Затихаю, словив угрозу в голосе, кладу голову на подушку.

Замираю, хотя все тело натягивается, но страх разозлить зверя и вызвать новый марафон его буйства заставляет прикрыть глаза и притвориться спящей.

В ответ сильная рука тормошит меня, встряхивает, как пушинку.

— Успокойся. Расслабь мышцы.

— Я стараюсь…

— Хреново получается.

Тон Ивана не сулит ничего хорошего, но, видимо, я жутко вымотана психически и физически, потому что мне кажется, что он чуть растягивает губы, улыбается и крепкие пальцы начинают массировать мои позвонки, поднимаются к шее, надавливают совсем не больно.

— Легче?

Голос бархатный, обволакивающий, и я глаза прикрываю в блаженстве. Его сильные пальцы умеют доставлять наслаждение не только в сексе.

— Да… Ты умеешь доставлять удовольствие, — ответ чистая правда, но я ее выговариваю неожиданно даже для самой себя.

Прикусываю губы, распахиваю глаза, потому что его ладонь ощущается хваткой.

— С кем еще кайфовала? Есть с чем сравнивать?

Мне кажется, что даже в полумраке его глаза замерцали.

— Конечно, мне есть с чем сравнить!

Проговариваю высокомерно, задиристо, и продолжаю мысль, прежде чем Иван свернет мне шею.

— Массаж. Модели ведь нужно держать тело в определенном тонусе. Так что да, мне есть с чем сравнить. У меня работа мечты. Ухаживай за собой с утра до ночи и фоткайся, это ли не счастье?! Все ведь так просто, правда? И моя жизнь — мечта для многих! Тупая кукла в твоем распоряжении!

Молчит немного, смотрит и пальцы опять ласкают, играют с прядями, массируют кожу.

– И что, с детства хотела по дорожке вышагивать? Твоя мечта сбылась. Девочка стала знаменитой, но у медали всегда две стороны. У твоей реверс с гнильцой!

— Все когда-то о чем-то да мечтают, — отвечаю уклончиво, — у некоторых исполняются желания, но это мизерный процент, в основном мечты забываются, а иногда и вовсе обламываются, иные, осуществившись, как в моем случае, приводят к тому дерь… эм… тому, что я имею сейчас…

— Ты можешь не стесняться в выражениях, куколка.

Его голос тихий, и взгляд в ночи кажется особенным, располагающим к откровению в миг перед самым рассветом.

— То, что мы думаем, кем представляем себя в будущем, не всегда происходит в реальности. Вряд ли ты в детстве мечтал стать мафиози.

— Интересные мысли ходят в голове моей игрушки, — тянет задумчиво.

— Я пытаюсь говорить с тобой, Иван! Знаешь, иногда люди общаются, делятся и… я понимаю, что для подстилки слишком много болтаю.

— Ты говоришь не то, что я хочу услышать. Я всегда чую, когда соскальзывают с темы и сейчас хочу услышать ответ.

— Я никогда не мечтала ходить по подиуму! Не думала, что стану моделью. И если бы не попала к Жабе…

— К кому?

— Жанна. Якобы родственница. Меня отправили в город. Родители хотели для меня лучшей жизни, но попала я к мегере, которая погнала стоять за прилавком, продавать яблоки.

— Твои родители куда смотрели?!

— Я изображала вселенскую радость, когда звонила мама, потому что выхода не было, денег тоже, не всегда перепадало и еды.

— Как эта вся отповедь связана с моим вопросом?

— Мечта у меня появилась тогда. И это, как понимаешь, не связано с шоу-бизнесом, славой и это… это… другое.

Иван с каждым моим словом все сильнее прищуривается.

— Ты все еще не ответила на вопрос.

— Именно тогда у меня появилась мечта! Иван. В доме у Жанны я была не единственной “нахлебницей”. Были еще мне подобные, беспризорники, детдомовцы, которые тетке были выгодны. Государство дает пособия. Так вот, помимо того, что я всем сердцем мечтала, что эта баба сдохнет, случайно свалившись с лестницы, я надеялась, что смогу помочь моему… ему…

Впервые за многие годы я почти произнесла заветное имя и слезы обожгли глаза. Не забыла. Не смогла. Все еще помню мальчишку с вихрастыми волосами и самой душевной щербатой улыбкой.

— Ему? Кому, Аврора?!

Иван приподнимается, резко нависает надо мной.

— Не заставляй меня вспоминать. Хватит! Наговорились! Я не хочу. У куклы не может быть чувств, так что не береди! Тебе это не нужно, я здесь для одного, так что пользуй тело и оставь мою душу в покое!

— Ты ни с кем не спала до меня. Или всё-таки было что?!

Рычит, вдавливает меня в кровать, пока я трепыхаюсь.

— Не было ничего! Даже поцелуя не было! Слышишь! Его… его машина сбила на моих глазах! А потом сказали, что он… сам виноват был, не там перебегал. Оборванец, ненужный и никто не заступился!

Смотрю в глаза Ивана и отвечаю правду.

— Моей мечтой было отомстить тогда, а потом… потом появился Ридли, и я решила, что выкарабкаюсь, вырвусь и у меня получилось!

Подаюсь вперед, приподнимаюсь на локтях и выговариваю в сжатые губы мужчины:

— Я иду к своей цели и никто, даже ты, Иван, меня не собьет. Однажды я создам свой центр помощи, я буду руководить фондами. В память о нем, о моем друге, я сделаю все, чтобы за таких “оборванцев” было кому вступиться.

Иван Кац

Цепенею. Меня буквально вышибает из действительности, и я лечу в прошлое. Туда, где пацан остался на пепелище своего прошлого, выл и оплакивал родителей.

Прямое попадание. Она словно пушку навела и выстрелила, попав в цель. Вскрыла все то, что похоронено глубоко внутри.

И вот я вижу себя в старом здании, не видавшем ремонта еще с совковых времен. Стою пришибленный и говорить не могу, заикаюсь, язык тогда у меня отказал. После того, как тела родителей увидел.

— Что за фамилия странная у тебя?

Баба толстая, сидит за столом, оформляет документы в детдом. Похожа на кусок колбасы, перетянутой веревкой, одно сплошное сало, которое вываливается из всех складок платья.

— Кац?! Фамилия странная. Не русский, что ль?!

Поправляет очки на своей жирной харе.

— Ты че, еще и немой?!

Отмахивается и продолжает выводить свои каракули в журнале. Механика и никакого сочувствия.

А у меня внутри все кровит и отец перед глазами в своем кабинете, белый халат, врачебная этика.

— Дмитрий Иванович, все пациенты на сегодня закончились.

— Спасибо, Майя, можете идти.

Поворачивается ко мне, снимает халат.

— Ну что, Ванюша, ты мне сегодня здорово помог.

— Бать, я все равно не буду врачом. Хоть убей.

Пожимает широкими плечами и, взяв портфель, выходит. Иду рядом. Ненавижу жару. Комарья полно.

— И вообще, мама говорит, что тебя твой профессор за бугор звал, а ты тут прозябаешь, а мог бы миллионы зашибать, сейчас, говорят, время такое, что бабла немеряно люди за пару дел поднимают. Новые порядки в страну пришли.

Отец бросает на меня взгляд свысока, я ему еще сильно уступаю в росте.

— Как переводится твоя фамилия, Иван, знаешь?

Закатываю глаза и пожимаю плечами.

— Не начинай только.

— Праведник. Пусть сейчас хаос вокруг, но ты живи по своему закону, сын.

Смаргиваю наваждение и всматриваюсь в заплаканные зеленые глаза Авроры, в них, в этой зеленой яркости такая безнадежность. Не привык я к чувствам, а в девчонке их слишком много.

— Хватит на сегодня откровений.

Переворачиваюсь на спину и устремляю взгляд в потолок, рядом ощущаю движение, девчонка пытается отползти.

Вскидываю руку, ловлю нежное тело и прибиваю к себе.

— Пожалуйста, я хочу в свою комнату, мне нужно побыть одной.

— Сейчас ты успокоишься и заснешь.

Всхлипывает.

И мне бы ее отослать подальше, в другую комнату, или вообще вышвырнуть из своего дома, но от этой мысли все внутри вскипает протестом.

— Я тебя ненавижу, Иван, как же я тебя ненавижу.

Шепот, но в тишине темной комнаты звучит слишком громко.

— Спи.

Ворочается рядом, натягивает одеяло и, наконец, затихает, расслабляется и сама ко мне ластится во сне, а я смотрю на мерцающую во мраке золотом макушку, пальцы сами играют с локонами.