Тот мужчина с холодным взглядом, на которого я наткнулась у Власова дома, это и был его отец? Может, и брат, конечно, уж очень молодой на вид, скорее лет тридцать-тридцать пять, но он мог что-то сделать со своей внешностью, а взгляд у него был на редкость тяжелый и взрослый.

После физкультуры ко мне ненадолго подошел Макар:

— Буду ждать тебя в главном холле.

Хорошо. Поговорим по-нормальному, прямолинейно и без истерик.

Надеюсь, у меня это получится.

Макар

Спустившись по лестнице, оглянулся по сторонам ‒ я немного задержался, Ева уже могла прийти на место встречи. Да, она была здесь ‒ белые чулки чуть не доходят до края форменной юбки, светло-русые волосы расчесаны, но никак не уложены после физкультуры. Чуть сгорбилась, теребит какое-то колечко на пальце. Я подавил вздох.

Хотелось бы мне извиниться, по-настоящему извиниться за ту боль, что я ненароком причинил ей, но, что-то внутри меня сопротивляется этому. Ведь проблема изначально была не во мне. Может, я и перегнул палку пару раз, но эту войну развязала Ева. Чего еще она ожидала, после того, как на глазах у всей школы сказала мне отвалить от нее и ушла под ручку с Александровым после той драки?

Она буквально вынудила меня дать ей сдачи, но стоило мне что-то ей сделать, как я мгновенно превратился в чудовище в ее глазах. И вот теперь я извиняюсь, как могу, бегаю за ней, как ни за одной другой девчонкой, но все без толку. Хочется встряхнуть ее хорошенько, чтобы она прекратила мучить меня!

Кажется такой мягкой со стороны, застенчивой, скромной. Чистая видимость. Под этой милой ангельской внешностью скрывается язвительная бестия, которая не устает поливать меня ядом, скапливающимся у нее на языке.

Любая мечтала бы оказаться на ее месте! Они все меня хотят, в том числе и сама Ева. Это написано у нее на лице. Ей никого не удалось бы обмануть своим неумелым блефом, как бы она ни пыталась строить из себя недотрогу.

Девушка подняла голову, увидела меня, и выражение ее лица мгновенно изменилось, большие темно-карие глаза наполнились холодом, ненавистью. Ненавидит меня… Мне снова захотелось ее встряхнуть, чтобы из ее головы исчезло это нагромождение проблем.

Сев рядом с ней на скамейку, я какое-то время раздумывал о том, что собирался ей сказать. Снова подавил вздох.

— Ева, ты построила в своей голове целый город из обид, в которых не так просто разобраться. Я не хотел причинить тебе боль, не хотел обидеть или разозлить тебя. Что мне сказать или сделать, чтобы ты начала нормально ко мне относиться?

Разве я о многом прошу? Просто чтобы она прекратила оскорблять меня, перестала относиться ко мне, как к врагу. Целый месяц молчала, и как еще сама не устала от этих обид?

Мое терпение подошло к концу. Достижение цели и так потребовало от меня проявления невероятной сдержанности. Эта якобы скромница, девчонка, которая в первые же дни нашего знакомства позволила раздеть ее, стонала и извивалась в моих руках, зажгла мою кровь так, как это не удавалось еще ни одной до нее, включила полный тотальный игнор, посылала меня раз за разом, избегала и не гнушалась запрещенных приемов!

Все это время мы с Евой сидели за соседними партами, разделенными узким проемом, только потому я и сумел так хорошо узнать ее. С Александровым она была неизменно приветливой, милой и веселой, шутила, смеялась этим нежным переливчатым смехом, рассказывала ему интересные истории, заставляя меня сгорать от невыносимой ревности. Со мной же мгновенно превращалась в злобную фурию. Кто бы знал, как я устал от этого!..

Она устроила мне настоящий ад… Хотя, наверное, скорее чистилище. Очень близко от рая, но так далеко ‒ добраться до него у меня не выходит, что бы я ни делал.

Встретившись с ней взглядом, я сразу понял, что мои слова не возымели никакого эффекта. Холодный, жесткий взгляд больших карих глаз ‒ казалось, она убила бы им меня, если бы могла.

— То есть, когда сегодня ты рассказывал моему парню, так что тебя весь класс слышать мог, как я кричу во время секса, ты не хотел меня обидеть? Ну, так это совсем другое дело.

Я приоткрыл, было, рот, чтобы начать с ней спорить. Может, я и хотел уязвить их обоих, но то, как после этого она залилась слезами… Я увидел ее боль и пожалел о своих словах, но так же почувствовал злость. Над чем тут рыдать, Господи?

И вовсе весь класс меня не слышал ‒ только Стас, и уже он, в свою очередь, рассказал об этом остальным. Не мог не рассказать, они все делали ставки на то, как быстро я достигну цели. В нашей школе это обычное дело ‒ лишние деньги жгут карман, а так можно немного развеять скуку. Ставить могут на что угодно ‒ кто с кем спит, кто с кем будет встречаться, кто какую получит оценку. Стас передал новость всем заинтересованным лицам до того, как мне удалось его остановить. И я даже не подтвердил его слова!

— Ты в очередной раз плюнул мне в душу, Власов. В очередной раз доказал, что ты недостоин моего доверия. Я даже не беру в расчет, что ты назвал меня шлюхой сегодня утром (в сердцах, должно быть), но это был мой первый раз, а на следующий день ты рассказал об этом всей школе, и спасибо тебе огромное за это унижение. Что тебе сказать или сделать, чтобы я начала нормально к тебе относиться? Да ничего. Ты ведь в курсе, что весь класс ставил деньги на то, сможешь ли ты затащить меня в постель? И сколько ты на этом заработал? Можешь не отвечать, мне все равно, — махнула рукой Ева, отметая любые мои возражения. — Никому, кроме тебя мне не приходится на пальцах объяснять, что я чувствую и почему. Все видят, что ты подонок, от которого я должна держаться как можно дальше. Ты эгоист. Ты неспособен понять, что я чувствую, или же тебе плевать. Ты не заслуживаешь моего доверия, — она смотрела на меня, и ее правдивые слова впивались в мою душу осколками стекла. — Ты поступаешь низко и подло, даже не задумываясь об этом. Не знаю уж, значу я что-то для тебя, или ты просто поставил целью разрушить мои отношения, но Витя простил меня, он заботится обо мне и без слов понимает. Мне с ним хорошо. А потому, Макар, — девушка прикрыла глаза на мгновение, — если я что-то значу для тебя, или же если я не значу для тебя ничего… пожалуйста, оставь меня в покое.

Мне хотелось заставить ее прислушаться к моим доводам, заставить откинуть все эти надуманные проблемы или просто силой прижать ее к себе, поцеловать, ведь всякий раз, как мы были вместе, она становилась податливой и сладкой до бесконечности… но я понимал, что она была права.

«Ты не заслуживаешь моего доверия».

Ева не знает и половины. Она ничего не знает обо мне. А если узнает… с каким омерзением она тогда посмотрит на меня, на то, что я из себя представляю?

Девушка поднялась со своего места, взглянула на меня сверху вниз, и в ее глазах мне снова почудились слезы. Остановить ее, заставить выслушать меня, извиниться? Она уходила, а я смотрел ей вслед, на эти длинные светлые волосы, на эти ножки в белых чулках. Я ненавидел ее за ту правду, которую она так жестоко и бездумно вылила на меня, ни на секунду не задумавшись, как глубоко могут ранить ее слова.

Беги от меня Ева, не беги. Тебе все равно, что ты делаешь со мной ‒ должен ли я оберегать тебя от самого себя?

Оставить тебя в покое? Да не дождешься, ангел мой.

Ева

Придя в столовую, я встала в очередь за едой, но больше всего в этот момент мне хотелось заползти под одеяло и хорошенько выплакаться. Гребаный Макар Власов… Он снова делает это со мной ‒ притворяется приличным человеком, проникает в самое сердце и заставляет вырывать себя оттуда с кровью и кусками плоти.

«Я не хотел причинить тебе боль, не хотел обидеть или разозлить тебя. Что мне сказать или сделать, чтобы ты начала нормально ко мне относиться?», и вот я уже размышляю над его словами, готова поверить ему несмотря ни на что. Но если он не хочет делать мне больно ‒ так пусть не делает. Хочет, чтобы я доверяла ему ‒ пусть заслужит мое доверие. Но он каждое мгновение делает что-то ужасное, непростительное. Что-то такое, отчего дальнейшее общение становится совершенно невозможным…