- Да вы, небось, умаялись с дороги то? - обратился он к послам, - Время терпит. А дело вельми как важное. Обдумать всё хорошенько надобно. Угостим вас пока, чем богаты, а позже мы вновь всё обмыслим. Георгий отведи послов в их шатёр, чтоб помыться могли, переменить платье дорожное и всё остальное. Готовьтесь к вечерней трапезе. Там всё и порешим.

Сказав это, князь без лишних слов поднялся из-за стола и скрылся за тяжёлым парчовым занавесом на спальной половине. Послам ничего не оставалось, как с поклоном, выйти из шатра и направиться вслед за Георгием. Для послов уже ставили несколько походных шатров на противоположной стороне лагеря. По дороге Путша догнал Горясера и, взяв его под руку, пошёл рядом.

- Ну, что скажешь, Горясер, - тихо, чтоб не услыхал Георгий, обратился он к тургуровскому боярину, - Удалось нам образумить княжича, чтоб не перечил он старшему брату? Аль взбрыкнёт молодец? Ты ведь у нас чернокнижник и зело горазд чужие души читать.

- Трудно сказывать доподлинно, - так же тихо отвечал тот, - Но сомненья в нём есть. Старшинство он чтит. Чую, тяжко ему будет решиться идти супротив вековых обычаев. Совестлив и нерешителен. Крови не хочет, а без неё власти не добыть. Слаб он.

Некоторое время шли молча, пыля сапогами по земляной тропинке. Путша ждал, чувствую, что Горясер ещё не всё сказал. Наконец мрачный боярин снова заговорил:

- Вот, разве что, Добрыня и другие воеводы уговорят княжича. Тогда он может послушать их и сделает, как те присоветуют. Одно худо для нашего господина Севолода, что войско да дружина княжеская за него стоят. С этим трудно будет поспорить.

- Так что же нам делать?

- Пока поснедать плотно, оно никогда не лишним будет, - улыбнулся Горясер, - Будем делать как велел князь - помоемся, переоденемся и на княжескую трапезу явимся. А там поглядим. Авось всё и уладится.

- Тебе легко глаголить праздное, - вздохнул Путша, - Не тебя ведь Севолод старшим в посольство определил. Не тебе и ответ держать. Вот с меня и спросит он коли успеха не добьёмся.

- Полно тебе раньше времени кручиниться, - дружески хлопнул его по плечу Горясер, - Ещё не вечер. Верь мне. Всё и образумится должным образом. Терпение – лучшая добродетель.

- Тоже мне – успокоил, - пробурчал недовольно Путша, - Что же нам теперь только на эту «добродетель» и уповать. Нет ли средства по надёжнее, чтобы княжича образумить?

- Есть! – ответил Горясер и глаза его как-то странно блеснули, - Говорю же тебе – ещё не вечер. Если слова не подействуют – силу применим!

- Силу!? – изумился боярин, - Шутишь!? Да, нешто есть у нас такая сила, чтоб целое войско пересилить?

- Такая сила есть! Будь спокоен. Всё будет по-нашему!

* ** * *

Часть 3.

Князь Бурислав молча сидел на своей походной кровати, обхватив голову руками. Мысли роились в его голове, словно сонм злобных духов. Как-то все разом навалилось на него. Поход, кончина любимого отца, завещание Великого Кагана, грядущая кровавая схватка за власть. Одна проблема следовала за другой, всё спуталось в один тугой клубок противоречий, требующих немедленного разрешения. Вот оно – тяжкое бремя власти. А власть – это право и обязанность принимать решения. Но как поступить, чтобы они не оказались ошибочными!?

Князь Бурислав был хорошо образован, любил законность и справедливость. Но никогда ещё раньше не приходилось ему принимать в своей жизни столь судьбоносных решений. Оттого и испытывал он в душе бурю эмоций и сомнений.

Ведь раньше легко ему было жить под твёрдой рукой властного отца, крепко державшего бразды правления во всем обширном государстве. Не перечить попросту Великому Кагану, да выполнять в точности его приказания – вот и вся нехитрая политика, которую вел доселе молодой бресславский князь в своём уделе. Выполнять чужие приказы было гораздо проще, чем принимать решения самому и нести за них ответственность. А Буриславу всегда не хватало решительности и твёрдости духа.

Многие склавинские земли, покорённые и объединённые Велимиром с помощью огня и меча, только и ждали момента ослабления Верховной власти, чтобы скинуть тяжёлую святоградскую зависимость и вернуть свои вольности.

Великому Кагану приходилось решительно подавлять то тут, то там вспыхивающие очаги недовольства и сопротивления. Многие народности до сих пор не желали признавать центральную власть, и новую веру в какого-то там Светлого Духа. Храмы и капища исконных Богов порушили, вековые обряды запретили, ведунов изгнали. Простым людям всё это было дико и не понятно, многие считали это великим святотатством, которое неминуемо принесёт гнев Богов и страшные беды.

В этих условиях трудно приходилось молодому благочестивому князю, почитавшего нового не знакомого Бога и уважавшего законность. От него все требовали быть, подобно отцу, грозным и жестоким правителем, чтобы держать в повиновении вчерашних идолопоклонников, чтивших лишь силу. Однако – это противоречило его существу. Он был не таков.

Бурислав всё это понимал. И от того, что именно его отец назначил своим преемником, назло старшим братьям и в обход вековых традиций, выбор его делался ещё сложнее. Чем поступиться? Отцовой волей или обычаями? Князь размышлял. Ясно было, что путь к святоградскому престолу, несмотря на отцовское завещание, лежал только через братоубийственную усобицу. Старшие братья добром никогда не смирятся. Грядёт война своих против своих же, которая принесёт разорение и ослабление всех земель перед лицом многочисленных врагов.

Итак - выбор стоял между личными амбициями и государственной стабильностью. Было над чем поразмыслить. Бурислав широко мыслил и понимал всю опасность и бессмысленность междоусобной вражды. Размышления князя были внезапно прерваны. Парчовый занавес слегка приоткрылся и в спальню юркнул проворный Георгий.

- Княже, дозволь войти к тебе воеводе Добрыни со товарищами. Слово хотят тебе молвить, - прервал стольник размышления Бориса.

- Пусть войдут.

Георгий тотчас удалился, а вместо него в спальню буквально ворвался седовласый воевода. За его спиной топтались в нерешительности ещё несколько старших воевод. Тяжело опустившись на одно колено, Добрыня страстно и тихо заговорил:

- Прости Великий Каган, что отвлекаю тебя от дум твоих, но дерзну совет тебе дать. Нет мочи молчать. Мы к тебе пришли всем миром.

- Да что ты, друже. Пошто величаешь меня Великим Каганом, - улыбнулся Бурислав, - Ни к чему это.

- Так оно и есть, государь! – воскликнул старый воевода, - Ты наследник и преемник господина нашего Велимира Судиславовича, им же лично наречённый. Такова было его последняя воля. А его воля для всех нас - закон. Вели нам идти на стольный град. Войско за тебя. Ждём только твоего приказа. Добудем тебе святоградский стол отца твоего, как он того хотел.

- Да я только по отцовой грамоте так наречён. Бояре же, да люд столичный пока сие не приняли.

- Да что нам люд столичный, аль бояре-крамольники! – воскликнул Добрыня, - Кто их спросит? Для нас токмо одна воля Великого Кагана и указ, ничего боле. Как он повелел, так и свершиться должно. Завсегда сие делалось. Вели трубить поход.

- А как же брат мой Севолод? Он ведь во истину первый по старшинству, да и Святослав с Ратимиром тоже мне старшие братья, не говоря уж о Ярриле! Вона сколь много голов надобно перескочить. Мыслимо ли сие?

- Да что нам твои братья, коли сам Великий Каган свою волю возвестил! Уважать им должно родительский наказ. Ведь это ты, а не они, назначен отцом быть вслед ему нашим повелителем. То всем доподлинно известно. На то и грамота есть! Так и быть по сему.

Молодой князь молча в сомнениях покачал головой.

- Не сомневайся, государь, - продолжал с жаром настаивать воевода, - А что много голов поперёд тебя встали, так их не перескакивать надобно, чай ты не кобыла, а склонять до земного поклона. А кои головы не склонятся перед волей Великого Кагана - так их отсекать напрочь! Вот и вся недолга. Решайся князь. Твоё право настало.