

Эта церковь так знакома… Я видела ее и не раз на спине Ивана Кровавого.

— Аврора…

Разворачиваюсь к нему и замечаю, как смотрит на меня безотрывно и опять поперек бровей засела морщинка. Такой коронный Кацевский взгляд исподлобья привычен, уже не пугает до икоты.

Неожиданно для себя улыбаюсь.

— Поздно меня пугать, Ваня, все рубежи пройдены, мосты сожжены, уже все.

Кивает.

— Да. Все.

Приподнимаю бровь, не понимаю, о чем он, ведь звучит довольно-таки зловеще.

— Теперь я тебя по-настоящему присвоил, куколка… на веки вечные.

Притягивает меня к себе, и я кладу голову на широкое плечо в то время, как его теплые губы касаются моего виска.

— Жена моя…

Шепот в самое ухо, и пальцы скользят по моей шее.

— Муж мой… — выдыхаю прерывисто, ощущая прилив необыкновенной щемящей нежности.

Приподнимает мое лицо за подбородок и целует ощутимо, властно, нежно. Так, как умеет только он.

— Ты самая красивая невеста. Такая красивая в этом простеньком белом платье, чистая, светлая, моя заря, Аврора…

В глазах щиплет и слезы текут, когда Иван переплетает наши пальцы, где на безымянных два золотых близнеца, связывающих нас в особый знак бесконечности.

— Я люблю тебя, Ваня, невозможно это, но я жизни не вижу без тебя… Заклинаю. Выживи в своей войне. Просто выживи… — хриплю, давясь рыданиями.

Всматривается в мои глаза, а я смотрю на него, любуюсь острыми чертами. Далеко не герой, неправильный, несовершенный, грешный.

Кивает. Без слов. Без клятв и обязательств.

И что-то внутри меня наполняется четкой уверенностью, что он сделает все, но сдержит слово…

Иван Кац

— У Авроры показ. Моя куколка поставит точку в своей карьере и это будет действительно эпично. Ридли подписал все документы. Червь отпустил ее.

— Еще бы не отпустил, — кривит губы Монгол. Палач умеет делать предложения, от которых хрен откажешься, — ты только, брат, не говори мне сейчас, что решил лично присутствовать на этом показе.

— Именно это и планирую сделать.

Монгол впервые теряет контроль над мимикой и выглядит просто охреневшим.

— Кровавый, ты понимаешь, что сейчас подписываешь себе смертный приговор?! Ты в уме?! Братва Смольного после твоего отказа получила приказ на твою ликвидацию, а ты им даешь конкретное место и время, где появишься. Иван, опомнись! Эта женщина совсем вскружила тебе голову, выела мозги, я тебя не узнаю.

Ухмыляюсь. Гнев Монгола оправдан.

— Я делаю то, что должно, и будь что будет. В конце концов, накой у меня в синдикате ты?!

Сцепляет зубы, желваки вздуваются.

— Знаешь что, Царь, я уже заколебался тебя из-под пуль вытаскивать. Порядком надоело.

— Я ей обещал…

— Твою мать!

Трет лицо, встает со стула и проходится по кабинету. Весь в черном. Палач носит траур не снимая. Отдает дань памяти той, которую потерял однажды. Похожий на огромного зверя, ни в чем не уступающего мне. Молчит и смотрит вдаль в окно, думает о своем.

— Столько лет прошло, Гун, а ты свое прошлое держишь.

— Это имя забыто, Кровавый.

— Так почему не отпускаешь сам?

— Не лезь.

— Твои тайны, брат, я уважаю, но при этом ты единственный человек на белом свете, кому я не побоюсь спину подставить. Только все никак в толк не возьму, почему ты все еще здесь, рядом со мной, хотя мог давно уйти.

Разворачивается резко, тигриные глаза сужает, смотрит в упор, сцепив зубы, дает прочувствовать всю ярость, которая кипит внутри Палача.

— Долг жизни, Иван. Пока не настал час, когда я оставлю тебя и пойду своей дорогой.

— Месть плохое чувство.

— Именно благодаря ей я и выживал. Кликуха Палачу ведь неспроста дается.

— И все же, Монгол…