— Сила избрала меня, — бормотала Ирис, словно в бреду. — Она хочет этого… я не в силах противостоять…

Дрожащими руками она приготовила шприц. Неведомая властная рука вела Ирис, буквально заставляя делать опасную инъекцию, холодеющие пальцы Ирис, сопротивляющиеся этому напору, кое-как набрали сыворотку в шприц, совсем немного, буквально каплю, и поспешно воткнули иглу в вену на тонкой женской руке.

Ирис ахнула в ужасе, понимая и осознавая, что всё уже произошло, и что вернуть обратно уже не получится, а большой палец автоматически нажал на поршень, впрыскивая сыворотку в кровь.

Сначала ничего не происходило. Ирис, отдышавшись и отойдя от ужаса, накрывшего её разум, осторожно отложила шприц и пошлёпала по вене. Что, неужели доза мала? Ничего не произойдет? Не будет ни разрывающей тело боли, ни безумия, ничего?

Сердце перекачивало кровь в бешеном темпе, и скоро эта крохотная капля растворилась и омыла каждую клетку её тела. Ирис продолжала прислушиваться к ощущениям, но ничего не замечала.

Ожидая чего-то большого, страшного, великого, Ирис не заметила, как Сила проникла в её тело и мгновенно, словно невидимая рука, отдёрнула занавес усталости и слабости.

Глаза Ирис разгорелись алым отблеском, и мраморная бледность легла на лицо, оттеняя тонкие шнурочки чёрных бровей. Дыхание выровнялось, и с каждым вдохом в лёгкие приникал не только холодный зимний воздух, льющийся из приоткрытого окна, но и звенящая золотая ленточка Силы, распускающаяся на тонкие лохматые нити, оплетающие и связывающие воедино каждую клетку организма.

Ирис вдохнула всей грудью, осознавая, наконец, трансформацию, и засмеялась — жестоко, нехорошо.

Сила уложила её на пол, и Ирис, лежа навзничь, вдыхала обжигающе вкусный воздух, наслаждаясь проникающей прямо в сердце и в разум Вселенной.

— Так вот что заставляет их жить, бороться и идти вперед, — прошептала она, и хищная улыбка тронула её губы. — Абсолютное знание! Смерти нет, и тело — всего лишь временное пристанище, а жаждущий дух вечен и неуязвим! И этого желания не уничтожит ничто… Не сейчас, так потом, дело только во времени… но что такое время в потоке вечности…

Ирис поднялась и встала на ноги; Сила, укрепившая её, заставила Ирис иначе посмотреть на себя. Тело было вновь целым и молодым, и было неимоверно хорошо — Сила шептала о многих возможностях, что открыты её молодым, здоровым пальцам, рукам. Надругательство Вайенса над нею словно стерлось, ушло прочь. Краем сознания Ирис небрежно подумала, что просто свернет ему голову за это, но и только.

Но было одно "но", чрезвычайно весомое: ощущая в себе бурлящие потоки Силы, Ирис, однако, оставалась беспомощна, как котенок, хотя бы потому, что никто не сказал ей, как перегородить эту мощную лавину, проходящую через её тело, через сознание, чтобы вычленить тонкий ручеек Силы и направить его в нужное русло, чтобы он совершил что-либо, нужное ей.

Вот как они дерутся, разбивая металл и камень — пропуская вечный поток Силы через себя, они вычленяют небольшие части, тонкие ручейки её и направляют на противника, и дело только в самоконтроле. Выпусти ситх весь поток, и Сила уничтожит, разорвёт его самого.

Этому умению джедаи и ситхи учатся долгие годы. Ирис направила руку, копируя действия Вайенса, и представила, что поток Силы льется по этой руке, и попробовала поднять стул.

Результат не заставил себя долго ждать: неведомое нечто — неукротимое, дикое, неконтролируемое — рвануло из её растопыренных пальцев и схватило предмет, пожирая, стискивая, уничтожая. Несколько секунд стоял душераздирающий треск, сопровождающийся целыми столбами искр, и стул под прессом схватившей его Силы превратился в комочек искорёженного, смятого материала.

Ирис отдёрнула руку, и бесформенный комок с грохотом упал на пол.

Бушующая в ней Сила была поистине чудовищна. Намного больше того потока, что пронизывал Дарта Вейдера, и уж тем более мощнее Сил, отведенных Вселенной Палпатину.

Палпатин…

Горящими ситхскими глазами Ирис уставилась в серое небо, затянутое кружащейся снежной пеленой.

Теперь она знала, как они, ситхи, чувствуют друг друга.

Где-то далеко, невидимая глазу, сияла звезда, нестерпимо-горячая, жестокая, порочная. Она наблюдала за Ирис, она тянула лучи, чтобы прикоснуться и узнать её, и Ирис с остервенением ударила по тянущимся к ней щупальцам, развернув весь свой поток, положенный ей Вселенной, в сторону того, кто посмел прикоснуться к ней.

Там был Палпатин: чувствовал Силу, наблюдал за ней, хотел знать, кто это в бесконечной Галактике претендует на первенство.

И от нанесенного резкого удара он отпрянул, пережидая боль и ущерб, и в небе, принявшем на себя первый удар Силы, на мгновение разошлись тучи, и лучи солнца пронизали кружащуюся над землей метель.

— Убери свои присоски, старый пень, — сквозь зубы протянула Ирис, всматриваясь в черноту Космоса ненавидящими глазами. — Не смей трогать меня, слышишь, ты?!

Палпатин услышал — его звезда сжалась, потускнела. Он отступил и спрятался, готовый к обороне. Ирис оглянулась: в другой стороне, в целом скоплении таких же звезд сияла холодная, огромная звезда Вейдера. Она пульсировала, словно живая, но не пыталась приблизиться к Ирис. Может, от него не укрылось её противостояние с Палпатином, и он просто наблюдал за схваткой, а может, у него были дела поважнее… но и себя он тронуть не позволил. Потянувшись к звезде, Ирис ощутила ломающую, ноющую боль, словно лучи её всепроникающей Силы становились живыми тонкими иглами и обламывались, натыкаясь на препятствие. И Ирис отстранилась, не посмела спорить, хотя Сила нашептывала ей, что она вполне способна проколоть этими иглами толстую корку защиты Вейдера и под нею нащупать его живое сердце.

* * *

…Палпатин медленно приходил в себя, переживая боль от нападения… нападения кого?

Этот новый форсъюзер, чья Сила горела нестерпимым яростным жарким светом, набросился на него с яростью и неистовством стаи пираний, и ответное прикосновение было пощечиной, ударом, отозвавшимся нестерпимой болью во всем теле Императора. От чужого прикосновения Силы император вскрикнул и рухнул, как подкошенный, оглушенный этой безжалостной мощной оплеухой.

С минуту он лежал, прижавшись лбом к холодному, натертому до блеска полу, и его красные роскошные одежды напоминали лужу крови.

Восстановиться удалось не сразу, и Палпатин был искренне рад, что в этом огромном полутёмном зале он был один, и вскрик, полный боли, страха и отчаяния, потонул в величественной тишине огромного помещения, никем не услышанный.

Так не мстит и не делает никто.

Столько Силы такой мощи просто так, в небытие, не выкидывает никто. Это все равно, что ответить выстрелом на взгляд.

И столько ненависти и жажды причинить вред в свой мстительный удар вкладывает только тот, кто точно знает, на кого этот удар направлен.

Прислушиваясь к изменениям в Силе, Палпатин ожидал, что неизвестный ослабнет, что его Сила погаснет на миг, но подобного не произошло. Нанесший ему удар смотрел издалека, издеваясь и насмехаясь над поверженным императором, и его мрачное, жестокое торжество, казалось, наполняет зал.

И Дарту Сидиусу стало жутко.

Еще раз притронуться к чужаку Палпатин не осмелился.

Чужак не стал закрываться: вероятно, это был дерзкий вызов ему, императору, а может, чужак просто не умел этого делать. Но, так или иначе, а он был готов повторить свой удар, и Палпатин с содроганием понял, что не осмелится, что боится повторить свою разведку.

— Это плата, — прошептал Сидиус, осмелившись, наконец, поднять голову и отнять пылающий лоб от прохладных мраморных плит. — Плата за возвращение оттуда… в молодое тело и… я становлюсь слаб, — проговорил он и сам ужаснулся произнесённым словам.

Нового форсъюзера Палпатин заметил давно. Его Сила то вспыхивала, то гасла, то горела нестерпимо ярко и долго, то была едва заметна.

Прищурившись, император наблюдал за развитием новой звезды, и в его внимательных глазах закипал гнев.