Был мгновенно развернут экстренный лечебный блок, и активированы герметичные двери. Она помнила шипение, наполнявшее комнату — подавался кислород, много кислорода, и у нее закружилась голова от нескольких вдохов.
Великий ситх пришел сам, на своих ногах, шагая, как обычно, стремительно и широко, хотя вокруг него семенили обеспокоенные врачи в масках. От его черного, местами порванного плаща невыносимо воняло гарью, и белоснежный пол заметала неопрятная бахрома на обгоревших полах его длинного одеяния, оставляя на натертых до блеска плитах неряшливые полосы — черное с красным.
Пепел и кровь.
— Лорд Вейдер! — сквозь маску голос врача, подхватывающего ситха под руку, звучал глухо. — Скорее, скорее!
Что за ранение было у Вейдера, Ирис не поняла. Если бы не его дыхание — прерывистое, дребезжащее, — она бы подумала, что главнокомандующий и вовсе не пострадал, а явился просто проверить медицинский отсек, или дать распоряжения врачам относительно предстоящих пыток очередного пленного — да, Вейдер являлся сам, если ему нужны были некие препараты, чтобы развязать кому-либо язык.
Но на этот раз он пришел не за сывороткой правды.
Ее оттеснили, отодвинули в сторону, дроиды с инструментами и медикаментами ринулись к нему, словно белые солдатики, штурмующие высокую черную башню, и на пол полетел изодранный, иссесенный плащ Вейдера, откинутый чьей-то рукой в стерильной перчатке.
Под тяжестью тела ситха жалобно скрипнул массивный операционный стол, на мгновение Ирис увидела металлические пальцы Вейдера, вцепившиеся в край операционного стола — кажется, перчатка на его руке тоже была повреждена, разорвана, — и Вейдер улегся. В его изголовье ловко скользнул дроид, которому предстояло снять маску с Вейдера. Раздался характерный звук, высокий и свистящий, какой бывает обычно при разгеметизации, дроид осторожно снял черный шлем с ситха, и маска открылась, как шкатулка.
Тогда Ирис впервые увидела великого ситха.
Он не показался ей ни уродливым, ни красивым. Пожалуй, одного того, что под маской, которую ловко отстегнул дроид, было простое человеческое лицо, было достаточно, чтобы потрясти Ирис до глубины души.
Врачи суетились над ситхом, освобождая его тело от доспехов, а он просто лежал и смотрел в потолок, даже не мигая, и спокойствие его лица потрясло Ирис еще больше.
Вейдер не был без сознания; несомненно, он испытывал боль, но ни одного мускула не дрогнуло на его лице. И это было… нет, даже не терпеливостью. Вейдер словно существовал отдельно от своего тела, или был чем-то иным, чем-то большим, чем человек с его страданиями, с его болью.
Тело испортилось, поломалось, он принес его починить, и просто ждал, когда устранят поломку.
И пока врачи в авральном порядке осматривали его, тревожа его рану, он просто смотрел в потолок и думал о чем-то, и его светлые глаза наливались темнотой.
Странно, подумала Ирис, у Вейдера светлые глаза, как у простого человека. Не яростные ситхские, желтые с огненными зрачками, а выцветшие голубые. Или серые — Ирис не разглядела.
Судя по тому, как работали врачи, Вейдер был ранен серьезно. Он умирал — вот отчего у него темнели, тускнели глаза, — и врачи вспарывали его костюм, дроиды ломали, отключали его жизнеобеспечение, чтобы добраться до его раны, тем самым лишь усугубляя ситуацию, но иначе было просто невозможно ему помочь.
Странно; чтобы исцелиться, Вейдер подошел к самому краю и глянул вниз, в пропасть, откуда не возвращаются…
Аврал, паника, почти истерика, писк приборов, датчики, инструменты, окрашенные кровью белые перевязочные материалы — за дверями операционной стояли штурмовики с оружием, и кто знает, какой у них приказ, как отреагирует император на весть о смерти своего цепного пса…
И врачи тянули, тянули ситха обратно, вливая ему по капле ускользающую от него жизнь.
Постепенно глаза Вейдера светлели, темнота, пролившаяся в них, отступала. Он моргнул пару раз, и металлические пальцы, намертво ухватившиеся за край стола, разжались. Дроид опустил на лицо ситха маску с газовой смесью, насыщенной кислородом, покуда врачи штопали тело Вейдера.
Веки ситха дрогнули, он глубоко вдохнул и закрыл глаза. Ирис, оттесненная суетой, замерла у стены. Ей показалось, что ситх умер.
— Лорд Вейдер спит, — сказал кто-то. — Опасность миновала.
— Но он… он не умрет? — пролепетала она. Штурмовики, топчущиеся за дверью, пугали ее не мешьше, чем имперских хирургов.
— Он всегда умирает, каждую минуту, — ответил тот же нервный голос. — И живет так уже двадцать лет.
Ах, вот как.
Вместе с врачами ситх боролся за свою жизнь, и позволил себе отключиться только тогда, когда пропасть была отодвинута от него на шаг.
Вспоминая теперь ту давнюю ситуацию, Ирис недобро усмехнулась и лишь покачала головой.
Так Лорд Вейдер, который и дышать-то самостоятельно не мог, теперь может любить женщину… странно это, учитывая то, что раньше снимать его костюм было как минимум опасно. Теперь, значит, Сила дала ему такую возможность. Интересно, какими еще возможностями наградила его Темная Сторона?
С этими мыслями Ирис взялась за блестящую хромированную ручку и открыла двери в медицинский отсек, куда ситх доставил сына.
Она не сразу нашла нужный ей отсек — несмотря на то, что Альянс одержал победу при Биссе, госпиталь был полон раненых, и Ирис посетила четверых летчиков. Чтобы не вызывать ничьих подозрений, Ирис пришлось заглянуть в документы и даже принять участие в небольшой операции.
Привычная работа своей монотонностью и простотой успокоила Ирис совершенно, и в палату к Люку она вошла уже совершенно уверенно.
Люк спал; на миг Ирис поймала себя на мысли, что в чертах молодого человека проскальзывает что-то неуловимое, очень похожее на великого ситха, но она тут же отогнала эту мысль.
Нельзя проводить параллели, нельзя искать суровые черты Вейдера в этом молодом лице… говорят, джедаи и ситхи умеют читать мысли. Если Люк поймет, что Ирис пусть заочно, но знакома с его отцом…
У изголовья Люка нашлось все, что было необходимо Ирис — и для переливания крови, и для исследования. Мгновенно распотрошив пластиковый контейнер, Ирис вынула все необходимое для забора крови. Она ничуть не колебалась, вводя иглу в вену Люка. На случай, если он придет в себя, у нее были готовы даже слова приветствия, и она нежно улыбалась, представляя, как он откроет глаза и увидит склоненное над ним лицо женщины.
Как не вязалась эта ясная улыбка с сухими, точными мыслями, щелкающими в ее голове!
Кровь Люка, изогнувшись яркой трубкой, потекла в контайнер. Наверняка Люку, итак потерявшему досаточно крови, эта манипуляция была противопоказана, и даже оень вредна. Ирис, нетерпеливо щелкая по наполняющемуся контейнеру, словно это могло помочь наполнить его быстрее, то и дело поглядывала на бледное лицо молодого человека, которое буквально на глазах бледнело еще больше, и даже, казалось, подернулось мертвенной восковой уродливой желтизной. Нос Люка заострился, веки засветились, заблестели, словно смерть подсушила их, вытопив из тканей жир. Вместе с кровью из Люка словно выливалась жизнь, и Ирис не могла не видеть, что ее дейсвия приносят ему вред, что это очень опасно. Каким-то шестым чувством она поняла, что раненый джедай подошел очень близко к той черте, у которой так часто стоял Вейдер, и уже почти смотрит, заглядывает за край… Но она не прекратила операции; ее сухие тонкие пальцы впились в запястье руки Люка, нащупывая подушечками гаснущий пульс, слушая постепенно ослабевающие удары крови о стенки сосудов, и ее лицо стало неприятным, сосредоточенным и циничным.
Удар за ударом Люк слабел, и шаг за шагом приближася к смерти, и Ирис сидела и наблюдала, как он умирает. Ей привычна была эта картина, и она не испытывала ни сожаления, ни угрызений совести. Если бы Люк не был ей нужен, она бы выкачала его досуха и ушла, оставив остывшую оболочку. Но Вайенс хотел длительного эксперимента — да ей и самой это было интересно. Дроид-помощник, отвечающий за мониторинг состояния Люка, тревожно мигал красным глазком индикатора, и это раздражало Ирис. Она ухватила его датчики, присоединенные к коже Люка. И рванула, нет, скорее, отбросила их прочь, словно это была чья-то живая участливая рука, пытающаяся разбудить Люка, чтобы тот смог защититься.
