— Он и так это сделает! Мила, я не могу, по-моему… у меня такое ощущение… что я люблю его, — я сказала слова, которые жгли меня изнутри все эти дни.

Перед моими глазами стояла картина исполосованного кровоподтеками тела Макара, его лица в тот момент, когда он увидел меня связанной. Он поступил ради меня смело и самоотверженно, я будто смогла разглядеть что-то в его душе, и мое сердце перевернулось.

Люблю его… Люблю человека, которого еще вчера ненавидела, которому все еще не могу доверять!..

— Конечно, любишь, — Милана вздохнула, — все к этому и шло. Просто я боюсь за тебя! Он не тот парень.

«Он лжец. Ева, он не тот парень!», когда-то сказал мне Витя, и тогда я с ним согласилась на тысячу процентов, но теперь…

— Макар лучше, чем ты думаешь, я многого тебе не рассказывала.

— Он хороший, он не такой? Прости, Ева, но это клише. Так говорят все юные дурехи, влюбленные в плохих парней, — покачала головой подруга.

Я невесело рассмеялась:

— Наверное, потому что во всех плохих парнях есть что-то хорошее. Вопрос в том, надолго ли хватит этого хорошего и не иссякнет ли оно вместе с интересом к несчастной дурехе. Ты права, — вздохнув, я провела руками по лицу, — Макар творит со мной, что хочет, и я понятия не имею, что будет дальше. Но без него мне плохо, а с ним так хорошо, что я и описать это не могу! Когда он целует меня… я будто в раю оказываюсь! Он бывает таким обаятельным, ты бы знала, — я улыбнулась, — бывает грубым, но это потому, что у него семейство сумасшедшее. Познакомилась я тут с его отцом и братьями, ну и семья, кто угодно среди них таким бы вырос, это вина его окружения!

— Ты видишь то, что хочешь видеть, и ищешь ему оправдания. Но что я могу тебе сказать? «Не лети к солнцу, опалишь крылья»? Но ты все равно полетишь. Что ж, Ева, делай, как велит тебе сердце. Но я так радовалась, что вы с Витей нашли друг друга, а теперь ваши отношения пошли коту под хвост из-за такого, как Власов. Может, подождешь немного, не будешь с ним расставаться, пока не уверена в чувствах того, другого?

— Попробовать усидеть на двух стульях? Как-то это низко.

Милана фыркнула:

— Это реальная жизнь, а не романтическая пьеса. Думаешь, Витя хочет, чтобы ты ушла от него, не разобравшись толком в своих чувствах? Да и зачем тебе расставаться с прекрасным парнем, если ваши отношения с Власовым долго не продлятся? Что если он тебя саму бросит через месяц?

— Не трави мне душу!.. Как будто я сама не думаю об этом постоянно, ежеминутно! Не смогу я встречаться с ними обоими, Витя поставил мне ультиматум: либо он, либо я. Он буквально запретил мне общаться с Макаром! Сказал сделать выбор, и я сделала.

— Сделала явно не тот, на который он рассчитывал, — снова вздохнула подруга.

Мы с Миланой обсуждали все это до тех пор, пока из коридора не послышался звук закрывшейся входной двери, возвещающий о приходе моей мамы. Попрощавшись с подругой и поблагодарив ее за поддержку, я закрыла ноутбук и отправилась ее встречать.

— Привет! — улыбнулась она, подставляя щеку для поцелуя и передавая мне в руки большую плоскую коробку. — Хачапури по-мегрельски.

— Прекрасно, — я тоже улыбнулась, но немного через силу.

— Как в школе дела?

— Неплохо, так же, как обычно.

— А с Витей что? Помирились?

— Да уж, помирились, снова поссорились и еще раз помирились. Мама, я не думаю, что у нас это надолго, — выдавила я из себя.

— Ева, ты что такое говоришь? — она так и застыла с вешалкой для пальто в руках. — Витя отличный парень!

— Я не люблю его, он просто мой друг.

— Рано еще о любви говорить, сколько вы встречаетесь, месяц?

— Типа того. По-моему, я приняла симпатию за влюбленность, и, наверное, он сделал то же самое. Не надо было нам начинать встречаться. Были друзьями и оставались бы друзьями, а теперь я уже и не знаю.

— Это тебе вот так вдруг в голову пришло? Ты же говорила, что он тебе нравится!

— Нравится.

Я вспомнила ту эйфорию первых дней наших отношений. На что это было похоже? Я думала, что влюблена, но мне просто нравилось проводить с ним время, я приходила в восторг от мысли, что больше не одна в этом холодном мире, полном злых и жестоких людей. Наверное, это чувство могло бы перерасти когда-нибудь в настоящую любовь. Если бы не Макар, я была бы счастлива с Витей, но теперь я знаю, что такое настоящая влюбленность, и просто не могу врать самой себе! Да и времени у нас не осталось.

— Ева, это просто такой период. Подожди, вот увидишь, все наладится.

Мама ушла в свою комнату переодеваться, а я понесла хачапури на кухню. Расставив тарелки, бокалы и столовые приборы, села ждать ее возвращения. Вообще-то мне нужно было поговорить с ней не о моих не сложившихся отношениях, а кое-о-чем другом.

— Мама, — проговорила я, когда она села за стол и положила себе первый кусочек сырной лепешки, — а кто мой настоящий отец?

Она подняла голову в недоумении и беспокойстве:

— Откуда вдруг такие вопросы?

— У вас с папой глаза голубые, а у меня карие. Это невозможно с точки зрения генетики.

— И ты только сейчас это поняла?

— Да нет, сейчас решила спросить.

Мама вздохнула:

— Не хотела я говорить об этом, но, возможно, этот разговор давно назрел, — она сделала небольшую паузу и еще раз вздохнула. — Мы с твоим папой взяли тебя из приюта в Ленинградской области, когда тебе был один годик. Прости, что мы не говорили об этом раньше, но родитель ‒ это тот, кто воспитал ребенка, а не тот, кто произвел его на свет.

У меня приоткрылся рот от шока и изумления ‒ почему-то такого поворота я никак не ожидала.

— Но кто мои биологические родители?..

— Я не знаю, да это и неважно. Ева, я просто не хотела, чтобы ты думала об этом, потому и не говорила. Неважно, кто твои родители, ведь именно я тебя растила и любила все это время.

Во мне поднялась волна странных сбивающих с толку чувств, я одновременно припомнила маме все обиды, скопившиеся во мне за это время, почувствовала вину за все неприятности, которые доставила ей, ощутила себя неполноценной, будто все те многочисленные проблемы и недостатки моей личности ‒ это генетическая ошибка, наследство людей, отказавшихся от меня. И одновременно в мой разум занозой вонзился вопрос, «Кем были мои настоящие родители, от кого я унаследовала свою ангельскую сущность?».

— Да, лучше бы я не спрашивала об этом, — пробормотала я негромко.

— Тебе может быть сейчас тяжело, но пойми ‒ этот факт ничего не меняет, — словно бы даже рассердилась мама.

— А почему вы решили взять ребенка из приюта?

— Потому что я бесплодна, — произнесла она после небольшой паузы, — но мне всегда хотелось иметь детей, двоих или троих, а может, и больше, но жизнь распорядилась по-другому. Ты всегда была такой милой, белокурой; я полюбила тебя с первого взгляда. Нам повезло, что мы есть друг у друга, и я запрещаю тебе переживать по этому поводу! — сказала она с внезапной болью в голосе.

Тут из моих глаз брызнули слезы. Я встала со своего места, мама тоже поднялась и мы сжали друг друга в объятиях. Она тоже заплакала.

Как бы мне ни хотелось забыть о том, что я узнала, у меня это не получалось, да и не получится, наверное. Чего-то открывшийся факт изменить не сможет (мама ‒ это моя мама), но с чем-то мне придется теперь жить, с этим только возросшим ощущением оторванности от мира и остальных людей, с новым одиночеством и новой неуверенностью в себе.

Все в моей жизни перевернулось вверх тормашками ‒ я оказалась не дочерью своей матери и даже не человеком вовсе и из-за этого подвергалась опасности со стороны этих Высших. Я полюбила парня, которого еще вчера ненавидела, и скоро должна была причинить боль своему другу, могла навсегда потерять его после этого. Я не знала, смогу ли снова обрести внутреннее равновесие и ощущение незыблемости окружающего мира.

Почва под моими ногами исчезла, превратившись в зыбучий песок, и я не знала, что мне сделать, чтобы снова почувствовать ее успокаивающую твердь.