«Да, разрыв ‒ это всегда тяжело, потерпи немного, время лечит! У тебя все будет хорошо рано или поздно, вот увидишь», пыталась подбодрить меня добрая сочувствующая Милана. Но я этого совсем не чувствовала.

Мила тогда сказала мне, что ее депрессия прошла за несколько чудовищно болезненных недель. А сколько полагалось мучиться героиням книг, фильмов и сериалов, которые мне случалось читать или смотреть? Ну, тут сроки назывались различные, в зависимости от задумки автора. Несколько недель, месяцев, год, долгие годы. Всю жизнь.

Персонажи переживают боль потери, демонстрируя мудрость, умение смириться с неизбежным, или, наоборот, не могут пережить, давая читателям или зрителям возможность восхититься силой бессмертной не проходящей любви. Умирают друг за друга, бросаются с обрыва, принимают яд. Остаются верными всю жизнь своим ветреным, равнодушным «половинкам». Или продолжают жить и даже влюбляться, храня, тем не менее, в своем сердце тот самый образ, идеальный и родной.

Я верю в любовь, правда, не так уж я и цинична. Это прекрасное чувство ‒ самое ценное, что есть у человека, лучшее, что существует на земле. Я понимаю это нежелание отрекаться от любви, какой бы мучительной она ни была.

Но с меня достаточно мучений!..

— Не знаю, долго ли я еще это выдержу, — как-то сказала я Вите, качая головой.

Друг, как мог, пытался поддержать меня, но возможностей для этого у него было немного. В его взгляде, обращенном на меня, всегда были доброта и мягкое, ненавязчивое сочувствие, а в том, который он бросал на Власова ‒ какая-то глубинная, серьезная, кристально чистая, холодная злость.

Сам Макар старался не смотреть на меня, точно так же, как и я на него… и тем не менее, не раз мне случалось ловить на себе его взгляд, в котором что-то читалось. Я не могла не задаваться вопросом, что именно он думает о моем состоянии, и приходила к выводу, что ему просто меня жаль.

Не совсем эгоист, я и раньше это знала.

В понедельник утром, в мини-годовщину нашего расставания, я почувствовала себя немного иначе. Дышать все еще было тяжело, камень так и лежал на моем сердце, печаль никуда не исчезла, любовь по-прежнему была здесь… И все же я поняла, что во мне, наконец, начали проклевываться какие-то новые силы. Выглянув в окно, я увидела, что мой двор запорошило первым снегом, легким, пушистым и чистым, словно ангельское перышко.

Хоть я и не доверяла до конца этому чувству, которое в любое время могло сойти на нет, мне захотелось как-то отпраздновать его появление. Приняв донельзя бодрящий контрастный душ, позавтракав, накрасившись и по-нормальному причесавшись, наконец, я накинула сверху на школьную форму свою симпатичную норковую шубку, радующую взгляд по-настоящему роскошным лиловато-серебристым мехом.

Доехав до школы и придя в класс, я села за парту и начала готовиться к уроку, вместо того, чтобы уставиться невидящим взглядом в окно или в стену, как обычно.

— Хорошо выглядишь, — Витя радостно улыбнулся мне, увидев, наконец, улучшение в моем состоянии.

Я улыбнулась ему в ответ.

— Не хочу сглазить, но и чувствую себя не так уж плохо.

Все так же опасаясь, как бы это новое состояние вдруг не улетучилось, я завела со своим другом легкий веселый разговор ни о чем. Мой голос звучал преувеличенно бодро, глаза сверкали каким-то почти маниакальным блеском, и все же это был прогресс, который не мог не радовать нас обоих.

Краем глаза я заметила Макара, как раз в этот момент входившего в помещение. На несколько мгновений он застыл в дверях, мне показалось, что его взгляд задержался на нас с Витей. Мое сердце в очередной раз мучительно сжалось, я ощутила, как мной снова завладевает знакомая меланхолия. И все-таки мне не удалось удержаться от ответного взгляда. Власов, и правда, смотрел прямо на меня, его глаза были расширены, в них было видно напряжение, какая-то невысказанная мысль.

Я отвернулась от него, подавив тревожное, горько-сладкое подспудное желание, чтобы он заговорил со мной, хотя бы еще один раз. Мне по-прежнему безумно его не хватало, я ничего не могла сделать с этим.

Пару раз за этот день я снова ловила на себе его взгляд, в котором напряженное ожидание смешивалось с волнением и чем-то еще. Он будто пытался что-то сказать мне без слов, но не мог, и эти слова накапливались в его душе, им становилось в ней все теснее.

Во мне снова всколыхнулись мои прежние страхи в сочетании с привычной надеждой ‒ вот Макар осознает, что сделал чудовищную ошибку, умоляет простить его, говорит, что исправится в будущем. Живот кольнуло знакомой смесью нежности и тревоги.

Но скорее всего он просто увидел меня красивой и веселой, приятно проводящей время с его соперником, и снова начал ревновать. Еще раз поверить ему могла бы только сумасшедшая мазохистка, не имеющая ни силы воли, ни гордости, ни мозгов в голове.

И все это точно не про меня.

В конце школьного дня, задержавшись после физкультуры одной из последних в женской раздевалке, я снова накрасилась и тщательно уложила волосы. Ухоженность стала для меня символом присутствия духа. На целую неделю этот парень полностью лишил меня моральных сил, желания жить и бороться с судьбой.

«Не будет этого больше!», пообещала я себе.

Но на выходе из раздевалки я увидела его… и мое сердце замерло. Он стоял, облокотившись о стену. Он смотрел на меня. Нет, нет, нет!

Сделав вид, что не заметила Макара, я попыталась пройти мимо него, но парень загородил мне дорогу в этом узком коридоре.

— Ева, постой.

Я остановилась, но так и не подняла на него головы. Мои руки сами собой сжались в кулаки до боли в костяшках пальцев.

— Дай мне пройти, — бросила, даже не пытаясь быть вежливой.

— Ева, пожалуйста, выслушай меня.

Медленно выдохнув воздух из легких, я закрыла глаза, чтобы не видеть его, и попыталась не дать воли своему гневу, страху, ненависти… желанию, надежде, любви!

— У тебя одна минута.

— Ева… я не хотел причинить тебе боль.

Снова эти слова.

Даже если они правдивы, он просто не имеет права говорить мне их. Против воли я посмотрела прямо на него, пораженно приоткрыв рот.

Заставил полюбить себя. Играл с моими чувствами. Изменил мне!

— Макар, ты хоть представляешь… как нелепо это звучит? — я задышала чаще, перед моими глазами все потемнело. — Это и раньше звучало нелепо, а теперь… Не хотел причинить мне боль?

Запнувшись на мгновение, хотела промолчать, но из меня уже шел поток слов, которые я не могла держать в себе:

— Никто и никогда… никто и никогда не причинял мне такой боли, как ты!..

В этот момент мне стало плохо, перед глазами зависла чернота, мне показалось, что на мою голову надели темный душный мешок. Попыталась нащупать стену рукой, и тут поняла, что меня снова коснулись его руки.

— Не трогай меня, дай пройти, — прошептала я.

— Ева, подожди минуту.

Наконец, я сумела различить очертания коридора, смогла рассмотреть тонкие, чересчур красивые черты парня, нависшего надо мной.

— Только выслушай, — негромко сказал он, приблизившись к моему лицу, — мне жаль, Ева, очень жаль. Я не хотел… веришь или нет, но если бы я знал, как все обернется…

Он продолжал так же нежно сжимать мои плечи, наклоняться надо мной, и я снова закрыла глаза. Разве я могла позволить себе смотреть на него?

— Я никогда тебе не изменял, это была глупая, нелепая, идиотская ложь. И как только я произнес те слова, сразу же пожалел о них.

— Я тебе не верю, — поспорила я с безумной надеждой, ярким пламенем разгоревшейся в моем сердце.

— Меня в субботу вообще не было в том клубе. Да и как ты себе это представляешь? Мы весь тот день в постели провели, думаешь, у меня могли остаться силы на кого-то еще?

— Мне плевать, на кого у тебя могли остаться силы! Ты или тогда солгал, или лжешь сейчас! Мы расстались, вот и все, что я должна знать!..