И где же можно найти брешь, когда можно подловить её?

Покрасневшими от усталости глазами Ирис пробегала колонки цифр, шепча себе под нос названия объектов, фабрик, комиссий, и никак не могла понять, а отдыхает ли Ева вообще?

Центрифуга звякнула, сигнализируя, что и третья порция сыворотки готова, и Ирис, закусив сигарету, поднялась с места, потягиваясь и потирая уставшую поясницу.

Ну, должна же эта Ева хоть на минуту останавливаться! Человек не может круглосуточно скакать и прыгать по колдобинам Риггеля.

За окном небо над Риггелем начинало светлеть, становясь из бархатно-черного грязно-серым. Длинная зимняя ночь сменялась рассветом; Ирис, вливая сыворотку в капельницу клона, вдруг ощутила, как ужасно болит истерзанное тело, как дрожат ноги и руки и как раскалывается голова. Она сравнила себя с солдатом на поле боя, словившем пулю. Покуда рана горяча, раненый ещё бежит, не чувствуя боли. Но вот проходит эйфория, вызванная выбросом адреналина, и завод кончается, наваливается усталость, боль и смерть.

И ноги раненого заплетаются, подгибаются, и он падает, потому что тело перестает его слушаться.

Её запал, похоже, кончился. Всего час назад она готова была бежать, шпионить, искать, а сейчас… она больше всего хотела заползти в тёмный угол и умереть. Хотя бы поспать, да, но лучше умереть.

— Держись, — велела Ирис себе. — Ещё немного.

Вайенс, довольный собой, наверняка ещё спит, но скоро проснется. Разумеется, он тотчас выпустит свои паучьи лапки и поинтересуется, а где же Ирис и чем занята. Вот в тот момент она должна спать. Но пока у неё ещё есть время, и она должна его использовать с пользой.

Любое дело должно быть сделано точно, аккуратно и наверняка. Не должно быть осечек, ошибок и неожиданностей. Все нужно предусмотреть, продумать, направить в нужное русло.

И когда на кону стоит твоя собственная жизнь, нельзя доверять это самое дело другим людям, которые не желают тебе ничего хорошего…

27. Клин. Дарт София. Становление

У Ирис не было ничего — ни оружия, ни документов, ни права доступа в космопорт. Вздумай она угнать шаттл, к примеру — и охрана расстреляла бы её еще на подступе к взлетным площадкам.

Единственное, что Вайенс оставил ей — так это бэйдж со штрих-кодом, такой же, как и у любого члена низшего обслуживающего персонала. Доступ к объектам очень ограниченный, да и то лишь при наличии офицера, например, Вайенса, который мог бы подтвердить, что он несет ответственность за её нахождение на объекте. Своеобразные кандалы в этом тюремном государстве…

Единственное, чем отличался бэйдж Ирис от документов грузчиков, так это тем, что он давал доступ ко всей научной базе данных, если его номер внести в компьютер вручную.

Получался высший уровень доступа, как у самого генерала.

Ирис не знала пока, как ей поможет научный доступ, но была уверена наверняка — попробовать так сыграть нужно обязательно. Иного ключа к спасению, чем жалкий кусок пластика со штрих-кодом, не было.

Клону, оставленному на столе, она выставила в капельнице частоту капель примерно раз в полчаса. Так он точно сможет поддерживать чувствительность к Силе. Выпустив дроидов, Ирис велела им как следует прибраться в лаборатории, вывести устойчивый запах табака и дыма, чтобы никому и в голову не пришло, что ночью тут кто-то был и работал.

Синтезированную сыворотку она припрятала, обе пробирки. Сначала колебалась, размышляя, а не взять ли одну из них с собой, и даже разыскала было шприц, но потом отчего-то передумала.

Нет, к решительным действиям Ирис была пока не готова. Невидимая мощь, заключённая в прозрачной жидкости, пугала так же, как и возможные последствия. Она припомнила Вайенса: испуганного, задыхающегося от ужаса, когда он в самый первый раз лёг на операционный стол и позволил привязать свои руки — сильные, красивые кисти, тонкие пальцы, нервно сжимающиеся и разжимающиеся, словно старающиеся избавиться от пут… Он был красивым молодым мужчиной, обычным человеком, который мучительно жалел о своём импульсивном, необдуманном поступке, которому свойственен страх и которого было даже немного жаль перед тем, как он вкусил Силы в первый раз.

И во что он превратился?

Безжалостный ублюдок, беспощадный психопат-убийца и насильник. Сила выжгла в нём всё человеческое.

Нет уж. Такой доли для себя Ирис не желала.

Она всегда мечтала быть врачом, учёным, раскрывать тайны природы, и даже служа Империи, она хотела быть как можно дальше от войны и смерти.

А ситхи всегда лезут на рожон.

Если честно, то Ирис не понимала и этой странной тяги ситхов к власти и войне. Слова про страсть, ведущую их вперёд, пусть даже и по трупам, она воспринимала не более чем красивый девиз. Тем, у кого руки по локоть в крови, а душа черна как ночь, частенько свойственно романтизировать свою жизнь. Внутри всё выгорело, черно и мертво, как головёшка, а снаружи красивый фасад силы и романтики.

Нет, нет, только не сейчас!

Ирис отложила шприц и убрала пробирку.

Она не готова. Она слишком устала, чтобы сейчас, сию минуту решиться и выжать из своего организма хоть каплю сил, чтобы выдержать вдобавок и трансформацию.

Однако на небольшую прогулку по базе у неё силы были.

Натянув на голову кепку, она надвинула козырёк на глаза и придирчиво осмотрела свое отражение.

Серое, измученное лицо, кажется, даже постаревшее за эти сутки лет на десять, круги под красными от недосыпа и слёз глазами, бледные растрескавшиеся губы. Хороша, нечего сказать.

Но тем лучше. Не будет бросаться людям в глаза. Обычно многие обращали внимание на её красоту при встрече, теперь же такого точно не случится.

Закончив наводить порядок в лаборатории, Ирис в последний раз оглядела помещение — не выдаёт ли что-либо ее ночного присутствия? — и вышла, закрыв за собой дверь.

Рассвет занимался нехотя, на сером небе расцветали неопрятные розовые пятна снеговых туч, пахло влагой.

"Скоро весна", — подумала Ирис. Было довольно холодно, и она застегнула молнию на чересчур тонкой куртке до самого горла, чтобы хоть как-то сохранить тепло, растаскиваемое порывами ветра, и ускорила шаг. Она хотела поспеть к открытию смены у охраны космопорта.

План был прост и незамысловат и одновременно невозможно труден в создавшейся пикантной ситуации. Она хотела приблизиться к Еве хоть чуть-чуть, сблизиться до состояния знакомой, просто запомнившегося лица, пятна, выделяющегося из толпы, которое приветствуют обычно кивком головы, и нанести свой подлый удар внезапно — как для Евы, так и для Вайенса. Если генерал не подготовит предварительно почву для удара, ситуация может развернуться вовсе неожиданно, и кто знает, как она откликнется для самого господина интригана.

А для этого нужно было с Евой перекинуться хотя бы парой фраз. Да хоть на ногу ей наступить и извиниться.

Всю ночь она искала у Евы хоть минутку времени, не занятого работой, чтобы пересечься с ней в этом пресловутом кафе, но тщетно. То ли не было этого времени, то ли уставший мозг просто не смог отыскать этой бреши в Евином графике.

Значит, оставался один выход — пойти и посмотреть на Еву хотя бы издалека, когда она работает.

Зачем?

У Ирис даже не возникало этого вопроса.

Как человек, общающийся со многими людьми по долгу службы, она прекрасно знала, что нужно разговаривать с людьми на их собственном языке, чтобы тебя поняли.

Язык Ирис изобиловал бранными словами и казарменными шуточками, как однажды сказал Вайенс. Профессиональная деформация; врачи частенько становятся циниками, особенно если выполняют грязную работу для Империи. Для Палпатина люди — это огромная фабрика, поставляющая нескончаемый поток ресурсов. Масса без лиц, без особенностей, серая глина, послушный материал для формирования чего и кого угодно, а Ирис была одной из тех, кто придавал определенную форму этой массе, ту, которая требуется, без вопросов и сантиментов, без сожалений и не вдумываясь. Тут поневоле очерствеешь и научишься отпускать сальные шуточки, чтобы хоть как-то заглушить голос совести и страх.