— Энакин, — повторила она, и он замер, пораженный звучанием своего имени. Он забыл уже, как оно звучит; и не ожидал услышать его из ее уст.

Она была слишком молода, чтобы помнить, как его звали когда-то!

В полном молчании он стоял, глядя, как Ева, неуместно-яркая на фоне этого белесого мира, бежит к нему. И ему показалось, что его руки сами протянулись к ней, и укрыли ее от мороза его толстым шерстяным плащом, и стиснули, прижали ее к его внезапно так часто забившемуся сердцу.

Под его плащом было тепло, и дрожащая от холода Ева, рассмеялась почему-то, прижимаясь лбом к груди ситха, разглаживая ладонями его одежду. Там, где раньше были холодные стальные тяжелые пластины его знаменитой черной брони, теперь было слышно, как бьется его сердце, и от тепла его тела мгновенно растаяли снежинки на темном бархате ее одежды, из белых ледяных звезд с острыми лучами превращаясь в крохотные прозрачные капли.

Он взял ее лицо за подбородок, поднял к себе и некоторое время смотрел, изумляясь. Снег все падал, и Ева моргнула, провела ладонью по лицу, чтобы смахнуть снежинки с ресниц. И Вейдер не мог разобрать, отчего на ее лице влага — талый ли это снег или слезы? Он наклонился к ней и поцеловал ее улыбающиеся губы — точно так же, как целовал всего час назад, и Ева замерла в его руках, обвив его шею своими тонкими руками. Некоторое время назад он сам размышлял над тем, стоит ли ему пойти проститься с Евой, или нет. Час назад он и сам не знал, что ему придется покинуть Риггель, и ему предстояло преподнести эту новость ей.

Он малодушно решил не делать этого, чтобы не видеть в ее глазах ледяное смирение, которое обычно скрывало ее истинные чувства.

Но она узнала сама, и сама приняла решение, которое с трудом давалось ему.

Она не боялась придать огласке их отношения, и ей было безразлично, что на них из-за густой снежной пелены глазеет весь персонал космопорта.

С трудом оторвавшись от нее, он заглянул в ее сияющие глаза, и его губы чуть дрогнули.

Он не знал, какие слова нужно говорить, потому что это свидание было громче всяких слов.

— Ты сделала меня живым, — произнес он, осторожно проводя по ее светлым волосам, в которых запутались снежинки, и Ева сама обхватила его за шею, и сама прильнула его губам. И ситх покорился этой ласке, обнимая ее тонкое тело, сжимая ее и укрывая своим телом от пронизывающего холодного ветра, поднявшегося к вечеру.

Ожог на щеке словно отрезвил Вайенса, заставив его стряхнуть с себя наваждение и власть Дарта Акса.

Боже, что я вытворяю?! Что я вытворяю?!

Под прохладной кожаной перчаткой лицо наливалось болью. Сайбер императора, глубоко поразив ткани, пережег и нерв, и Вайенс понял, что теперь его лицо перекошено, а уголок губ навсегда будет опущен вниз, оставляя рот вечно полуоткрытым.

— Господин генерал? — один из его верных черных летчиков оказался рядом и помог ему подняться. — Что случилось? Это сделала леди Рейн? Прикажете догнать ее?

От этих мертвых страшных слов Вайенсу стало жутко, и он впервые задумался, глядя слезящимся от боли глазом в зеркальное непроницаемое стекло шлема, об опасности, которую несут для его Евы эти люди, преданные ему, и готовые на все.

На все…

— Не нужно! — резко выкрикнул он, все еще прижимая рану на лице рукой. — Я сам виноват. Так себя не ведут с леди… Да дайте же пластырь, черт вас дери!

Набравшись духу, Вайенс отнял, наконец, руку от лица. В зеркальном стекле шлема летчика он рассмотрел себя, и зарычал от злости и досады.

Луч сайбера скользнул по его щеке, обнажив мышцы, и сжег скуловую кость и выжег кожу на виске, повредив тройничный нерв, и один глаз у Вайенса тоже не открывался до конца. Сожженная кожа стянула, перекосила все лицо, и Вайенсу было больно даже дотронуться до неповрежденного места. Красивый когда-то, сегодня Вайенс был изуродован бесповоротно. Ожог пройдет, его быстро залечат его медики, но парализованное лицо не восстановить никогда.

— Вам нужно в госпиталь, генерал, — бесстрастно произнес летчик.

— Пожалуй, да, — постанывая, проскулил Вайенс. — Помогите мне!

Летчик прошел в его кабинет и вызвал медицинскую капсулу, пока второй помог Вайенсу добраться до его стола.

Вайенс, ощущая себя совершенно разбитым, повалился в кресло и закрыл глаза. Покой, покой — вот что ему сейчас было нужно!

Что он себе позволил!

Попытка изнасилования!

И не абы кого, а высокопоставленного офицера Альянса!

И любовницы Дарта Вейдера.

И еще неизвестно, что хуже.

Вейдер просто свернет ему шею, если узнает.

А Альянс может закрыть в недрах Риггеля, вместе с такими же людьми, как покойный Вирс Длинные Пальцы, и с кем похуже.

Но не паниковать! Тихо!

Дарт Акс растворился в сознании Вайенса, но все же кое-чему у него Вайенс успел научиться.

Если сейчас, сию минуту, сюда ввалится Вейдер, Вайенс отдаст приказ напасть на него своим черным летчикам, и сам станет защищаться. Он дорого продаст свою жизнь! Защищаться нужно тогда, когда тебе угрожает реальная опасность, а не выдумывать себе несуществующие неприятности.

Это первое.

Второе.

Несмотря на то, что состояние Вайенса все ухудшалось, мозг его работал четко, ясно, как никогда.

О том, что он, Вайенс, достоин стать императором, он помнил и без крови с мидихлореанами. Но, разумеется, на этот лакомый кусочек зарились многие, и у многих шансов занять самое высокое положение в Галактике было намного больше, чем у Вайенса. Тот же Вейдер, чье вступление в Совет Альянса было временем нескольких дней, мог раздвинуть своими металлическими руками всех претендентов, когда его эскадрилья обстреляет и захватит Корусант. И противопоставить ему Вайенсу будет нечего. Маленький Риггель не устоит перед великим ситхом, если тот вздумает растереть его меж своих железных пальцев.

Остается одно — стать преемником императора и возглавить его войска.

Занять рядом с императором то самое место, которое когда-то занимал Вейдер, а потом столкнуть императора вниз с его трона.

Прибыла медицинская капсула, и Вайенса уложили внутрь, надев на него кислородную маску. Людям казалось, что он впал в бессознательное состояние, но это было далеко не так. Слыша возню над собой, вдыхая насыщенный кислородом до головокружения воздух, Вайенс сосредоточенно продолжал свои размышления.

Нельзя больше давать императору поводов для гнева. Нужно умерить свою ярость и желание убить Вейдера. В конце концов, цель, толкнувшая Вайенса на предательство, оказалась намного ничтожнее открывшихся перед ним перспектив и планов.

Даже Ева не стоила всей Галактики, а Галактика и императорская корона стоили того, чтобы позабыть о Еве и Вейдере… на время.

Все то, чему учил его император, нужно обратить против него самого.

Он учил его прятаться — Вайенс будет оставаться в тени столько, сколько это нужно.

Император учил его выжидать — Вайенс будет искать самый благоприятный момент.

Палпатин хотел, чтобы Вайенс напал внезапно — все так и будет.

Вспоминая свои мучения, свой страх и боль, Вайенс понимал, что не зря прошел через них. Чтобы что-то получить, от чего-то нужно отказаться. Как сказал Дарт Вейдер, ему пришлось отдать все, чтобы получить ответы на вопросы.

Вайенс тоже отдал все, включая себя самого, и получил ответ на вопрос. Один, но самый важный.

Он точно знал, что император не справится с Вейдером.

Значит, нужно направить сайбер Вейдера против императора, и помочь двоим ситхам встретиться, лишив заблаговременно императора возможности вернуться в новое клонированное тело, или куда-либо еще.

И когда императора не станет, кто в империи позволит себе отрицать власть его ученика.?!

А потом настанет очередь Евы и Вейдера…

Ева и Вейдер. Вейдер и Ева… кто из них любит другого истовей? Кого легче отвратить от другого? На кого легче воздействовать? Кто не выдержит, поддастся на игру Вайенса? Вайенс открыл глаза, когда медицинский дроид принялся штопать его поврежденное лицо, и врач воспринял это как признак боли.