— Молча-ать! — взревел отец, брызжа слюной. На миг Еве показалось, что жизнь снова вернулась в его иссохшее тело, и он сейчас подскочит на ноги, и долбанет кулаком по столу так, что подскочат приборы, и упадет ваза с цветами, и вода потечет на пол, закапает с промокшей скатерти.

Но отец остался все так же недвижим, и лишь грудь его тяжело вздымалась, да пальцы левой руки скребли острыми ногтями лакированный подлокотник инвалидного кресла. Мать Евы вздрогнула, вилка выпала из ее дрогнувшей руки, но Ева преспокойно продолжила есть.

— Повстанческая сволочь! — взревел отец, дергаясь всем лицом. Один его глаз упорно не открывался, второй, буквально выкатившийся из орбиты, был налит кровью и безумен. — Я не потерплю этого в своем доме..!

— А кого ты потерпишь? — все так же спокойно ответила Ева, промокая губы салфеткой, как когда-то делал он сам — такой уверенный в своей силе и абсолютной власти человек. — Имперца? Лорд Вейдер — первый из имперцев, и его ты тоже не потерпишь в своем доме. Так кого ты потерпишь?

— Ева! — крикнула мать. Ева перевела на нее взгляд прозрачных, хрустальных зеленых глаз, и женщина замолчала. Дома объявился новый тиран.

— Ты живешь за мой счет! — просипел отец. — Ты ешь за мой счет!

— Тут ты не прав, — возразила Ева спокойно. — Я подумала над твоим предложением и решила, что работа инженера — это очень хорошая профессия. Я уже давно живу за свой счет.

— Вон!!! Вон из моего дома!!!

— С превеликим удовольствием.

Так Ева ушла из дома.

Потом…

Этот случай встряхнул всю семью. Изредка встречаясь тайком с матерью, Ева узнавала, что отец взбодрился и вдруг пошел на поправку. Он научился действовать левой рукой, и мог есть самостоятельно. С трудом, но он мог самостоятельно передвигаться в кресле по дому, и даже застегивать пуговицы. Ева думала, что, лишившись ее, как инструмента мщения, он, одержимый идеей о мести, решил вернуться в строй сам. Возможно, лишившись опоры, он все же сумеет показать свой характер…

Но всем ее мыслям не суждено было сбыться.

И весь тот путь, что отец проделал истово, одержимо, день за днем тренируя непослушные одеревеневшие пальцы, заставляя их сжиматься уверенно и сильно — все это было лишь ради того, чтобы в один прекрасный день снести себе полчерепа выстрелом в рот.

Хоронили отца в закрытом гробу с выгравированной на крышке эмблемой Империи. Было много военных, совсем, как на светских приемах, и Ева в ужасе слышала за спиной те же самые разговоры.

Ею овладело странное оцепенение; казалось, что ей совсем не жаль отца, и она искренне недоумевала, отчего человек, преодолевший неподвижность, всю свою силу воли направил на то, чтобы убить себя.

Он не стал налаживать разваливающиеся

отношения в семье, не стал возвращать ушедшую дочь и не стал

бороться за покинувшую его мать, которую все чаще стали видеть в компании с каким-то мужчиной. Он предпочел сделать этот невообразимый рывок, привстать на ноги, чтобы дотянуться до оружия и вновь вернуться на то поле боя, где его жизнь закончилась тогда, давно, и поставить точку.

Солдат, он не видел иной цели, чем служба. И вернуться для простой человеческой жизни он не хотел.

Дарт Вейдер был не прав, вытаскивая его с поля боя. Отец Евы не хотел жить. Он хотел убивать. И рука в черной перчатке, указывающая на Еву на том приеме, на самом деле указывала в пустоту. Перед одержимым взором калеки не было дорогого ему человека.

Все это Ева поняла, стоя над гробом отца, и слезы полились из ее глаз. Она поняла, что очень одинока в этой жизни, всегда была, и надолго еще останется, наверное. Мать, создавая собственную семью, как-то отошла от нее, словно забыла о ее существовании — она и на похороны мужа пришла не одна, — а работа на военном заводе отнимала все свободное время. И сейчас, в этот трудный для нее час, никого рядом не было. Подходящие к ней с дежурными соболезнованиями офицеры смотрели куда-то мимо нее, стараясь скрыть свое безразличие, и Ева слышала за своей спиной осуждения, высказанные в адрес ее отца. Пожалуй, в одном он превосходил их всех: он действительно любил Империю больше всех них, и не мыслил своей жизни без служения ей.

Любил Империю больше, чем собственную семью. Чем собственную дочь. И без колебаний отдал свою жизнь Империи.

Чья-то тяжелая рука легла на ее плечо, и до боли сжала его. Ева подняла зареванное лицо; рядом с ней стоял лорд Вейдер, так же пришедший по долгу службы на похороны высокопоставленного офицера.

Кажется, до этого он произносил какую-то речь, какие-то обязательные слова про Долг и Империю. И теперь Ева ожидала от него тех же безликих соболезнований, какие произнесли в ее адрес все, кто подходил к ней. Но ситх молчал, глядя на гроб.

— Они не любят, — наконец произнес Вейдер тяжелым голосом, — они не любят, когда у них отнимают их любимые воображаемые игрушки…

Ева не поняла смысла этих слов. Они показались ей какими-то странными, полубезумными. Казалось, Вейдер озвучивает какие-то свои мысли, далекие от происходящего сейчас.

Но когда он обернул свое лицо к ней, и вместо глаз Ева увидела темные стекла его черной маски, ей показалось, что он читает ее мысли как раскрытую книгу, и почему-то ему знакома ее история.

— Я любила его! — с силой выкрикнула Ева. Мир в ее глазах расплывался, терял свои четкие очертания, и слезы текли по щекам непрерывной рекой. — Я все равно любила его, а он оттолкнул меня!

Вейдер молчал, слушая рыдания молодой девушки, и его механическая рука, лежащая на ее плече, казалось, чуть вздрагивает.

Все обозримое космическое пространство вокруг Бисса было заполнено крейсерами Альянса, и легкие истребители-штурмовики пролетали стремительно, как метеориты в созвездии Леонидов.

Бешкек отражался нестерпимым блеском от плоскостей крейсеров, и от этого яркого сияния контраст с планетой был еще сильнее. Темный Бисс, стоящий между светилом и армией альянса, казалось, налился Темной Силой, окутавшей его дымным покрывалом.

Разведка Альянса потратила много сил на то, чтобы разузнать те немногие пути через гиперпространство, которые не были заминированы Империей, чтобы провести флот к самому сердцу Бисской Дуги, но их усилия не были потрачены зря: Бисс был окружен со всех сторон, и Альянс вынуждал его принять бой. В намерениях сил Альянса не оставалось никаких сомнений; выстраиваясь в боевой порядок, они шли атаковать.

Люк волновался; одной только Силе было известно, чего ему стоило убедить Акбара послать флот к Биссу, и теперь, глядя на силы Альянса, рассредоточивающиеся в мировой пространстве, он вглядывался в темные очертания планеты, гадая, осмелится ли Палпатин перевозить Лабораторию. Оставлять ее на Биссе было бы просто опасно, а при транспортировке был хотя бы шанс. Но будет ли он ее перевозить..?

— Будет, — словно расслышав мысли сына, ответил Вейдер. Он выступил из-за спины Люка, и молодой человек оглянулся на отца.

Вейдер рассматривал Бисс точно так же, как и сын, задумчиво, гадая, что же ждет их впереди. Сила, как обычно, шептала о прольющейся крови и огненном зареве, о войне и смерти, объявшей планету.

— Я слышу его страх, — произнес Вейдер, ступив еще ближе к открывающейся ему панораме. — Он ждал нас, но не думал, что мы придем так скоро. Думаю, его мимикрирующий ученик умудрился предупредить его, но он не успел собрать все оборудование в лаборатории вовремя.

— Теперь вывозить лабораторию не безопасно, — заметил Люк.

— Палпатин постарается связать наш флот боем, — ответил Вейдер. — И пока мы отвлечены, вывезти все необходимое.

Люк покачал головой, рассматривая темный Бисс.

Вокруг планеты был установлен мощный планетарный щит, более мощный, чем на Корусанте, но долго ли он выдержит все удары флота Альянса? Нет; скоро в его куполе будут пробиты многочисленные бреши, в которые проскользнут юркие бомбардировщики, и начнется бомбардировка планеты. В этих условиях эвакуация будет просто необходима.