Встреча была назначена на Риггеле-1, планете, которая, подобно Риггелю — 2, когда-то была тюремной, и на которой разработка полезных ископаемых была прекращена лет пятьдесят назад. На ней все еще можно было встретить поселения одиночек-старателей, выкапывающих остатки руд, почти крохи, оставшиеся после добычи промышленными машинами, и вокруг одного такого поселения на сотни миль могло никого не быть.

Вообще.

Об этом думал Вайенс, подлетая на своем шаттле к назначенному месту и рассматривая корабль императора. Если его захотят убить, то ему не поможет никто.

В том, что разъяренный поражением император захочет отомстить, и на ком-то выместить свою ярость, Вайенс не сомневался. От одной только мысли о том, какую ужасную, извращенную месть может выдумать озлобленный мозг императора, у Вайенса начинали трястись руки, но отказаться от визита к императору он не мог.

Впервые он почувствовал себя абсолютно беспомощным, не способным изменить ситуацию никакими силами. И его страшил не только и не столько гнев императора, как вот эта беспомощность, ощущение того, что его хотят превратить в ничто. В послушное орудие в чужих руках.

Император, как и в первый раз, встретил его лично.

Он больше не пытался придать себе вид беспечный и странный, как у простачка. Он наигрался.

Его постыдное поражение приводило его в бешенство, и Вайенс угадал намерения императора поквитаться очень точно.

— Я помню, — произнес император голосом жестким и звенящим, — что ты сожалел о том, что не можешь стать моим учеником? Я тоже очень сожалел об этом, — Палпатин сделал паузу, и у Вайенса сердце замерло от дурных предчувствий.

Палпатин очень хотел отомстить. Это чувствовал даже неспособный к Силе Вайенс.

— Не в наших силах исправить это, — осторожно произнес Вайенс, и император зло усмехнулся. Его улыбка больше напоминала оскал.

— Можно попробовать, — ответил император. — Я перелью тебе кровь человека, со способностью к Силе, кровь, богатую мидихлореанами.

Вайенс припомнил, что когда-то слышал об этих опытах, но не припоминал ни одного человека, сделавшегося джедаем таким образом.

— И все? — с недоверием произнес он. — Так просто?

— Просто? — переспросил Палпатин. — Если бы это было так просто, так делали бы все. Нет, мальчик мой, это очень непросто. Это длительная процедура. И весьма неприятная, — Палпатин мерзко хихикнул, и у Вайенса от ужаса волосы на затылке зашевелились. — Потребуется несколько переливаний. И тогда… может быть…

— Но где взять столько крови?! — еще на что-то надеясь, в отчаянии воскликнул Вайенс.

До него только дошел весь ужас его положения.

Он весь был во власти Палпатина, и тот мог сделать с ним все, что пожелает. Вайенс сам отдал себя в его руки, сам согласился сделаться его вещью… пожалуй, его положение было даже более отчаянным, чем в свое время у Дарта Вейдера. Тот мог тягаться с Палптином в силах, и, к тому же, он уничтожил весь мир, который мог отомстить ему за предательство.

Мир Вайенса же никуда не делся, и в любой момент предательство Вайенса могло вскрыться; и Палпатин мог расчленить Вайенса как угодно, по своему усмотрению. Он не питал привязанности к новому союзнику, и, разумеется, и не помышлял о том, чтобы воспитать из Вайенса нового владыку-ситха. Вайенсу была отведена роль ситха — убийцы, и это в том случае, если эксперимент удался бы.

— Ты, кажется забыл, что у меня теперь в распоряжении есть несколько тысяч моих тел, — сухо ответил Палпатин. О том, сколько из них, выпотрошенных и выжатых до суха, уже валяется в мусорных отсеках его корабля, Палпатин смолчал.

Вайенс помнил тот, первый раз, до мельчайших подробностей. Его привязали к столу за руки и на ноги, зафиксировали тело. Его била крупная дрожь, но он старался сохранить лицо и не завопить от ужаса, когда увидел, как медицинские дроиды вводили его вены катетеры, ведущие к контейнерам с кровью.

Кровь императора обожгла его руки и ноги изнутри, словно огонь. Ему казалось, что мясо пластами отходит от костей, и он испустил вопль такой дикий и жуткий, что император, присутствующий при операции, улыбнулся, с удовольствием прислушиваясь к чудовищной муке в голосе Вайенса.

Это словно была не кровь, а толченое стекло, которым его тело заполнялось с каждой каплей. Боль, протекая в руки, в плечи наполняла собой каждую клетку его тела, и он кричал, кричал так, что сосуды лопались в глазах, кричал так, что рвались связки в горле, он вопил и дрыгался, словно его разложили на решетке и поджаривают на тлеющих углях, и дроиды, фиксируя катетеры в его венах, оставляли на его руках и ногах багровее кровоподтеки, а то и вовсе сорванные полосы кожи, когда невероятным усилием ему все же удавалось высвободить из их захватов свои конечности.

И так несколько часов. Несколько часов ужасной боли и крика, до хрипа, до невнятного шипения, до огня в глазах, разгорающихся желтым цветом ненависти….

Потом долго была звенящая тишина. Вайенс смотрел, но не видел ничего. Ничего не слышал. Ничего не чувствовал. Если бы он потом спросил у Палпатина, что с ним произошло такое, тот, наверное, ответил бы ему, что Вайенс почти умер.

Его организм проявил просто потрясающую невосприимчивость к мидихлореанам. Они отравили его, они почти убили его, и все же он остался жив.

— Отлично! Отлично! Первая процедура прошла успешно, — прокаркал Палпатин где-то. — Еще несколько, и, может быть…

Может быть!

Если все получится, Вайенс сможет получить шанс лично расправиться с Вейдером. Подкрасться к нему и убить. Обмануть. Поразить молнией -

Вайенс не сомневался, что Палпатин его научит многим премудростям.

Тогда можно будет поспорить и с Евой. Она не осмелится сказать ему «нет»…

Может быть!

А если нет?

Что, если все эти страдания пропадут зря?

Но не думать об этом, не думать!

Когда медицинские дроиды вернули Вайенсу возможность самому дышать, видеть, слышать, обработали его раны и освободили его руки, с операционного стола встал совсем другой человек.

Палпатин, глядя через стекло на человека, глядящего на него с ненавистью желтыми глазами, даже усмехнулся. Он не ожидал такого блестящего результата.

Вместе с Силой в Вайенса словно другой человек вселился.

Он ненавидел Палпатина, который заставил его страдать по своей прихоти, он готов был сию минуту разбить стекло в медицинском боксе, разделяющее их, и впиться императору в горло. Вместе с Силой в него будто влилась добрая толика храбрости. Ненависть и страстное желание убить были так сильны, что их невозможно было победить, скрыть, и даже опасения за свою жизнь не могли пересилить их.

И вместе с этими жгучим и желаниями пришло еще кое-что.

Ликование; ощущая неведомые ему доселе возможности, и вкрадчивое честолюбивое желание править.

А почему нет?

Неужто это все — ради одной только девки? Это смешно. Обладать такой Силой — Вайенс поднял руку и с изумлением разглядел ее, словно видел впервые, и захохотал, сверкая безумными желтыми глазами, — и потратить ее всего лишь на возню с девчонкой?!

Ну уж нет; Палпатин на свою голову затеял этот эксперимент. Вайенс с наслаждением вдохнул воздух, чувствуя, что его обновленное тело наливается жизнью с каждым вздохом. Ну уж не-ет… Если эксперимент удастся, Вайенс не станет довольствоваться жалкой ролью убийцы. Ты ответишь мне за все, Палпатин!

В ярости он сжал кулаки, и зарычал, понимая свое бессилие перед императором сейчас, и император подумал, а не поторопился ли он с определением роли для Вайенса.

Вероятно, из него получился б отличный владыка-ситх.

Однако, радость Палпатина и надежды Вайенса были преждевременными. Второе переливание, которое, впрочем, прошло легче первого, тоже не принесло нужного результата. Некоторое время после вливания Вайенс сохранял способности к Силе, но потом они таяли, таяли вместе с честолюбивыми надеждами планами обоих. Организм Вайенса отвергал мидихлореаны тем яростней, чем больше их просил вливать в себя отчаявшийся адепт Силы.