Моргаю, нарушая странный магнетизм.

— Вот и простились…

Шепотком слетает, разворачиваюсь и сажусь в машину, захлопываю дверцу, подобно хирургическому скальпелю отрезаю от себя могучего мужчину и нашу единственную ночь.

Я сейчас вырываю все воспоминания, связанные с ночью, и вычеркиваю Ивана Кровавого из своей жизни.

Глава 17

Иван Кац

Несоответствие.

Вот слово, идеально характеризующее куклу.

Она не соответствует. Не похожа на то, к чему привык.

Выбивается. И никак не хочет укладываться в привычную и понятную картину вещей.

Девчонка, пахнущая воспоминанием из далекого прошлого в России.

Брусника…

Я помню, как втягивал тот аромат остро-сладкий, думая, что так пахнет моя смерть.

Тогда мы с пацанами попали в ловушку на торфяных болотах.

И когда я подыхал, когда тина заползала в носоглотку, взгляд все цеплялся за низкие вечнозеленые кустики брусники, покрытые глянцевыми листками, блестящими на солнце…

Я умирал, а где-то цвела и пахла жизнь…

Сладко. Так сладко. Когда подыхаешь, все ярче. И запах…

Этот запах въелся в легкие, выжег нутро.

Так пахла жизнь, которая ускользала из моих пальцев, что бились по зеленой жиже, цепляясь и не находя опоры…

Яркие, сочные ягоды впились в память на всю жизнь.

Много ребят утонуло, и я должен был пойти на дно, но всегда жить хотел, зверенышем был, брошенным на растерзание.

Умирать не хотел. Бился даже тогда, когда вонь болота заглушила аромат брусники, забилась в ноздри и рот, душила.

Я опускался на дно медленно. Мучительно. Миллиметр за миллиметром.

Перед тем, как полностью уйти под воду с головой, я все же извернулся и дернулся, в последний раз видя куст жизни с алыми плодами.

Не знаю, что тогда произошло, но рукой я все же изо всех сил вцепился в тот куст…

Раня ладони в кровь, боролся за жизнь, сдыхая от нехватки кислорода.

Брусника… Она вернула к жизни.

Я был единственным, кто не утонул. Другим пацанятам так не повезло.

Вкус ярко-красной ягоды запомнился навсегда

Брусника… принесшая смерть и подарившая жизнь…

Противоречивые воспоминания.

Когда осознал, что спасся только я…

Метался раненым зверем, рвал эти кусты и вопил от дикой боли, от утраты.

От понимания, что всем начхать на голодных, босых приютских пацанят, позабытых всеми, с голодухи решивших найти еду в лесу…

И перед глазами до сих пор чумазые лица друзей: Косой, Леший, Бывалый… Рыжик…

Ненужные, брошенные, злые, одичалые и я вместе с ними, только попавший в приют… Прозвища из-за отличительных черт давались, а у меня кликухи не было.

Не успел получить. Не прошел боевое крещение, а друзей схоронил в том болоте. Их не нашли. Да не искали даже. Кому мы были нужны?!

В приют я попал почти взрослым.

Лихие годы были на родине моей, и отец — интеллигентный человек старой закалки, все надеялся на правосудие, у Кацев характер несгибаемый. Отличительная черта.

Дом наш приглянулся кое-кому богатому с новеньким депутатским портфелем и малиновым пиджаком, чернозем, отличный урожай и речка рядом.

Хорошее место для дачи нувориша.

Отец не продал, отказал. Да и предлагали копейки, за которые не купить ни квартиру, ни комнату.

Это называется — отжать.

Он с таким не сталкивался, только волна пошла, еще по старым понятиям был.

Не верил.

Под утро дом сгорел, родители задохнулись, а я выжил…

И порой казалось, что лучше бы сдох.

Сказ о драконе. Иногда ты превращаешься в еще большее зло, чтобы наказать и отомстить.

Тру переносицу, отгоняю мысли и смотрю в окно.

Сегодня у меня не просто дом, у меня лес и озеро в собственности.

Тропка заковыристой оказалась, но вывела туда, где сейчас стою.

Кликуха со временем пришла.

В любой схватке дрался насмерть, перышком полоскал часто и кровавый след оставлял. Рвал врагов. Иначе никак. По-другому быстро крышку гроба заколотят.

В аду горел, в пекле плавал и кайфовал, с каждым днем все больше увязая в трясине. Водоворот закрутил и в какой-то миг русский пацан Иван Кац стал Ваней Кровавым, завоевал авторитет и бабло начал рубить, потому что, в отличие от многих, включал мозги и не боялся решений.

Никогда не сожалел.

И сейчас не должен.

Но под ребрами чувство свербит. Ночь прошла. День на дворе и обещание дал куколке одной золотоволосой.

Попустить должно было, но гложет внутри что-то.

Ночью. Когда залетела в мой кабинет, упав к моим ногам, все тело скрутило от одного вида. И бешенство внутри подняло голову…

Подхожу к окну, сквозь штору наблюдаю, как подъезжает тонированный белоснежный ролс, водитель подгоняет тачку Цветочка.

И опять на губах кислая мякоть с характерной горчинкой и сладким послевкусием. Не отпустило меня пока.

Стук в дверь.

Агентика “особых услуг” в кабинет зашвыривают, поворачиваю голову, даю отмашку охранникам, чтобы вышли.

Ридли выглядит совсем не так, как во время нашей недавней встречи. Потаскан. Ночь в подвалах оставила свой след, как, впрочем, и подпорченная физиономия, что распухла.

— Г-господин… К-ац…

Ненавижу смрад.

Так страх воняет. Учуиваю, как Цветочка трясет и выворачивает.

Не терплю слабость. Не прощаю ее. Молча разглядываю хорька, который, не зная, сделал мне интересный подарок.

Девочка с золотом в волосах, с ведьмовскими глазами оказалась непорочной.

Поднимаю уголки губ, скалюсь и задаю самый интересный на данный момент вопрос:

— Ридли, ты мне ничего не хочешь рассказать?

Бледнеет, падла. Пятнами идет. Зеленеет, я бы сказал. Или это синяки на фоне бледности проступают, начхать.

Подставил, значит, девочку. Рыльце в пушку.

И понимание это ничего не меняет. Я ее захотел.

Сказал бы кто, что среди этой братии есть подобный эксклюзив, я бы ни в жизнь не поверил, а тут пришлось ощутить самому.

Только мне все равно хочется пришибить Флауэра за такую подставу.

Чувствует, что на волосок от смерти. Лоб у него начинает блестеть от капель пота, выуживает пыльный галстук из кармана потрепанного пиджака, протирает нервно харю.

— Господин Кац… Если Аврора не оправдала ваши ожидания и не отработала, я готов компенсировать!

Прищуриваю глаз. Выдрать язык и не слышать блеянье, что по мозгам капает.

Просекает. Быстро-быстро говорит:

— Смилуйтесь! Это все ужасное стечение обстоятельств. Я… я… изначально просил выбрать другую!

Воскрешаю в памяти недавний разговор.

Не врет. Просто я значения не придал заиканиям Ридли. Увидел фотку очередной девки, и что-то екнуло.

— Ее имя?

— Аврора… но вы понимаете, она… дело в том… что произошла случайность. Ее фото не должно было…

— Хочу. Ее.

Сглатывает.

— Любую, господин Кац, прошу, любую другую. Для вашего сопровождения у меня есть Надин. Зеленоглазая блондинка! Они даже похожи в чем-то! Опытная красавица, достойная такого бизнесмена, как вы…

Резко вскидываю взгляд и заставляю Флауэра подавиться словами.

— Х-хорошо, господин Кац. Значит, Аврора. Все будет исполнено в лучшем виде.

Теперь понимаю, что зря не придал значения странному поведению Ридли.

Сделал заказ.

Аврора…

Когда увидел свой строптивый беглый подарок, все тело скрутило похотью, а как словил ее взгляд, сразу же зажегся первобытный инстинкт.

В ее ярких малахитовых глазах страх расцветал напополам с вызовом, а когда заметил ссадину на щеке, меня передернуло.

Один взгляд. Монгол вывел Флауэра для разъяснительной беседы.

Мое трогать нельзя. А кукла стала моей, когда я ее захотел.

На одну ночь. И тем не менее.

— Ты дал слово. Ты сказал, что отпустишь меня после этой ночи.

В ушах ее дрожащий голос, наполненный истерическими нотками, а вот глаза… Зеленые. Насыщенные и раскосые, как у кошки или тигрицы.