— Иван…

Ее крик мне в спину, словно моя куколка поняла что-то. Гашу воспоминания. С ними я слаб. То, во что я сейчас ввязываюсь, опасно. Первый шаг удался.

Я даже не надеялся…

Внутри бушует ярость, боль, горечь. В моей жизни расклад простой. Либо ты, либо тебя. Иного не дано.

И как на повторе разговор с нарытым гением-программистом.

— Машина заминирована.

— Ты уверен?

— Да. Дистанционка там. Беспроигрышный вариант. Кто сядет за руль — будет трупом. Хорошая работа, я скажу, делал умелый подрывник, все учел. Подарочек не жахнет, пока именно адресат не сядет за руль.

— Как такое возможно?

— Технологии и человеческий ум.

Поджимаю губы.

— Если за руль сяду не я, они не активируют бомбу?

— Нет. Пока стопроцентно не будут уверены. Но тут нужно понимать кто цель. Вы или девушка, для которой вы приобрели автомобиль.

— Аврора.

Ее имя как выстрел и образ перед глазами. Распущенные длинные волосы, чистый червонец, глаза на пол-лица, зеленые, яркие, бледная кожа. Одно воспоминание и внутри тоска дикая, безумная, оглушающая болью от намека на то, что ей навредят.

Куколка. Моя брусника. Куст, сумевший прорасти в выжженной и засыпанной пеплом земле. Дурман. Ее голос. Ее запах. Не выдрать из себя. Проросла. В душу. В сердце. В меня всего.

И внутри ярость из-за неизбежности, фатальности. Мясорубка запущена, лезвия остры, и они рубанут то, что дороже всего, дороже собственной жизни.

Неизбежность.

Ярость на грани безумия. Комбинация. Опасная. Ненормальная. Сумасшедшая просто. Но все же… возможная…

— Господин Кац, вы слышите меня?

Профи поправляет очки на круглом лице, возвращает меня, и я произношу единственный вариант, который приемлем для меня:

— Цель я.

Сжимаю кулаки. Если бы не пустил слух, что хочу лично подарить куколке прощальный презент, прежде чем списать в утиль, если бы враг заподозрил, кем для меня стала Аврора — целью стала бы она.

Бить по больному, чтобы прогнуть.

— Что ты можешь мне предложить? — задаю вопрос гениальному программисту, сильно похожему по внешности на крыску в очках, с вытянутым носом и кривыми передними зубами.

— Вы действительно собираетесь пойти на эту аферу?

— Да. Выхода нет. Только так. Сможешь сбить сигнал?

— Я не волшебник. Сбить не смогу. Это попросту невозможно.

— Предлагаешь мне убиться?

Откидывается в кресле и начинает усердно жевать карандаш, как он его до сих пор не изгрыз только.

— Думаю, я смогу его замедлить, дать фору в несколько секунд… Правда не уверен, что получится.

Всматриваюсь в пухлое лицо с кудряшками на голове и держусь, чтобы не придушить юмориста, а этот крендель крутится в кресле, раскачивается, словно играется, но взгляд сквозь окуляры у него острый, цепкий, хоть и действительно крысиный.

— Только я хочу заметить, что при самом благоприятном прогнозе — вероятность успешного покушения на вас девяносто восемь процентов, — наконец, откусывает несчастную резинку с карандаша и откидывает огрызок в сторону.

— Хотя, если быть четким, то, скорее, исход неблагоприятный на девяносто восемь с половиной процентов. То, что вы хотите, почти невозможно, нужно поймать волну, создать помехи, плюс человеческий фактор. Вы все равно банально можете не успеть выбраться, господин Кац. Так что это практически приговор.

И поправляет очки на манер всезнайки. Гашу вспыхнувшую агрессию. Человек не боится сказать правду. Похвально.

— А ты мне нравишься, Пухляш. Ну что же, твое дело устроить помехи сигнала и дать мне секунды отсрочки по взрыву, два процента — это все же лучше, чем ничего…

— Боюсь, что это слишком невероятно. Вы не сможете…

— Оставь мне беспокоиться о том, что я смогу, а что нет, дай мне эти два процента. И точка.

— Я постараюсь.

Пухляш оказался действительно гением, он дал мне фору, все остальное дело техники. Машина взорвалась. Я выжил. Успел выбраться. Действуя по-звериному быстро, не давая себе отсрочек, а может, просто повезло. Впервые в жизни фортануло.

И опять она перед глазами. Ее крик… Словно почувствовала…

— Иван!

Сажусь в машину. Секунда. Кислородная маска. Секунда. Обманка под меня на сиденье. Дверь. Выход. Взрыв. Я мертв.

Человек без прошлого и без будущего, преследующий лишь одну цель — уничтожить врагов, а внутри лишь пустота. Потому что для нее я мертв. Потому что…

Доверие — сложное понятие. Его долго завоевывают, а теряют в одночасье, тот, кто вчера был собратом, становится врагом.

Мне остается лишь пустота. Дыра там, где было сердце, ведь я отпустил свою куколку, я вырвал себя из ее груди.

Наживую. С кровью. По-любому я шел на смерть, а то, что выжил — чудо. И знать ей это нельзя.

Потому что война лишь начата и мне предстоит сложный бой…

Один против стаи.

Впрочем. Мне не привыкать.

Быть списанным в утиль для всех так просто, но в ушах до сих пор ее крик, и боль лишь нарастает. Моя боль. Мое предательство во имя нее.

Жизнь за жизнь. Моя жизнь за ее.

Без меня договориться с Серебряковым просто, он слаб, а Монгол будет рвать, брать свое, завоевывая позиции.

Она для всех всего лишь игрушка, отданная другому.

Горе сыграть невозможно, шок и потерю ближнего.

И моя Рора… Ее лицо, ее глаза, наполненные волнением… они мне снятся каждую ночь, стоит прикрыть веки, и она в руках Монгола и я цепляю ее взгляд, наполненный отчаянием…

Я умер. Живой мертвец. Смертник по-любому. Знал, на что иду и зачем. Только призрак без слабостей мог сыграть вслепую против Смолы и того, кто правил балом через марионеток.

Война. Работа в одиночку. Никто не знал. Слишком опасно. Пока Монгол работал с переднего фронта, я наступал оттуда, откуда не ждали.

Бил на поражение. Сносил все к чертям. Шпионы за спиной и не знаешь, кто друг, кто враг, а кто прикрыт личиной.

Один. Всегда. Так легче. Правильнее, что ли, и только ночью, перед тем как вырубить мозги, моя жена перед глазами и понимание, что не простит.

У мертвецов нет слабостей.

Я выживал, рассчитывал, выходил на людей. Был тенью, призраком. Уходил от камер и делал лишь одно: выслеживал лидеров синдиката, ждал ошибку, чтобы подобраться и вырвать зубы у змеи.

Смольный подох первым.

Всего лишь пешка, расслабившаяся из-за победы и пирующая на костях.

Чудо, что меня не грохнули там же. Оружие одного из охранников дало осечку.

Опять повезло. Везения слишком много стало в моей жизни с тех самых пор, как в мой отель вошла Аврора.

Все ждал. Давал себе неделю, потом месяц, потом рыл землю, чтобы добраться до главного. И бесился, потому что нереально. Слишком сложно. На меня открыли охоту. Не зная на кого. Просто на исполнителя. Пришлось выкручиваться, менять внешность, цеплять очки и всегда в местах, где есть камеры, быть в кепке и с опущенной головой.

Все ждал, что конец, но он не наступал для меня, а я разил врагов.

За мою голову давали вознаграждение. И ирония была в том, что не как за Ивана Кровавого, а как неизвестного профи.

Я знал, что Монгол мог понять, кто берет заказы, поэтому менял стиль, действовал иначе, продумывая и проводя следующую операцию.

Выживал. Раз за разом. Одиночкой легче. Ничего не ждешь и знаешь, что твоя смерть — дело времени.

Один против армии — не выжить.

Привык спать со стволами в руках, вполглаза, ожидая, что за мной придут. Ведь как не заметай следы, спалишься по-любому, а я никогда не был самым везучим.

И только в секунды забытья моя Рора, моя богиня утренней зари приходила во снах…

С улыбкой на губах, а я тянул к ней руки, хотел обнять, прижать к себе и затянуться запахом волос.

Но в одну ночь моя Рора из сна подняла голову и закричала:

— Беги, проснись, я заклинаю!

Глаза открываются вмиг. Падаю с кровати на пол и место, где мгновение назад была моя голова, решетит автоматная очередь…